Читать интересную книгу Непрочитанные письма - Юрий Калещук

Был он уже не молод, слегка лысоват, говорил просто, но всегда дельно и весомо. В праздной толпе такие люди бывают неразличимы. Но, по правде говоря, им и в голову не придет затесаться в праздную толпу, времени на это у них никогда не бывает. Со своим талмудиком, где на разграфленных от руки страницах плотно выстроились цифры, показывающие степень готовности каждого объекта, невзрачный, в затасканной рабочей одежонке, Ладошкин мало походил на кого-нибудь из тех, кто, по непроверенным сведениям, держал на плечах небесный свод. И все же, отойди он в сторонку, я не поручусь, что мир останется в равновесии.

Уже совсем стемнело, когда мы с Ладошкиным вернулись в поселок: в его кабинетике сидели, дожидаясь хозяина, четверо проектировщиков из Перми, прибывшие по указанию министра, чтобы помочь в изыскании, прокладке и ремонте лежневых дорог; Ладошкин сходу включился в оживленный разговор:

— На какую сумму планируются работы?

— Три миллиона.

— Пятнадцать километров, — то ли спросил, то ли сказал Ладошкин. — Не густо. Ну да ладно. И на том спасибо.

— Почему пятнадцать? — удивился главный из пермяков. — Десять...

— Откуда?! — в свою очередь изумился Ладошкин. — Дорога в щебеночном варианте?

— Щебенка.

— Тогда считайте. Урал здесь рядом, щебень стоит четыре рубля за тонну. А в Перми сколько?

— Семь.

— Вот так. А в Ленинграде... — Ладошкин неожиданно зажмурился, будто что-то очень приятное припоминая, — в Ленинграде семнадцать... Здесь, повторяю, четыре. Так что под три миллиона — пятнадцать километров, и никак не меньше.

Родом Ладошкин из Ленинграда, на Севере десять лет, про ту свою жизнь вспоминает не часто, да и воспоминания эти, как я заметил еще по дорожным репликам, носят профессиональный, инженерный характер. Вот так однажды ехали мы с главным инженером строительства Рогунской ГЭС по горной дороге, и он, рассказывая о поездке на Памир, говорил не о диких красотах, не о захватывающей дух высоте или непостижимом величии гор, а не уставал повторять, каков расход воды в Пяндже и какие замечательные створы на Вахте...

Я посидел немного, собираясь с силами; Ладошкин, слегка раскрасневшийся, словно совершил легкий послеобеденный моцион по сосновому бору, яростно теребил пермяков, то доставая их вопросами, то разочарованно вздыхая, услышав ответы; пермяки дожидались хозяина кабинета явно из вежливости, полагая, что сейчас они определятся с ночлегом (словечко это они уже усвоили), ну, а поутру, со свежей, ясной головой, можно и за дела приниматься; не думаю, чтоб Ладошкин отпустил гостей раньше полуночи — вот он и чай умолил спроворить, и какие-то дополнительные сведения запросил у сотрудниц, — завертелось колесо, завертелось!.. Я потихоньку поднялся и отправился в диспетчерскую УБР.

Селекторное совещание было в разгаре, вокруг рации густо толпился ответственный народ — руководители различных служб и участков, дежурный начальник смены Миша Казаков ютился на подоконнике — его и тут уплотнили, посреди крохотной комнатенки барственно расположился некто в кожаном пальто с зябко поднятым воротником, а в эфире властвовал Иголкин, с иронией допытываясь у кого-то:

— Ты мне, неучу, объясни, зачем тебе пластмассовый фильтр, а не резиновый, если параметры у них одинаковые?

Другой, незнакомый голос вещал тревожно:

— Дошли до забоя две тысячи четыреста шестьдесят метров. Резко упало давление...

Иголкин тут же на него переключился:

— Вес не потерял?

— Нет, не потерял. Тащим турбобур, тащим... Мне кажется, где-то в инструменте пробило. Сейчас поднимем — посмотрим...

— Глядите.

Теперь и Макарцев возник в эфире:

— Сто четвертый, сто четвертый, побудь на связи, побудь на связи. Я к тебе со сто двадцать пятого куста выйду.

— Понял-понял.

— Макарцев, ты живой там еще? — спросил Иголкин. — Ладно, раз слышу, значит, живой... Все на сто двадцать пятом кукуешь? А я на сто втором...

Человек в кожаном пальто капризным тоном сказал Казакову:

— Вызови сто двадцать пятый. Что там у них с водой?

— Сто двадцать пятый, сто двадцать пятый!

Шуршание звуковой дорожки, скрип тележной оси, треск ветвей падающего дерева, гул далекого грома, завывание ветра, чуть слышный, плавающий голос бурового мастера:

— На связи сто двадцать пятый.

— Опять рация забарахлила, — чертыхнулся Казаков. — Только что прохождение было нормальное... — И спросил в микрофон: — Сто двадцать пятый, тут Плетеницкий интересуется, как у вас с водой, как у вас с водой...

