хочется или не хочется делать со мной, в самый дальний угол моего сознания. Ну и что с того, что он не целовал меня уже больше месяца. Это нормально. Он имеет полное право решать, чего хочет, а чего – нет.
Хотя было бы здорово, если бы он сказал мне, чего хочет, но всякий раз, когда я пытаюсь заговорить о наших отношениях, он быстро меняет тему. И, хуже того… он ни разу не попытался затеять со мной перепалку с тех самых пор, как мы ходили на обед к мэру. То есть это продолжается уже полтора месяца.
Мне хочется зарыдать от мысли, что я не гожусь даже для того, чтобы он затеял со мной спор.
Однако я делаю глубокий вдох и приклеиваю к своему лицу приветливую улыбку.
– Да, несколько книг. – Я ставлю книгу, которую только что взяла, обратно на полку и поворачиваюсь, чтобы уйти. Восьми книг мне хватит, чтобы какое-то время не скучать. – Оказывается, детективы об убийствах так же популярны в Норомаре, как и у нас.
Хадсон глубокомысленно кивает:
– Что доказывает, что люди везде ценят тот факт, что они живы, а не мертвы.
– Ценят настолько, что им нравится читать о том, как умирают другие? – спрашиваю я.
– Это только заставляет их больше ценить, что сами они живы и здравствуют, разве не так? Кто-то умер, а ведь на его месте мог бы быть я. Хорошо, что это не так. – Он медленно крутит указательным пальцем. – Класс!
– Класс? – изумленно повторяю я. – Тебе бы еще брюки клеш для полноты картины.
– Точно. Думаю, мы оба знаем, у кого я мог бы их одолжить.
Я смеюсь:
– Это верно. Но они будут белыми, как в «Лихорадке субботнего вечера».
– Ты думаешь, я не могу носить белые брюки? – Он напускает на себя оскорбленный вид. – Так знай же, что в белом моя задница выглядит просто великолепно.
– Невелика заслуга. – Я улыбаюсь библиотекарше, молодой женщине, которая выглядит всего на пару лет старше меня, и протягиваю ей мой читательский билет. Затем опять поворачиваюсь к Хадсону и бормочу: – Твоя задница отлично выглядит во всем.
У библиотекарши округляются глаза, она закашливается слюной – но не перестает регистрировать книги, так что, думаю, она в порядке. Однако я бросаю на нее пристальный взгляд, когда она сама опускает глаза на его задницу.
– Ага, ты заметила. – Хадсон прижимает руку к сердцу, всем своим видом показывая, что тронут. – Затем поворачивается к девушке, которая занимается нашими книгами – и одновременно пожирает его глазами – и улыбается ей: – Привет, Доломи.
– Привет, Хадсон, – отвечает она, и ее щеки слегка розовеют. – Ты придешь вечером в субботу на чтение «77 стихотворений непримиримого света» Тэлинджера?
Хадсон качает головой:
– Нет, к сожалению, вечером в субботу мне надо будет заняться стиркой. – Однако он подмигивает ей: – К тому же, по-моему, ему следовало остановиться на тридцать четвертом стихотворении, ты не находишь?
Библиотекарша хихикает, и этот звук царапает мои нервы.
– Я могла бы заняться стиркой одна, – медовым голосом предлагаю я.
Хадсон ахает:
– Ну нет, я не могу доверить тебе мою последнюю пару боксеров «Версаче». Кто знает, что ты сделаешь с ними, если рядом не будет меня.
– Не вешай нос. Наверняка здесь, в Мире Теней, мы сможем подыскать для тебя бренд, который был бы таким же… – Я осекаюсь, когда он бросает на меня многозначительный взгляд.
– Я не знаю, какое прилагательное ты собиралась использовать для описания моего белья от Версаче, но приемлемыми я считаю только синонимы слов «потрясающее» и «великолепное». – Он смотрит на меня, грозно прищурив глаза: – Считай, что я тебя предупредил.
– У-у-у, как мне страшно. – Я благодарно улыбаюсь библиотекарше, когда она отдает мне мою стопку книг, затем отхожу в сторону, чтобы она могла заняться книгами Хадсона. – Но почему ты считаешь, что у меня какие-то особые отношения с твоим бельем?
– Ну, не знаю, может, потому, что я хорошо знаю тебя? Ты из тех, кто сразу же вцепляется в глотку.
