крик и грохот, подобный стаду газелей.
Исчезла всякая способность мыслить, любая стратегия, любой смысл. Я животное, которое просто пытается выжить, вырваться наружу, сбежать. Мои локусы каким-то образом все еще в моих руках, мое оружие, мой спасательный круг. Мне просто нужно провести одну хорошую атаку. Один удар. Я пытаюсь повернуться к нему, чтобы начертить что-то, но моя рука дрожит, пальцы ослабли, а зрение размыто. Я его не вижу. Я вижу лишь лучи света, устремляющиеся в мою сторону.
Взрыв происходит прямо передо мной, и я чувствую, как его жар обжигает мне лицо, а после я ничего не вижу, не могу видеть ничего, кроме горячего, пылающего белого цвета. Я понятия не имею, какая у него следующая атака, или какая будет после, или после нее. Горящее копье пронзает мою голень. Тысячи игл впиваются мне в бок. Что-то твердое и массивное ударяет меня в грудь, и я чувствую, как ломается ребро. Локусы вылетают из моих рук, улетая прочь по арене. В этот момент я не вижу, не слышу, не кричу. Я вся состою из агонии, стука крови и привкуса меди во рту. И я вся – мысль, мысль, застрявшая во времени, как пепел в Пустоте, парящая в моей голове.
«Вот оно, – думаю я. – Вот так я и умру».
Затем все останавливается. Больше нет ударов, огня, льда. На мгновение все неподвижно. Думаю, я все еще жива, несмотря на то что все мое тело болит и горит и я почти не могу дышать. Я пытаюсь открыть глаза, и почему-то я все еще нахожусь в Пустоте, но пепел гуще, чем когда-либо, густая дымка, окутывающая меня, как покрывало. Все болит, так сильно болит. Я почти ничего не вижу. Я едва могу пошевелиться.
Что-то приближается ко мне, грохот все громче и громче. Это шаги Мариуса. Он подходит ко мне. Ну конечно. Демонстрация жестокости длилась достаточно долго. Теперь он собирается закончить начатое.
Мои глаза пылают, и я чувствую что-то еще, что-то похуже агонии моего тела, внезапный оглушительный взрыв эмоций и ясности. Я проиграла, и я проиграла бесповоротно. Все, что я построила, все, что я сделала, сгинет. Я стала глупой и безрассудной, и теперь я умру здесь, совсем одна, на холодной твердой глине, а Мариус будет смеяться, улыбаться и паясничать, а Абердин продолжит свою порочную жизнь, и мои родители так и не будут отомщены, и Волшебники останутся у власти, и все это было напрасно, все это.
А остальные… Тиш и Зигмунд… Талин… Марлена… Они все увидят, как я умру. И им придется жить с этим до самого конца, с болью и поражением.
Эта мысль, их лица – как будто прилив адреналина, вспышка молнии, пробегающей сквозь меня. Я не позволю этому закончиться. Не таким образом. Не без боя. И, когда его шаги становятся громче, когда его тень нависает надо мной, я чувствую пульсацию силы в своей правой руке, там, где Талин оставил свой дар – Пепел Богов. В Пустоте я вижу, как моя рука сияет ярким ослепительным светом, наполненным силой, и я использую кончик своего ногтя, чтобы царапать по коже мира, вырезать то, что могу. Это глиф, который я знаю наизусть, самый простой из известных мне, единственный, который я могу высечь без локусов в руках.
На мои ребра что-то надавливает, носок ботинка, и боль наконец выталкивает меня из Пустоты обратно в Реальность. Здесь невозможно ярко и красочно, от чего мои глаза болят еще сильнее. Облака наверху рассеялись, уступив место чистому голубому небу, но его закрывает мне силуэт Мариуса. Он смотрит на меня, совершенно невредимый, его волосы все еще идеально уложены, костюм безупречен, а улыбка ослепительно-белая. Он наклоняется ко мне и снова хватает меня за волосы, рывком приподнимая над землей. Толпа теперь безмолвна, затаив дыхание, готовится к смертельному удару.
– Видишь, Девинтер? – шепчет он так тихо, что только я могу его слышать. – Это с самого начала должно было закончиться именно так.
Когда я заканчиваю свой глиф, из моей правой руки с тихим треском вырывается крошечный выброс магии. Я чувствую что-то в своей ладони, что-то холодное и твердое. Он замечает это, и его брови ползут вверх от любопытства. С веселым фырканьем он пинает мою руку ботинком и поворачивает ее, чтобы увидеть, что там.
Сфера льда. Совершенная и круглая, размера как раз достаточного, чтобы уместиться в моем кулаке.
– И что ты собралась этим сделать? – смеется он.
Я кидаю ее в его лицо.
Сфера была твердой, почти как камень. Она не разбивается, в отличие от его щеки, разрывающейся с жестким влажным звуком. Он давится воздухом и отшатывается, кровь течет по его лицу, но теперь во мне снова просыпается что-то, пылающее гневом, отчаянием, болью. Я вскакиваю на ноги и снова бью его, на этот раз в лоб, изо всех сил. Раздается грубый треск, достаточно громкий, чтобы его слышала толпа, и коллективный крик разносится по воздуху. Он кидается ко мне, пытаясь поднять локусы и войти в Пустоту, но уже слишком поздно, а я слишком близко. Я снова бью его по лицу, оглушая его, и локусы выпадают из его рук, эти прекрасные резные оленьи головы с глухим стуком ударяются о землю.
Мое зрение заволакивает красным, пульсирующим по краям. Мое сердце стучит, а в ушах звенит. В тот момент я не Волшебник, не Ревенант, даже не совсем человек. Я зверь, заключенный в клетку ярости и боли, целой жизни потерь и страха. Я каждый друг, которого я похоронила, каждая пролитая слеза, каждая потеря, каждое поражение, каждый страх. Я сила природы, ураган ярости, вой, пронзающий океанскую ночь. Я ужасна, я безжалостна, и меня не остановить.
Пускай Мариус Мэдисон лучший Волшебник, и он без труда победил Алайну Девинтер.
Но он ничто перед Алкой Челрази.
На трибунах толпа сходит с ума, волнуется, шумит и тычет пальцами. Я прыгаю на него, швыряя его на спину, и бью его снова, и снова, и снова, вбивая эту ледяную сферу, теперь яркий красный шар, в его лицо. Я ломаю кости и ломаю зубы, даже когда его руки, слабея, хватаются за меня, даже когда он пытается пинаться и отмахиваться.
– Постой… – хрипит он, кровь пузырится по его разбитым губам, и я останавливаюсь, на мгновение, с высоко поднятой сферой. Его лицо полностью разбито, но я все еще могу видеть его глаза, опухшие, заплывшие и испуганные. – Постой! – умоляет он, в его голосе сквозит отчаяние. В этот момент все, что у него было, исчезло. Его привилегии, его власть, его богатство, его образование. Все его преимущества