издевательствами по адресу трусливых зандаковцев и грубой бранью по адресу русских…»[1273]. Чтобы вынудить население сдать главарей мятежа, начальник области ужесточил репрессивные меры. Уничтожение аулов, хлебов, скота — по мнению Свистунова являлось справедливым возмездием восставшим и лишало их средств к существованию. Кроме того, для обеспечения спокойствия подозрительных аулов, начальникам отрядов, в случае необходимости разрешалось брать заложников. Алибек-Хаджи скрывался до 27 ноября, однако после того, как были арестованы все его родственники, сдался властям. К отцу Алибека Алдану приходил генерал Арцу Чермоев и просил, чтобы сын добровольно явился к властям. Алибек под давлением всех уговаривавших решил сдаться, чтобы из-за него не страдали родные и народ. Сдались властям и 12 наибов имама[1274]. Поверив княжескому слову, с повинной к князю Меликову явилось 274 человека, в том числе Ума Дуев с сыном и братья Залмаевы[1275]. Ума Дуев был заключён под стражу 2 ноября 1877 года на территории Дагестанской области. Султан — Мурад и Сулейман (Цонтороевский) успели благополучно перебраться в Турцию.[1276]
В середине октября 1877 года восстание в Чечне было окончательно подавлено. 16 октября начальник Терской области генерал-адъютант Свистунов телеграфировал Главнокомандующему на Кавказе: «Область очищена от мятежников, военные действия прекращены»[1277]. Следующее сильное волнение в Чечне произошло только в 1886 году, но оно не шло ни в какое сравнение с мощным восстанием 1877 год[1278].
В конце XIX века власти жалели о том, что при усмирении восстания 1877 года был упущен самый удобный шанс к всеобщему разоружению горцев и к отмене тех щедрых льгот и привилегий, которые столь «неосторожно» даровал чеченцам в своей прокламации князь Барятинский в 1859 году[1279]. В связи с подавлением восстания в Чечне и Дагестане у царского правительства появилась возможность усилить действовавший в Турции корпус освободившимися войсками с Северного Кавказа, русская армия пошла в наступление по всей линии фронт[1280].
4–6 марта 1878 года в Грозном состоялся военно-полевой суд над руководителями восстания[1281]. Из 18 человек, привлечённых к суду, 13 было приговорено к смертной казни «через повешение», остальные — к 20 годам каторжных работ[1282]. На вопрос, признают ли они себя виновными перед законом России, лидер восставших Алибек-Хаджи от имени своих соратников ответил: «Мы признаём себя виновными только перед Богом и чеченским народом, что мы не сумели восстановить законы шариата и свободу, дарованные нам Богом»[1283]. Когда суд объявил Уме — Хаджи о том, что он приговорен к смерти, он ответил: «Всё равно я должен когда-нибудь умереть. Умру ли от того, что вы меня повесите, или умру от какой-нибудь болезни — какая в том разница»[1284].Осуждённым предлагали подать ходатайство о помиловании на имя царя, но они отказались. На 6 году ссылки многие из них были амнистированы императором Александром III[1285].
К месту казни впереди на «позорной» колеснице везли Уму, за ним на двуколке — Алибека. Остальные шли пешком в кандалах, со связанными руками. Один из усмирителей восстания, присутствовавший на казни, писал: «Меня поразило спокойствие, с которым эти люди умирали»[1286]. 9 марта 1878 года в 6 часов утра на ярмарочной площади в Грозном приговор суда был приведён в исполнение. Вместе с Ума-Хаджи
Дуевым был повешен и его сын — офицер конной сотни императора[1287]. Видя, как сын теряет свои последние силы и готов вот-вот от слабости повалиться на землю, обратился к старшему офицеру с просьбой, чтобы его повесили первым: «— Пусть ягнёнок научится у старого волка, как надо умирать. Мы умели драться, мы должны показать как надо отдавать жизнь за свободу». И он бесстрашно вступил на эшафот[1288]. Тела казнённых, зарытые первоначально в общей яме недалеко от места казни, были затем тайно перезахоронены в Тыртовой роще между Грозным и станицей Петропавловской. Своё название роща получила по фамилии её владельцев: атамана станицы Петропавловской П. Тыртова и его брата, купца второй гильдии Е.Тыртова. Особый цинизм этой акции состоял в том, что Тыртова роща была в то время излюбленным местом отдыха грозненцев[1289]. Несмотря на поражение восстания 1877–78 гг., тарикаты не только не утратили своего влияния, а, наоборот, приобрели ещё больший вес и распространились на запад от Чечни — в Ингушетию[1290].
Подавление восстания сопровождалось широкими репрессиями не только против его непосредственных участников, но и всего населения восставших округов. Тысячи жителей горных селений были переселены на плоскость, земли их конфисковывались[1291]. Сотни чеченских и дагестанских семей были навечно высланы во внутренние губернии России, свыше 500 чеченцев приговорены к бессрочным каторжным работам. До 1877 года для жизни горцев, высылаемых с Кавказа в Европейскую Россию, назначались губернии средней полосы и преимущественно: Тульская, Рязанская и Калужская; там их находилось свыше 400 человек. В июне 1877 года более 500 семей были направлены на поселение в Новгородскую, Олонецкую и Вологодскую губернию[1292]. В Сибири находилось до 1000 высланных горцев. Министр внутренних дел возмущался таким положением дел: «Я не могу не выразить, — докладывал он руководству, что остаюсь при убеждении в необходимости прекращения дальнейших высылок с Кавказа горцев»[1293].
Выселение в Россию для многих означало смертный приговор. Так, из 1625 горцев, выселенных в 1878 году в Новгородскую губернию, в первые месяцы умерли 429 (из них 118 мужчин, остальные — женщины) и 74 были признаны безнадёжно больными[1294].
Согласно юридическим норам XIX века, из неограниченности верховной власти следует, что восстание против верховной власти, как таковой, никогда не может быть правом. С юридической точки зрения, это может быть только фактом, нарушающим право, то есть преступлением. Поэтому, восстания против верховной власти всегда наказывались справедливо, ибо они нарушали право в самом высшем его проявлении.
Если верховная власть не имеет юридических границ, то она, имеет границы нравственные, хотя, юридически, она сама остаётся судьёй своих поступков, хотя сам нравственный закон требует повиновения во имя высшего порядка, однако были крайние случаи, когда нравственно извиняли восстания[1295]. Субъектом восстания может быть всякое дееспособное лицо, объектом — законное действие власти. Восстания бывают вооружённые и невооружённые, с применением насильственных действий и без явного насилия. Сопротивления также различались на физические (вооружённые и невооружённые) и психические[1296].
Международное право XIX века имело свою точку зрения на народные восстания, особенно если они происходили на территориях, занятых во время военных действий, т. е. оккупированных. Учёные, подавшие в Брюссельской конференции свои отзывы на Конгрессе