Но когда она приблизилась к Эдди, ей в голову пришла тревожная мысль. Это был еще один вопрос, и его опять задал голос, показавшийся чужим.
А что если он узнает? Если в ту же секунду, как ты убьешь Эдди, он узнает, что ты сделала?
"Ни фига он не узнает. Больно уж занят тем, чтоб надыбать свое лекарство. И перепихнуться, насколько мне известно".
Чужой голос не ответил, однако семя сомнения было заронено. Детта слышала, как они толковали, думая, будто она спит. Настоящему Гаду непременно нужно было что-то сделать. Что именно - Детта не знала. Ей было известно одно: это имеет какое-то отношение к какой-то башне. Не исключено, что Настоящий Гад считал эту башню полной золота, или брильянтов, или чего-то в этом роде. Чтобы добраться до башни, сказал он, ему необходимы Детта, Эдди и кто-то еще. Детта догадывалась, что, наверное, так и есть. Иначе что здесь делать этим дверям?
Если это было колдовство, то, убей она Эдди, Настоящий Гад мог узнать об этом. Детте казалось, что, похерив дорогу к башне, она, возможно, похерила бы единственное, ради чего жил этот беложопый кобелина. А ежели этот козел узнает, что жить больше незачем, он может сотворить что угодно - ведь на все прочее ему насрать с высокой горки.
При мысли о том, что может случиться, если Настоящий Гад вернется так, Детта невольно задрожала.
А если убить Эдди нельзя, что же делать? Револьвер-то можно забрать и пока Эдди спит, но вернется Настоящий Гад, и что тогда? Справится ли она с ними обоими?
Детта просто не знала.
Ее взгляд коснулся инвалидного кресла, заскользил прочь, и вдруг быстро вернулся. На кожаной спинке был глубокий карман. Оттуда торчал моток веревки, которой Детту привязывали к креслу.
Глядя на этот моток, Детта поняла, как можно все устроить.
Изменив курс, она поползла к бессильному, неподвижному телу стрелка. Она собиралась взять все необходимое из рюкзака, который Роланд называл своим "кошелем", и побыстрее завладеть веревкой... но на миг застыла у двери, как вкопанная.
Детта, как и Эдди, переводила увиденное на язык кинолент... впрочем, представшее ее взору зрелище больше напоминало детективную телепостановку. Декорация представляла собой большую аптеку. Перед Деттой был провизор, казавшийся перепуганным до одури, но Детта его не винила: прямо в лицо аптекарю смотрело дуло револьвера. Аптекарь что-то говорил, но его голос был далеким, искаженным, словно доносился к ней сквозь поглощающие звук перегородки. Слов Детта не разбирала. И не видела, кто держит револьвер. Впрочем, на самом деле видеть грабителя ей было не обязательно, разве не так? Ясное дело, она знала, кто он.
Это был Настоящий Гад.
"Там он, может, с виду совсем не он, там он может даже на кургузый мешок с дерьмом смахивать, даже на одного из наших, из черных братьев, внутри-то это все одно он, факт. Недолго же он искал новый шпалер, а? Готова спорить, пушку надыбать за ним никогда не заржавеет. Надо пошевеливаться, Детта Уокер".
Она открыла кошель Роланда. Потянуло слабым, вызывающим ностальгию ароматом давно припасенного, но теперь давно уже истраченного табака. В определенном отношении кошель очень напоминал дамскую сумку, заполненную великим множеством сваленных как попало и случайных на первый взгляд вещиц... однако, вглядевшись повнимательнее, вы видели дорожное снаряжение человека, готового практически к любой неожиданности.
Детте пришло в голову, что Настоящий Гад идет к своей Башне изрядно давно. Если так, стоило подивиться уже тому только, сколько шмутья (среди которого попадались и вовсе бросовые вещи) все еще остается в кошеле.
"Пошевеливайся, Детта Уокер".
Взяв то, что ей было нужно, она неслышно, по-змеиному пробралась к инвалидному креслу. Очутившись подле него, она оперлась на руку и, точно рыбачка, сматывающая линек, вытянула веревку из пришитого к спинке кармана, то и дело оглядываясь на Эдди - просто, чтобы убедиться, что он спит.
Юноша так и не пошевелился, пока Детта не накинула ему на шею петлю и не затянула ее.
Его волокли спиной вперед. Поначалу Эдди подумал, что все еще спит и видит жуткий сон, в котором его не то хоронят заживо, не то душат.
Потом он ощутил острую боль от врезавшейся в шею петли и тепло слюны, побежавшей по подбородку, когда он стал давиться. Это был не сон. Вцепившись в веревку, Эдди попытался встать на ноги.
Сильные руки Детты крепко рванули веревку. Эдди шлепнулся на спину. Его лицо начинало багроветь.
- Ты это брось! - прошипела у него за спиной Детта. - Уймешься будешь жить, а нет - удавлю.
Эдди опустил руки и попытался сохранять неподвижность. Скользящая петля, которую набросила ему на шею Одетта, ослабла - как раз настолько, чтобы он смог втянуть тоненькую, обжигающую струйку воздуха. Сказать на этот счет можно было только одно: лучше так, чем совсем не дышать.
Когда паническое биение сердца Эдди чуть замедлилось, он попытался оглядеться. В тот же миг петля снова туго затянулась.
- Спокойно. Валяй, осматривай океанский пейзаж, сволочь белопузая. А на что другое тебе щас и глядеть не захочется.
Эдди снова отвернулся к океану, и узел ослаб, позволив ему еще раз сделать несколько скупых, обжигающих глотков воздуха. Левая рука Эдди тайком поползла вниз, к поясу штанов (Детта, впрочем, заметила это движение и, хоть Эдди того не знал, усмехалась). За поясом ничего не было. Она забрала револьвер.
"Она подкралась к тебе, пока ты спал, Эдди". - Разумеется, голос принадлежал стрелку. - "Твердить сейчас, что я тебя предупреждал об этом, проку нет, но... я тебя предупреждал. Вот они, плоды романтики: на шее петля, а где-то за спиной - сумасшедшая с двумя револьверами".
"Но если бы она собиралась меня убить, то уже сделала бы это. Она убила бы меня, пока я спал".
"А что, по-твоему, она собирается сделать, Эдди? Вручить тебе путевку в Дисней-Уорлд на два лица с оплатой всех расходов?"
- Послушай, - сказал молодой человек. - Одетта...
Едва это имя слетело с его губ, петля затянулась вновь, беспощадно-туго.
- Не хрена меня так называть. Еще раз назови - больше никого никогда никак не назовешь. Меня звать Детта Уокер, и коли-ежели, говно отбеленное, тебе охота подышать еще немного, лучше запомни это!
Эдди захрипел, стал давиться и вцепился в петлю. Перед глазами большими черными пятнами, похожими на зловещие цветы, начало распускаться ничто.
Наконец обвивавшая его шею тесьма опять ослабла.
- Усвоил, сука белая?
- Да, - выговорил он, но это был лишь задушенный хрип.
- Тогда скажи. Скажи, как меня звать.
- Детта.
- Скажи полное имя! - В голосе Детты дрожала опасная истерия, и в этот миг Эдди порадовался, что не видит своей собеседницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});