в ушах по-прежнему стоял гул. Хотя она уже начала постепенно приходить в себя. Лучше видеть, пусть и одним глазом, лучше ощущать своё тело, вместе с этим усилилась боль. Но к счастью вернулись руки и ноги, удалось повернуть голову вбок сначала в одну сторону, затем в другую. Ужасно болело всё лицо, снизу также усиливалась тупая тянущая боль, переходящая от паха вверх к кишечнику, желудку, груди. Затем немного стало отпускать – видимо, начал действовать укол обезболивающего, сделанный за несколько минут до погрузки, ещё в аптеке. А после страшно захотелось спать. Пришла какая-то апатия, полное безразличие к окружающему миру, но стихла боль и шум. За считанные секунды перед тем как вновь погрузиться в небытие, Наталья услышала рядом голос одного из медиков: «Всё, оставь его. Парень мёртв».
30 апреля. Москва. Андрей Орлов.
Андрей смог сам прийти в себя, подняться с холодного пола и сесть, устало оперевшись спиной на аптечную стойку. Даже не будучи медиком, он понимал, что получил сотрясение мозга от сильных ударов по голове. Нос также распух, болела скула, но сильнее всего беспокоил затылок, которым его приложили о плитку. Левая рука плохо слушалась – видимо, в результате сильного удара по плечу возле шеи. Андрей ощупал своё тело, насколько смог, чтобы убедиться, что больше нет каких-либо опасных ранений, которые он смог не почувствовать, пока нервная система занята самодиагностикой и сфокусирована на боли в голове и верхней части тела. Затем осмотрелся. Жены и детей поблизости не было. Андрей поднялся на ноги кое-как, позвал шёпотом своих, но никто не откликнулся. Открыл небольшую дверцу, ведущую из зала за прилавок провизора, но за прилавком также никого не было. Впрочем, в подсобном помещении также оказалось пусто.
Аптека была практически полностью разграблена. Те, кто выносил медикаменты, не взяли только совсем бесполезное и ненужное, типа всевозможных пищевых добавок, сомнительных препаратов, детских пелёнок и подобных, очень специфических вещей. Андрей искал болеутоляющее, но их вынесли подчистую. В подсобном помещении также было пусто. В холодильнике, уже не работавшем, нашлись несколько препаратов в ампулах, которые то ли впопыхах, то ли по незнанию бросили. На полу также были разбросаны раздавленные ботинками таблетки в картонных коробках, и Орлов всё же надеялся что-то отыскать, чтобы заглушить боль в голове и плече. Через пару минут ему повезло: он нашёл пачку ибупрофена, которую случайно раздавили ногой и не стали собирать блистеры по отдельности. Проглотил сразу три таблетки по четыреста миллиграмм дозировки, запил отвратительной на вкус минералкой для лечения печени, и через несколько минут, пока Андрей приходил в себя, он почувствовал облегчение. Боль не ушла полностью, но стала намного слабее. Теперь оставалось понять, куда делись жена и дети. О том, что на них напали, Андрей помнил. Но в такое время навряд ли преступники стали бы тащить за собой троих гражданских, поэтому можно было бы предположить, что они ушли сами, на своих ногах. Но почему бросили отца семейства? В подобном отношении они ранее не были замечены, значит, были какие-то веские причины для того, чтобы так поступить. Или всё же их увезли насильно? Ответа не было. Андрей не паниковал, так чтобы заламывать руки и проклинать небеса, но ему было откровенно не по себе, потому как он даже не представлял, живы ли члены его семьи. И где их теперь искать, при полном отсутствии средств хоть какой-либо связи и хаосе в городе, стране и мире.
Пройдя в полумраке помещения до двери, через которую пробивался свет, Андрей попытался понять, что происходит на улице. Пригляделся, но ничего толком не увидел. Зато чётко понял, что левый глаз после избиения стал видеть хуже, чем правый. Появилась какая-то мутная дымка, будто к лицу приставили стёклышко из слюды. Попробовал осмотреться в полумраке помещения. Ни вещей, ни тем более ружья, он ожидаемо не обнаружил. Те, кто напал на семью, вынесли всё что можно. Даже часы с руки сняли. Когда Андрей понял, что остался без транспорта, без оружия, без еды, на него накатила волна отчаяния. Шансы выжить стремились к нулю. Однако ещё страшнее, чем умереть, было оставить своих родных непонятно где, возможно – в смертельной опасности. Поэтому Андрей твёрдо решил для себя, что сделает всё возможное, чтобы найти своих, пока жив и ноги ходят хоть как-то. Где-то он читал, что умирать – совсем не больно. Ни от пули, ни от взрыва. Но даже если и придётся потерпеть – то пусть кончится всё быстро, думал он. И мысленно просил Бога, в которого раньше не особо-то верил, потому как жизнь тогда ещё не припёрла к стенке, чтобы тот дал ему шанс сначала спасти родных. А потом будь что будет, уже неважно и совсем не страшно.
Ощупав себя на всякий случай ещё раз, прислушавшись к своим ощущениям в теле, Андрей констатировал, что далеко не убежит, случись что. В болевшей голове наступило абсолютное отупение, и единственной мыслью, прорывавшейся через толщу ваты, была необходимость что-то делать, а не сидеть на месте, потому как перспективы в таком сидении ровно ноль. А вот что делать – предполагалось решить уже по ходу развития событий, потому как ничего толкового придумать не получалось. В конце концов, Андрей решил попробовать хоть как-то добраться до ближайших постов военных. И для этого нужно поймать любой возможный транспорт и при этом не попасться на глаза заражённым согражданам, в противном случае исход абсолютно предсказуем.
Аккуратно открыв дверь наружу и стараясь не шуметь, Орлов вышел на улицу, готовый в любую секунду отпрыгнуть назад. Яркий свет ударил в глаза, и стало больно смотреть перед собой. Щуриться было также тяжело – голова болела вся, снизу доверху. Через полминуты зрачки стали привыкать, и Андрей наконец-то смог оглядеться. На улице никого не было, людей не наблюдалось в зоне прямой видимости. Машина, на которой он приехал со своей семьёй, всё так же стояла на перекрёстке, и к ней, по всей видимости, так никто и не подходил. А вот у автомобиля реанимации, лежавшего на боку чуть поодаль, были выбиты стекла задней двери. Похоже, что кто-то выбирался из салона после аварии. Посмотрев под ноги и вокруг себя, Андрей с удивлением обнаружил на асфальте десятки стреляных латунных гильз разных калибров. Он был готов поспорить, что их не было, когда он заходил с семьёй в аптеку на углу. Видимо, во время пребывания в бессознательном состоянии, здесь шёл бой. Но кто воевал и с кем, а главное