тем, что подвел Лангевица, но вместе с тем был очень доволен, что освободился от взятого на себя обязательства.
Критическим для творчества Рахманинова был 1897 год. Весной этого года А.К. Глазунов исполнил в одном из русских симфонических концертов М.П. Беляева в Петербурге Первую симфонию Рахманинова, на которую автор возлагал большие надежды. Он думал, что открыл в этом произведении, работа над которым его очень увлекала, новые музыкальные пути. Эпиграфом к симфонии были слова: «Мне отмщение, и Аз воздам». Понятно поэтому, как сильно подействовал на молодого двадцатичетырехлетнего автора, избалованного прежними успехами, ее полный провал. Симфония не понравилась ни публике, ни критике. Цезарь Кюи писал, например, в своей рецензии, что автор талантлив, но что, если бы в аду была консерватория, Рахманинов, несомненно, был бы в ней первым учеником. Возможно, что в лучшем исполнении и в другом месте, например в Москве, где Рахманинов был уже некоторой величиной и где он неизменно встречал восторженный прием, симфония была бы принята иначе. Но как бы то ни было, автор мучительно переживал свой провал. Много лет спустя он рассказывал, что во время исполнения ее он прятался на лестнице, ведшей на хоры собрания, зажимал временами уши, чтобы заглушить терзающие его звуки, стараясь понять, в чем дело, в чем его ошибка. Результатом этого печального для композитора события был почти трехлетний перерыв в творчестве. Проданная Гутхейлю еще до исполнения, симфония, по просьбе автора, так и не была напечатана. К чести Гутхейля, он никогда не напоминал об этом Рахманинову.
Не говоря уж о том, что после неудачи с симфонией Рахманинов был морально угнетен, находился в подавленном состояния духа, его положение в последующие годы усугублялось еще и затруднениями материального порядка. С прекращением сочинения сократилась и значительная часть дохода, получаемого от продажи произведений. Лежа целыми днями на кушетке, он мрачно молчал, почти не реагируя ни на утешения, ни на убеждения, что надо взять себя в руки, ни на ласку, которой близкие старались поднять его дух. Он говорил только, что сможет начать писать, если у него будет определенная сумма денег в течение двух-трех лет, которая позволит ему забыть о необходимости зарабатывать к определенному сроку деньги.
Ему необходимы были средства не только на собственное существование, но и для обеспечения матери: ведь он уже давно стал оказывать ей материальную помощь.
Уроки были почти единственным источником существования Рахманинова в эти трудные для него годы. Правда, он время от времени выступал в концертах, но, несмотря на громадный успех, которым всегда пользовался, мрачное настроение его не покидало. Да и концерты были слишком редки, чтобы отвлечь его мысли на продолжительное время от постигшей его симфонию злой участи.
Вражда между Сафоновым и Зилоти была перенесена Сафоновым и на Рахманинова, когда последний был еще учеником консерватории. Сафонов недолюбливал его и как пианиста, и как человека. Поэтому рассчитывать на профессуру в консерватории или на выступления в концертах Русского музыкального общества Рахманинов не мог. Возможно, что Сафонов переменил бы свое отношение к нему, если бы Рахманинов сделал шаг навстречу Сафонову. Но как бы Рахманинов ни нуждался, конечно, ни гордость его, ни самолюбие, ни достоинство его никогда не позволили бы ему это сделать. При случайных встречах с Сафоновым, Альтани и другими власть имущими стоило только Рахманинову подумать, что его могут заподозрить в заискивании, как лицо молодого артиста делалось суровым, и он принимал совершенно неприступный вид.
В эти годы Рахманинов начал все чаще мечтать и говорить о дирижерской деятельности. Он увлекался звучностью, которую можно было вызвать в оркестре, мыслью о подчинении своей воле стольких инструментов. Мечтам его суждено было осуществиться совсем неожиданно в 1897 году. С.И. Мамонтов, который стоял во главе Русской частной оперы в Москве, пригласил его вторым дирижером в оперу. Богатый меценат, большой любитель искусства, Мамонтов сумел в короткое время найти и привлечь в свое предприятие целый ряд молодых талантов. Театр его пользовался большим успехом у публики и благорасположением критики. К именам уже хорошо известных певцов и художников, начинающих входить в славу молодых участников оперы (Забела, Шаляпин и др.) Мамонтов решил присоединить имя Рахманинова, поручив ему ответственное дело дирижера. Радость Рахманинова была велика. Предложение было таким заманчивым! Уговорившись с Мамонтовым, он выбрал для своего дебюта оперу «Жизнь за царя» Глинки. Оперу эту он знал хорошо, она казалась ему очень легкой, а ввиду ограниченного количества репетиций его выбор пал на оперу, которую, конечно, знали хорошо и оркестр и певцы. На эту оперу была дана ему всего одна репетиция. На репетиции, к изумлению Рахманинова, дело не пошло совершенно, и к концу ее ему стало ясно, что выступление его вечером должно быть отложено. С оркестром все шло гладко и хорошо, но с певцами ничего не выходило. Совершенно неопытный в дирижерстве, он не мог понять, в чем дело, а посоветоваться было не с кем. Главный дирижер оперы итальянец Эспозито встретил Рахманинова очень недружелюбно, видя в нем опасного соперника. Присутствуя на этой репетиции, он только посмеивался.
Мамонтов продолжал верить в Рахманинова, успокаивал его и предложил ему отдать «Жизнь за царя» Эспозито, а самому взять другую оперу для начала. Выбор пал на «Самсона и Далилу» Сен-Санса. В то же вечер «Жизнью за царя» вместо Рахманинова дирижировал Эспозито. Рахманинов, следящий с интересом за движениями Эспозито, понял вскоре, в чем состояла его ошибка и почему ему не удалось управление оперой на репетиции утром. Ему, как он потом рассказывал, не приходило в голову, что надо показывать певцам вступление, он не мог представить себе такого отсутствия музыкальности. Он думал, что, зная партии, они и без его помощи должны понять, когда каждому из них время вступить. Познав на горьком опыте дирижерские обязанности и поняв, в чем дело, он легко справился с оперой «Самсон и Далила». Опера имела шумный успех. Но и здесь, хотя не по вине Рахманинова, дело сошло не совсем гладко, так как роль Далилы была дана молодой, в первый раз выступающей певице Черненко, которая пела неудачно.
С большим успехом прошла и другая опера – «Русалка» Даргомыжского, где роль Мельника исполнял Шаляпин. Рахманинов дирижировал также и «Майской ночью» Римского-Корсакова, «Кармен» Бизе. Самолюбие его страдало из-за того, что иногда на утренниках, по воскресеньям, ему приходилось вести совершенно устаревшую оперу, не имевшую для него никакого музыкального интереса, – «Аскольдову могилу» Верстовского.
Со времени поступления Рахманинова в труппу Мамонтова начинается его дружба с Шаляпиным. Несмотря на различие характеров, вкусов, общества, в котором оба вращались, их обоих влекло друг к другу. Оба были молоды, талантливы, оба любили искусство. Проходя оперные партии, а потом разучивая романсы для совместного