— Набираем. За два часа тонны три накапало.

— Как они набирают? — дернулся к рации человек в кожаном пальто. — Как?

Казаков посмотрел на него удивленно, но вопрос в эфир продублировал.

— Обыкновенно, — ответил бурмастер со 125-го. Даже сквозь помехи эфира слышалось в его голосе откровенное ехидство. — Лежит на земле водовод. Раз. На одном конце насос — он качает. Два. С другого конца вода в емкость сливается. Это три...

— Понял-понял, — сказал Казаков, с усмешкой поглядывая на человека в кожаном пальто. — Ты очень доходчиво объяснил.

— А к чему это Плетеницкому? — поинтересовался 125-й. — В баню он к нам собрался? Или чай пить?

— Ладно, до связи, до связи...

— То есть как это до связи! — возмутился 125-й. — А что там с УБТ? Отправили?

— Готовим тебе УБТ, готовим...

По враз поскучневшим лицам публики, сгрудившейся вокруг рации, догадываюсь, что слово «готовим» временной законченности не имеет. Только человек в кожаном пальто, неожиданно вскочив со стула, зафистулил недовольно:

— Что за вопрос! Счас сделаем! Команду я уже дал!

Казаков покосился на него и повторил:

— Готовим УБТ. Ночью постараемся завезти. Если трубовоз найдем.

— Найдем! — уверенно воскликнул человек в кожаном пальто.

— A-а... Понял-понял.

И 125-й отключился. Зато другой куст вылез в эфир и спросил с подчеркнутой вежливостью:

— Скажите, пожалуйста, как обстоят дела с поясами безопасности для верховых?

— Как-как, — растерянно прошептал Казаков куда-то в сторону. — Пока какой-нибудь бедолага с полатей не грохнется, никто и чесаться не станет... — Но в микрофон сказал: — Решаем этот вопрос, решаем...

— Макарцев, — позвал Иголкин. — Ты еще на связи?

— Слушаю, Николай Николаевич.

— Про воду я понял. Лекция была отменная. А что у тебя к сто четвертому было? К сто четвертому?

— Думал, УБТ разжиться у них. Но раз ночью завезут...

— А ты б попытался. У тебя транспорт есть?

— Нет. А у тебя?

— Тоже нету...

— Теперь заявки на завтра, — сказал Казаков. — По порядку...

Но ему и договорить не дали:

— Шпиндель!

— КМЦ!

— Солярка!

— Турбобур!

— Электролампочки!

— Шланг!

— Шпиндель!

— Продукты!

— Солярка!

— КМЦ!..

Какие-то еще слова силились пробиться в эфир, мучительно превозмогая чужие голоса, простуженные и сорванные, помехи, шуршание, скрип, треск, гул, завывание — и все же звучали, далеко разносясь окрест: «Как ты? Что с тобой? Что у тебя? Как ты?..»

Но это всего лишь казалось.

— Шпиндель!

— Турбобур!

— КМЦ!..

Когда я подъехал к дому на попутном «Урале», в окне второго этажа макарцевского коттеджа колыхнулась занавеска, мелькнула полоска приглушенного света, и, словно в ответ, точно так же вздрогнула занавеска в доме напротив.

— Виктор не приедет сегодня, — сказал я Геле.

— Да я поняла уже. Просто мы с Женей Иголкиной на звук каждой машины выглядываем. Выглянем, помашем друг другу рукой — и опять ждем...

Домов в том лесу, где когда-то весной приютил нас с Макарцевым и Сорокиным безотказный Миша Казаков, поприбавилось. Уже и некий замысел стал просматриваться. Лишь явным архитектурным излишеством выглядели четыре маленькие котельные, составленные рядком посреди одного из дворов. К тому же, как говорилось в знаменитом романе, воздуха они не озонировали.

Сайтов глянул на них, поморщился и сказал:

— Первую очередь капитальной котельной только-только собираемся пустить. Пока выкручиваемся, как можем...

Перед тем как приехать сюда, Сайтов (он, как и Ладошкин, был заместителем начальника НГДУ по капстроительству, только отвечал за жилье) показал мне генеральный план города. Выходило, что сейчас мы стояли в центре будущей Нягани, и где-то слева, за лесопарком, должен был раскинуться больничный комплекс, справа — культурно-торговый центр столь универсального назначения, что даже Сайтов запутался, перечисляя все предполагаемые службы покамест не существующего здания. На план-схеме, для которой цветной туши не пожалели, городок выглядел довольно весело. Правда, панельные пятиэтажки, особенно устаревших серий (но именно их старается продвинуть на Север неведомая сила), не блещут красотой. К счастью, в мире все относительно: когда видишь, как эти серые, безликие и все-таки живые, дающие приют и тепло дома по-хозяйски утверждаются на болоте, редкое сердце не дрогнет.