– Странное обвинение от вампира. – Но я делаю паузу, обдумывая его слова. – Но на самом деле ты же так не считаешь, правда?
– Считаю – и еще как. – Он фыркает: – Если общение с тобой меня чему-то и научило, так это тому, что тебе не нужны клыки, чтобы пустить кровь.
Я пытаюсь придумать колкий ответ, но, прежде чем мне что-то приходит в голову, библиотекарша отдает Хадсону его книги:
– Вот, бери. Думаю, тебе особенно понравится книга по физике теней. Это очень интересно.
– Спасибо! – Он улыбается ей: – Собственно говоря, как раз ее мне особенно не терпится прочесть.
Она улыбается в ответ, затем гладит его руку:
– Знаешь, здесь каждый вторник по вечерам встречается молодежь. Это хорошее место для того, чтобы завести новых… друзей.
Я пытаюсь не чувствовать себя оскорбленной ее словами, но это нелегко, ведь она ведет себя так, будто меня тут вообще нет. Тем более что Хадсон важно кивает и говорит:
– Я буду иметь это в виду. Спасибо.
Боже. Хадсон что, флиртует с ней?
К тому времени, когда мы выходим на улицу, я уже решила для себя, что нам надо выяснить отношения раз и навсегда. Он не может танцевать со мной, целовать меня и пить мою кровь, а затем просто… ничего не делать несколько недель. И он уж точно не должен флиртовать с другой на глазах у той, с кем танцевал и целовался без всяких объяснений. Потому что да, это черт знает что.
– Может, ты предпочтешь провести время с этой самой библиотекаршей? – спрашиваю я, топнув для убедительности ногой.
Хадсон бегом спускается по лестнице, где его ждет Дымка, но, услышав мой вопрос, замирает и поворачивается ко мне. Мне кажется, что он станет это отрицать – я надеюсь, что он станет это отрицать, – потому что вид у него вдруг делается такой, будто он вот-вот скажет что-то важное.
По крайней мере до того момента, когда он вдруг не начинает хохотать.
– В чем дело? – рявкаю я. – По-твоему, это смешно?
– Нет, нет, я смеюсь не поэтому, – говорит он. Во всяком случае, мне кажется, что он говорит именно это – потому что он по-прежнему так хохочет, что мне трудно разобрать его слова.
– Эта девица клеилась к тебе прямо у меня на глазах! – рычу я.
– Не-а, она просто хотела дать мне знать, что у меня есть перспективы, только и всего.
– Тебе нужны перспективы? – спрашиваю я, понимая, что вид у меня сейчас немного безумный. – Ну, давай, попробуй. Забирай свои перспективы.
Похоже, до него только сейчас доходит, что я сама не своя.
– Да ладно, Грейс, я не собирался…
– Перестань. – Я вскидываю руку, чтобы остановить поток лапши, которую он собирается навешать мне на уши. Но тут что-то происходит.
Сперва я не понимаю, в чем дело. Я знаю одно – мне вдруг стало трудно двигаться. А затем до меня доходит. Черт возьми, я только что превратилась в камень.
– Я что…
– Да, – отвечает Хадсон, подняв одну бровь. – Так и есть. Похоже, ты предпочитаешь превратиться в камень, лишь бы не говорить со мной.
– Может быть, это преподаст тебе урок, – говорю я.
– Может. – Он ждет секунду, но я молчу, и он продолжает: – Значит ли это, что ты планируешь остаться камнем?
– Возможно, – отвечаю я.
– Ладно. А значит ли это, что ты хочешь остаться стоять здесь? Или ты предпочитаешь вернуться в гостиницу?
– Мы можем вернуться в гостиницу, – отвечаю я, но я так взбешена, что застываю на месте.
– Или мы можем постоять здесь, – говорит Хадсон.
Я не отвечаю ему… потому что не могу. Я вся превратилась в камень.
Глава 102
Нет выхода
– Грейс –
Боже.
Я представляю собой сейчас такой же сплошной камень, как те горгульи, которых мне доводилось видеть на зданиях.
Значит ли это, что они тоже люди? Все эти горгульи на соборе Парижской Богоматери? Может, они тоже живые существа? Это мысль потрясает меня до глубины души, и я обещаю себе, что, когда выберусь из этой ситуации, то непременно изучу этот вопрос.
Между тем Хадсон подался вперед и заглядывает мне в глаза, будто пытаясь понять, сохранила ли я способность мыслить. Ясен пень, сохранила,