- Детта Уокер.
- Хорошо. - Петля ослабла еще немного. - А теперь слушай меня, лебедь белый, да хорошенько, коли хочешь дожить до заката. Не пробуй умничать - я уж видела, как ты, змей подколодный, пытался тайком добраться до той пушки, что я у тебя забрала, покамест ты дрых. Брось, потому как Детта она все видит. Только чего надумаешь, а она уж видит, что у тебя на уме. Будь спок. А что у меня ног нету - ничего не значит, ты все равно умничать-то не пробуй. Я, с тех пор, как обезножела, много чему выучилась. Обе пушки козла беложопого теперь при мне, а это чего-нибудь да стоит, как по-твоему?
- Да, - прохрипел Эдди. - Умничать мне неохота.
- Ну хорошо. Очень хорошо. - Детта заклохтала от смеха. - Покамест ты дрых, я, стерва такая, была сильно занята. И все рассчитала. Вот что мне от тебя надо, лебедь белый: суй руки за спину и щупай, пока не найдешь петлю - такую же, как я тебе надела на шеяку. Петель будет три. Пока ты, лодырь, сны смотрел, я узлы вязала! - Она опять закудахтала от смеха. Нащупаешь петлю - сложишь руки вместе и просунешь туда. Потом ты почувствуешь, как моя рука натуго затягивает узел. Тут ты себе скажешь: "Вот он, шанец охомутать эту черномазую стерву. Вот щас, покамест она не ухватилась за веревку как следует". Но... - тут голос Детты, карикатурный голос негритянки с Юга, зазвучал приглушенно, - ...поспешишь - людей насмешишь. Сперва лучше оглядись.
Эдди огляделся. Детта больше, чем когда-либо, походила на ведьму: замурзанное, всклокоченное существо, способное вселить страх в куда более отважные сердца. То платье, что было на ней в универмаге Мэйси, откуда стрелок ее похитил, теперь превратилось в грязные лохмотья. Воспользовавшись взятым из кошеля стрелка ножом (которым Роланд разрезал удерживавшую пакеты с кокаином маскировочную липкую ленту), Детта прорезала платье еще в двух местах, и прямо над выпуклостью бедер получились импровизированные кобуры. Оттуда высовывались потертые рукояти револьверов стрелка.
Голос звучал приглушенно оттого, что в зубах у Детты была зажата веревка. Из одного угла ухмыляющегося рта торчал ее короткий хвостик (видно было, что пенька перерезана недавно), с другой стороны высовывалось остальное - часть, тянувшаяся к петле вокруг шеи Эдди. В этой картине, в схваченной ухмыляющимися губами веревке, было что-то столь хищное и варварское, что Эдди оцепенел, уставясь на Детту с ужасом, от которого ее ухмылка стала только шире.
- Попробуй поумничать, покамест я буду заниматься твоими грабками, невнятно проговорила она, - я тебе дыхалку зубами пережму, сволочь белая. И тогда уж не отпущу. Понял?
Эдди не стал полагаться на свое красноречие и только кивнул.
- Ладненько. В конце концов, может, ты и проживешь чуток подольше.
- А если нет, - хрипло прокаркал Эдди, - тебе придется навсегда забыть про удовольствие воровать в Мэйси, Детта. Потому что он узнает об этом, и тогда мы все остаемся у разбитого корыта.
- Придержи язык, - сказала (почти промурлыкала) Детта. - Придержи язык. Пусть думают те ребята, кто это умеет. А твое дело - нащупать вторую петлю, больше ничего.
Пока ты сны смотрел, я узлы вязала, сказала Детта. К своему неудовольствию и все возрастающей тревоге Эдди обнаружил: она хотела сказать именно то, что сказала. Веревка превратилась в цепочку из трех скользящих узлов. Первую петлю Детта накинула ему на шею, пока он спал. Вторая надежно связала кисти рук Эдди за спиной. Грубо толкнув молодого человека в бок, Детта перевернула его на живот и велела поднять ноги так, чтобы пятки коснулись ягодиц. Сообразив, к чему это ведет, Эдди заартачился. Детта вытащила из прорехи в платье револьвер Роланда. Она взвела курок и прижала дуло к виску юноши.
- Давай делай, что сказано, а то как бы я чего не сделала, сволочь белопузая, - сказала она все тем же мурлычущим голосом. - Только если я чего-нибудь сделаю, ты окочуришься. Мозги, что с той стороны твоей башки вытекут, я просто присыплю песочком, а дырку прикрою волосами. Он и подумает, что ты бай-бай! - Она опять фыркнула от смеха.
Эдди задрал ноги, и Детта поспешно закрепила третью петлю вокруг его лодыжек.
- Вот так. Увязали, как теленочка на родэ-э-о.
Описание не хуже всякого другого, подумал Эдди. Попытайся он опустить ноги из положения, которое уже становилось неудобным, удерживавший лодыжки узел затянулся бы еще туже. Тогда отрезок веревки между лодыжками и запястьями натянулся бы еще сильнее, затянув, в свою очередь, и тот скользящий узел, и веревку между запястьями и петлей, наброшенной Деттой ему на шею, и...
Детта тащила его - непонятным образом волокла по песку к воде.
- Эй! Какого...
Эдди попробовал податься назад и почувствовал: петли затягиваются, а вместе с этим уменьшается и его способность дышать. Он расслабился, насколько это было возможно (ноги-то держи кверху, не забывай, болван: опустишь копыта достаточно низко - удавишься), не препятствуя Детте, которая волокла его по шероховатой земле. Острый камень ободрал ему щеку, потекла теплая кровь. Дыхание Детты было частым, тяжелым. Шум волн и гулкий грохот налетающего на камни прибоя звучали все громче.
Боже милостивый, что она собирается делать? Утопить меня?
Нет, конечно, нет. Он подумал, что понимает, чего хочет Детта, даже раньше, чем пропахал лицом спутанные бурые водоросли, которыми была отмечена граница прилива - мертвую, разящую солью дрянь, холодную, как пальцы утонувших моряков.
Он вспомнил Генри. Однажды тот рассказывал: "Бывало, подстрелят одного из наших - американца, я хочу сказать, они знали, что за поганым азиатом никто в кусты не полезет, разве что какой салага, только-только из Штатов - продырявят брюхо, оставят орать и срезают тех парней, что пытаются его выручить. И так пока бедолага не отдаст концы. Знаешь, как они говорили про таких ребят, Эдди?"
Эдди потряс головой, похолодев от представившейся ему картины.
- Горшочки с медом, - сказал тогда Генри. - Приманка. Сладкая, чтобы привлечь мух. А может, даже медведя.
Этим сейчас и занималась Детта: использовала его в качестве горшочка с медом.
Она бросила Эдди примерно семью футами ниже границы полного прилива, бросила без единого слова, лицом к океану. Стоял час отлива. Заглянув в дверь, стрелок должен был увидеть не прилив, подступающий к берегу, чтобы утопить Эдди - нет, до возвращения волны оставалось еще шесть часов. И задолго до этого...
Эдди повел глазами вверх и увидел, что солнце дробится на поверхности океана длинной золотой дорожкой. Который час? Четыре? Около того. Закат примерно в семь.
Беспокоиться насчет прилива не придется: стемнеет намного раньше.
А когда придет тьма, из воды, покачиваясь на волнах, появятся гигантские омары; о чем-то спрашивая, они поползут по песку туда, где, связанный и беспомощный, будет лежать Эдди - и разорвут его на части.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});