до сих пор…
— Всё равно вытри. Бог ты мой, всему тебя, мышка, нужно учить. Что бы бабушка сказала, если бы тебя увидела в таком состоянии?!
— Что я — безвольная козявка, — улыбаясь сквозь слёзы, шмыгнула Тамара.
— Вот именно! — улыбнулся ей в ответ Егор. — Так бы она и сказала. Пойдём, там чайник скипел… Что за бред, кто придумал, блин, «цубасано» какие-то…
— Я придумала, — сказала ему вслед Тамара. — И в «цубасано» я вообще-то верю.
Егор вышел из комнаты, ничего ей не ответив.
31. Акт третий: как Даша Швецова стала тем, кем стала
— Даш, а ты кем хочешь стать? Ну. После школы на кого пойдёшь?
— На Берлин.
— Надо же… Не знал, что у тебя есть чувство юмора.
Артур Синицын, в четырнадцать лет заболевший раком и чудом доживший до шестнадцати, очень любил самовыражаться, в чём бы это ни проявлялось. Узнав о своём диагнозе, он первое время даже не подозревал, что это смертельно. Артур догадался о том, что скоро умрёт, только через три месяца, догадавшись прочитать о собственной болезни в Интернете.
Осознание скорой кончины ломает многих, и можно сказать, что Артура сломало тоже. Но его подруга детства, Даша Швецова, часто ловила себя на мысли, что, даже несмотря на свою сломленность, Артур смог расцвести. Он начал учиться вещам, на которые раньше не осмеливался, потому что понял, что времени совсем не остаётся. Пока все учили уроки, зубрили конспекты и стихотворения, заданные по литературе, Артур учился у старших ребят рисовать граффити. Пытался писать свои стихи. Рисовал везде, где бы ни находился. Даже напечатал несколько открыток собственного сочинения.
Бесконечно далёкая от всего этого Даша старалась его во всём поддерживать. Она не разделяла его мировоззрения по поводу многих вещей. Ей казалось, что в отношении людей Артур слишком добр, по глупости и наивности, или в силу возраста, но всё равно — слишком. Просто ему неожиданно открылось, что у него нет времени взрослеть. Вот и всё. Поэтому Даша легко смирилась с его взглядами на жизнь, приняла и позволила им быть.
Часто задираемая в детстве из-за странной внешности, Даша привыкла всему давать отпор, отметать прочь всё, что ей не нравится, а если нужно — даже пускать в ход кулаки. Она часто думала про себя, что, чтобы добиться успеха, ей просто нужно говорить миру: «Хорошо, будь по-твоему! Приготовь зубы!»
Артур же наоборот предпочитал любые конфликты решать миром, а если миром не получалось — просто избегал их.
— Мы ведь не обезьяны, в конце концов, — говорил он, рисуя граффити на стене жилого дома одним поздним летним вечером. Даша стояла рядом, мрачно скрестив руки на груди, и караулила, чтобы никто и взгляда бросить не смел в их сторону. С ней Артур, никогда не умевший ни драться, ни убедительно молоть языком, чувствовал себя гораздо увереннее.
— При чём тут обезьяны?
— Это у них там, в каменном веке или даже раньше было. Не согласен с противником — палкой по голове. Не нравится человек — ещё раз палкой. Глупости говорит — опять палкой. И пока не поймёт или не начнёт нравиться. А может, вообще окочурится. Но мы-то ведь не обезьяны. Что мы, зря эволюционировали что ли?
— Просто некоторые люди не очень-то преуспели в этом, поэтому только так и понимают.
— Это тебя не красит, Даш. Я не говорю, что кулаки совсем уж бесполезны. Самозащита это здорово. Но ими одними все проблемы не решаются.
Со временем рос не только навык Артура в рисовании граффити, но и его желание вкладывать в них что-то особенное, не просто портить стены собственным красивым автографом, а что-то говорить людям через эти надписи.
Так в лифте одной многоэтажки на уровне глаз появилась надпись:
«Если ты это читаешь — всё ещё можно исправить»
Несмотря на то, что обычно в лифтах надписи быстро стирали, эта продержалась довольно долго. Однако спустя несколько месяцев лифт всё же подвергся очистке, и от надписи осталось только бледное «всё ещё», никак не намекавшее на прежний смысл.
— Артур, — спросила как-то Даша, когда они сидели дома. — А чем ты займёшься, когда умрёшь?
Вопрос был несколько странный, она и сама это понимала. Но думала, что смерть вполне можно сравнить с путешествием человека куда-то, куда всем остальным путь заказан. А Артуру, наверное, через год или два такое предстояло. Она изо всех сил старалась привыкнуть к такой мысли.
Артур пожал плечами.
— Пока вот думаю. Может быть, сгоняю в Античность.
— Думаешь, можно будет?
— А чего нельзя? Я же всё равно умер.
— А почему в Античность?
— Не знаю. Там просто как-то… любопытно, что ли? О, или в эпоху Возрождения! Там здоровские художники. Правда, я по-итальянски ни гу-гу, но, думаю, это можно будет как-нибудь исправить.
— Родись итальянцем. Повидаешь Да Винчи, Микеланджело…
— …и Донателло с Рафаэлем.
— Ну, если они там будут, — Даша равнодушно пожала плечами. — Но я думала, что Донателла это из пьесы какой-то…
— Из пьесы — Отелло. А эти четверо — из «Черепашек-ниндзя» вообще-то. Такое знать надо.
— Не шарю я в этом.
— А в чём шаришь?
— В сериалах, наверное. Ты смотрел «Дневники вампира»?..
Дома Даша ничего не рассказывала про Артура, говорила, что просто «гуляет с друзьями». С какими именно, её матери — всенародно известной меланхоличной поэтессе — не было никакого дела. Иногда Даша сомневалась, было ли ей дело хоть до чего-нибудь. Вечно одинокая, замкнутая и отстранённая, она вникала в дела дочери настолько минимально, насколько это было возможно — примеру, иногда ходила на родительские собрания или выслушивала Дашины просьбы, если ей что-то было нужно. В остальном она вела себя с дочкой даже более отчуждённо, чем некоторые школьные учителя. Собственные стихи и собственные успехи для неё были гораздо важнее не только дочери, но и вообще многих вещей на свете.
Однажды в начале лета Артур неожиданно попросил у Даши денег в долг. Он делал это в первый раз за всё их знакомство, так что Даша без вопросов согласилась, отдав ему пятьсот рублей. По школьным временам целое состояние. На эти деньги, и частично на добытые ещё где-то, Артур купил несколько баллончиков с краской. Сказал, что собирается нарисовать «что-то важное», но промолчал о том, что именно это будет. А Даша не особо допытывалась.
Примерно в четыре утра седьмого июля, когда солнце уже медленно начинало всходить над Ветродвинском, Даше Швецовой пришла туча сообщений:
«ДАША!»
«ДАША,