себе перед этой встречей, мама? Если желаете, я составлю вам компанию.
Я со смешком успокоила его — просто волнение.
То самое, с претензией на роскошь, платье из черного муарового шелка было уже готово — совсем закрытое, с изысканными серебряными кружевами. А еще черная шляпа. Куда я без любимой шляпы — уютной, с большими полями? Её я украсила большим бантом. Концы шарфа падали на спину, теряясь в кудрях. Помада, перчатки, капелька духов… и молитва, как перед сложной операцией:
— Ну… благословите, шеф!
Мотнула головой, с желанием прогнать неправильное настроение — да что за гадство? Скоро должен был подъехать ландолет… Дешам сегодня отпустил меня, дав время на сборы, хотя сам почти непрерывно делал прививки солдатам гарнизона. Там работы выше крыши. Сейчас бы нам в четыре руки, а я тут…!
В вестибюле дворца у меня приняли пушистый палантин из драгоценной шерсти и любезно проводили до самого губернаторского кабинета. Нацепив на лицо улыбку, я расправила плечи и прошла в открытую для меня дверь. Там меня ждали двое — де Роган и ла Марльер. И… время вдруг замедлилось, став тягучим и вязким, странным образом меняясь и начиная течь как-то иначе… будто в обратную сторону.
* * *
Реверанс я не делаю. Прохожу и молча сажусь в кресло — это необходимость. Спина прямая, подбородок вздернут, а вот с ногами беда — держат с трудом. Предчувствие существует, надо же… Глядя в пол, я собираюсь с мыслями. Говорить первой смысла нет, да и трудно себя заставить — де Роган вызывает сейчас не просто неприязнь. Это полное отторжение и даже отвращение — как к гниющей на берегу рыбе или раздавленному слизняку.
— Мадам, — глухо раздаётся из-за стола, — я не обещал вам хранить тайну рождения Франсуа — только подумать. И еще тогда принял это решение и отослал письмо. В первую очередь я действовал в интересах мальчика. Давайте обсудим ситуацию спокойно, без лишних эмоций.
Чего он ждал — каких-то слов, понимания? Так я его понимаю! Но от этого ни жарко, ни холодно — дело сделано. Или все же холодно? Меня знобит и это на нервной почве, прививка уже не должна… Но он прав — эмоций не нужно. Прошлый раз показал, что демонстрировать их — много чести. Чистые и открытые — они для своих, для тех, от кого ждешь понимания, кому доверяешь. Но это уже не о нём. Я жду что скажет ла Марльер.
Откашлявшись, тот тихо говорит:
— Мадам, позвольте мне пускай и с опозданием, но просить прощения за тот инцидент. Я был крайне расстроен, даже взбешён состоянием дел в Безансоне. Адъютант ввел меня в заблуждение — я считал, что в Домике находится…
— … дама с низкой социальной ответственностью, — бормочу я себе под нос, чувствуя их обоих какими-то стервятниками. Бормочу, заговаривая для самой себя первую — самую болезненную волну стыда. Накрывает с головой и щеки не горят — они белеют и кажется даже немеют. Он рассказал! Эта мразь еще и рассказала всё де Рогану. Может и в подробностях, и даже скорее всего. А чего я ждала, советуя уточнить подробности у друга?
— Не дама, — расстроенно возражает ла Марльер, возможно расслышав только первое слово: — Иначе я никак не посмел бы. Подойти потом с извинениями показалось мне невозможным, слишком болезненным для вас. Если бы я только знал!
— Что вы предлагаете, мсье граф? — тороплю его я, буквально хватая себя в руки. В извинениях нет смысла — раньше он был, сейчас же это простая формальность. Задав вопрос, я уже в состоянии поднять взгляд и рассматриваю его — мой Франсуа будет выглядеть так же в свои… сколько ему?
— А сколько вам лет? — звучит немного растерянно, потому что вырывается нечаянно.
— Вскорости исполнится сорок пять, мадам, — с готовностью докладывает он, — прошу вас обращаться ко мне просто — Алекс. В свою очередь разрешите и мне звать вас по имени, это сделает наше общение более непринужденным.
А я понимаю, что тянет смеяться… нет — неприлично ржать! Красивое здесь время, что ни говори! А еще я потрясенно понимаю, что думаю сейчас на русском. Больше того — способ мышления, мысленные обороты! Сейчас душой я за триста лет отсюда! Что это? Отрицание всей этой ситуации, такой странный способ побега из нее? Психика чудит…
— После всего, что между нами было, так и быть — разрешаю, мсье, — выпрямляюсь я в кресле с придурковатой лучезарной улыбкой.
Де Роган делает какое-то резкое движение, или мне кажется? Отмечаю это краем глаза, на него не смотрю. Глупо, наверное — такой игнор… Но я и правда верила в него и надеялась на понимание.
— Я думаю, теперь последуют предложения относительно дальнейшей судьбы моего сына, — тороплю я графа.
— Да, мадам, — соглашается он. А я жду продолжения, и отвести взгляд трудно. Настоящая мужская красота штука редкая. Такая вот полная, безусловная, когда всё в комплексе — внешность, стать, голос, спокойная уверенность. Подрастет мой Франсуа и разобьет не одно женское сердце. Что не совсем и есть хорошо. Да… граф, как выдержанное вино, стал только лучше с годами — тут не отнять.
— Если бы я получил известие о мальчике раньше, когда ваш муж был еще жив, скорее всего, искал бы личной встречи с виконтом. Чем бы это закончилось, затрудняюсь сказать, — медленно подбирает он слова, — возможно, что ничем хорошим. Но теперь, когда Франсуа остался без надлежащей поддержки, я прошу вашего разрешения уведомить его о настоящем положении вещей.
— А что потом — дальше? — ровно интересуюсь я.
— Потом я изложу свои предложения, надеясь на его и ваше благоразумие.
— Мадам… — напряженно доносится из-за стола.
— Мсье полковник… — понимаю я, что рефери нам не нужен. Слишком личным становится разговор. А если даже «драка» и случится — это только наше дело.
— Бригадный генерал и мастер гардероба королевы, — мягко исправляет меня ла Марльер.
— Поздравляю, — глубоко втягиваю я носом воздух — истерический смех сейчас не ко времени: — Наверное, вы долго шли к этому.
— Несомненно — и долго, и трудно. Вы хотели что-то сказать? — с готовностью наклоняется он в мою сторону.
— Да — наедине, если можно, — встаю я.
Что-то там ворчит герцог. В ушах шумит кровь, язык чешется… Это черт знает какие нервы! Бесят все эти приличия! Реверансы со скальпелем в руке… Здесь и правда — красивое, но и страшное время. Чего стоит тот же контактный бой, когда холодная сталь — прямо в тело! Мой скальпель тоже своего