– Стар я уже для девиц, – пробормотал князь Василий, потирая свою седую голову.
– Еще не стар, брат! – усмехнулся князь Дмитрий. – А если и стар, так что же с того? У меня есть такие славные девицы, что поднимут даже покойника! Неужели ты не помнишь?
– Помню! – весело поднял голову карачевский князь. – На всем белом свете нет лучше женок, чем ваши брянские красавицы! Я с радостью пойду с тобой в баню!
ГЛАВА 21
МОСКОВСКИЕ ДЕЛА
Великий владимирский и московский князь Иван был доволен. Все у него получалось в этот год! Наконец-то ему удалось добиться милости от ордынского хана, который, задобренный богатыми дарами, лестью и умелой «видимостью правды», стал всецело доверять хитрому русскому князю. С помощью своих «верных людей», затесавшихся в ближайшее окружение не только соседних русских князей, но даже великого литовского князя Гедимина, Иван Даниилович добывал такие ценные сведения, что всегда мог использовать их для «оговора» своих соперников или тех князей, которые не желали с ним сотрудничать. А ценные сведения, сдобренные новгородским серебром, были неотразимым оружием!
Вот и теперь князь Иван Даниилович добился от новгородцев «черного бора». Это серебро он с большим трудом выжал из богатого города. Когда его «скромные просьбы» о дополнительном «ордынском серебре» дошли до ушей новгородской знати, все ее представители были чрезвычайно возмущены и решили не отвечать на запрос московского князя. Тогда Иван Даниилович повел свои войска на окраинные новгородские земли, занял без боя Торжок и Бежицкий верх, однако, безуспешно там простояв, не решился идти дальше и направился в свой Переяславль. Там его ожидали новгородские бояре во главе с архиепископом Василием. Последний долго упрашивал великого князя уменьшить поборы: Новгород давал пятьсот рублей в серебряных слитках, но князь Иван требовал две тысячи!
Василий Калика использовал все свои дипломатические способности и обаяние, но московский князь был неумолим. Тогда новгородцы, оставив привезенное с ними серебро князю Ивану, поехали назад в Новгород. Но Иван Калита продолжал держать свои войска и полки втянутых им в «новгородскую беду» «низовских и рязанских» князей на окраине Новгородчины, перерезав важные торговые пути, а главное, остановив подвоз хлеба. Этого новгородцы не смогли перенести и, в конце концов, прислали в Москву жадному князю недостающее серебро. Так им удалось «замирить» Ивана Данииловича!
Хорошо шли у московского князя и церковные дела. Митрополит Феогност теперь окончательно осел в Москве! Святитель много пережил за последние годы, объехал едва ли не «пол-света»: пожил в Литве, побывал в Византии и уже из Орды прибыл в Москву. По такому случаю, князь Иван заложил каменную церковь Михаила Архангела и уже в сентябре этого, 1333 года, храм был освящен самим митрополитом.
Вопреки своей видимой вражде с Литвой, Иван Даниилович, проводя двойственную политику, сам искал контактов с великим литовским князем Гедимином. Так, он сам сделал первый шаг к примирению с литовцами, выкупив из татарского плена Нариманта Гедиминовича, не препятствовал тому, вернувшемуся в Литву, вымогать из Великого Новгорода «малое кормление». И, наконец, по осени, Иван Даниилович послал к Гедимину своих бояр с предложением выдать замуж его дочь Аугусту за своего «перезрелого» семнадцатилетнего сына Симеона. Великий литовский князь не возражал, и вот Москва готовилась к зимней свадьбе.
У московского князя все ладилось и в личной жизни. Смерть первой жены, скончавшейся в самом начале весны, когда он пребывал у ордынского хана в Сарае, угнетала князя Ивана лишь в первые дни по возвращении домой. Помолившись на ее могиле и выстояв длительную заупокойную службу, князь не долго пробыл вдовцом: молодая и красивая Ульяна быстро вытеснила из его груди последние воспоминания об умершей. Настрадавшись от «любовной тоски», князь Иван, никогда не изменявший своей жене, теперь так утешился, что вплоть до поздней беременности новой супруги не отпускал ее от себя во все время пребывания в Москве, а после частых отъездов «по ратным делам» или «ордынским», возвращаясь домой, рано уходил в супружескую опочивальню и уже поздно садился за трапезу. Лишь только после того, как супруга московского князя родила ему дочь, он несколько успокоился и стал возвращаться к своему прежнему распорядку дня.
Московские князья своеобразно относились и к православной вере. Когда дело касалось политики, земельных приобретений или отношений с ордынским ханом, они не гнушались ничем: действовали либо уговором, либо подкупом, а, порой, не отказывались от кровавых столкновений, доносов и даже клятвопреступлений, совершая, тем самым, тяжкие для христиан грехи. Но, несмотря на это, никто не мог упрекнуть их в отсутствии набожности! Они много жертвовали на святую церковь, строили на свои средства богатые православные храмы, содержали иконописцев и уважали священников.
И в личной жизни они строго следовали канонам православной церкви: были верными супругами, терпеливыми в интимных делах, считая, что сближение между мужем и женой необходимо лишь для деторождения.
Что же касалось возможных контактов с другими женщинами, то, если они случайно и происходили, когда «плоть торжествовала над разумом», князья потом долго каялись, щедро жертвовали церкви «за свои грехи» и постились, отказываясь от вкусной еды и прочих благ.
Князь Иван Даниилович был избавлен от «тяжких плотских грехов», благодаря своей невероятной скупости. Знатные сарайские татары не один раз пытались соблазнить его, истосковавшегося по женщине. Однако религиозные убеждения и жадность ограждали великого князя от такого рода «святотатства». Воспитанный церковью в необходимости «умерщвления плоти», великий князь Иван тяжело страдал. Возможно поэтому он и ушел в мир иной еще не стариком: отказ от потребностей тела, аскетизм, ослабляли здоровье.
Но особенно пострадал от такого воспитания его сын Симеон, который, убежденный отцом в греховности «плотской жизни», совсем не хотел жениться и только по принуждению дал свое согласие на брак с литовской княжной!
Князь Иван Даниилович был прямой противоположностью типичного образа русского князя. На Руси любили веселых, горячих, решительных князей. Они были первыми на пирах, застольях, подавали пример своим бесстрашием в сражениях, горячо любили женщин и никогда не отказывались от «плотских утех»! Многочисленные любовницы и случайные красавицы, побывавшие на их ложе, создавали подданным образ сильного, настоящего «мужа». Не зря в народе называли древнего киевского князя Владимира Святославовича «Красное Солнышко»! А у него было бесчисленное множество возлюбленных!