Мартин с трудом приподнялся. Прошлое лавиной обрушилось на него. Он не мог рассмотреть ни одного предмета — слезы застилали ему глаза. Он сидел на полу, среди побегов плюща и тишины. Бумага, которой Фьямма заклеила оконные стекла, давно отстала, сморщившись под лучами беспощадного солнца, кар-тины валялись на полу, задушенные всемогущим плющом. На столах все еще стояли, почти засыпанные пылью и песком, фотографии, на которых Фьямма и Мартин были вместе.
Мартин Амадор не ожидал, что встреча с прошлым будет настолько тяжелой. Из каждого уголка на него смотрели воспоминания. На что бы он ни бросал взгляд, в памяти тут же всплывал связанный с этим предметом эпизод. Смех и слезы, споры и молчание, пение и музыка, приливы нежности и внезапное отчуждение — эти стены были свидетелями стольких дней и ночей, проведенных здесь Мартином и Фьяммой! И сейчас, после долгих лет молчания, они гневно напоминали Мартину о его прошлом.
Он не мог бы сказать, сколько времени просидел так. Фьямма ничего не тронула, ничего не взяла с собой. Все было на месте, кроме той странной "картины" — куска окровавленной блузки, который Фьямма почему-то захотела вставить в раму. Это случилось в тот роковой день, когда она познакомилась с Эстрельей. Мартин содрогнулся, представив себе, какую боль пережила Фьямма, узнав о его предательстве.
Он медленно поднялся и подошел к столику, на котором стояла их свадебная фотография. Оттер пыль — и проступили счастливые лица, открыто и доверчиво смотревшие в объектив. Их переполняла любовь, а впереди ждало счастливое будущее. Фотография была сделана на пляже — за спинами Мартина и Фьяммы синело море. Они были в свадебных нарядах, но босиком. Фьямма учила его ходить по мокрому песку, играя с волнами. Она любила ходить босиком — по песку, по траве, по полу. Обувалась, только чтобы ходить по городским улицам. Мартин вынул фотографию из рамки и, прижимая ее к груди, направился в спальню.
Огромная паутина, словно москитная сетка, покрывала их с Фьяммой кровать. Мартин открыл шкаф, и оттуда вылетело целое облако моли. Насекомые разлетелись по комнате, наполнив воздух сыпавшейся с их крылышек отвратительной коричневой пыльцой. Сбежав из спальни, Мартин поднялся по узкой лесенке на чердак, хранилище его воспоминаний. Дверь была открыта настежь — с того самого дня, когда Фьямма, придя запереть квартиру, обнаружила на чердаке ящик с раковинами, собранными Мартином, и в слезах бросилась прочь.
С трудом расчистив себе проход — пауки наткали паутины где только могли, — Мартин увидел на полу деревянный ящик с его бесценной коллекцией. Замок был открыт, хотя Мартин прекрасно помнил, что в тот день, когда доставал свою коллекцию в последний раз — искал раковину, на которой можно было бы написать стихи для Эстрельи, — он закрыл замок и поставил ящик на свое место, около круглого окошка. Никто, кроме Фьяммы, не мог перенести коллекцию сюда. Мартин поднял крышку и обнаружил, что ящик полон воды. Раковины влажно мерцали, погруженные в нее. Это было странно, необъяснимо. Опустив руку в ящик, он достал со дна Spirata inmaculata, которою ласкал тело Фьяммы в их первую ночь. Раковина была красива, как никогда. Мартин попробовал воду на вкус — она была соленой, как море. Это были слезы Фьяммы, пролитые ею в тот день, когда Мартин ушел. Погруженный в соленую влагу перламутр вновь приобрел тот блеск, который когда-то подарило ему море.
Держа в руках Spirata inmaculata, Мартин вспоминал свою первую встречу с Фьяммой. Тогда, увидев ее на ночном пляже и не зная, как начать разговор, он спросил Фьямму, каков дождь на вкус, и она, слизнув каплю с ладони, ответила, что у дождя вкус слез. Ему ответ показался очень грустным, и он осторожно поправил Фьямму, сказал, что скорее у дождя вкус моря. Теперь он понимал, что море — это бесконечное множество слез, что ее зыбкая синяя гладь соткана из плача.
Мартин Амадор закрыл ящик. Он знал, что ему следует сделать: он бросит в море единственное, что осталось от Фьяммы, — ее слезы... Пусть смешаются с волнами, чтобы не высохнуть никогда. Пусть уходят и снова возвращаются вместе с пеной прилива, лаская песок. Пусть плавают по ним киты и дельфины. Пусть они омывают скалы, носят на себе корабли, качают детей и морских птиц. Будут свидетелями чьих-то встреч и разлук. Вдохновляют поэтов и художников. Пусть прикасаются к солнцу на закате. Пусть отражаются в них луна и кометы. Пусть продолжают жить. Вечно.
По дороге к морю Мартин срывал все попадавшиеся ему черные розы, чтобы бросить и их в море, прощаясь с Фьяммой. На берегу он снял сандалии и босиком зашагал по золотистому песку. Солнце уже клонилось к закату, красные тона неба брали верх над голубыми. Ветра не было.
Он пришел на то самое место, где тридцать лет назад встретил ту, что стала спутницей его жизни, — Фьямму деи Фьори.
Мартин увидел привязанную у берега старую рыбацкую лодку. Все было как всегда. Часы без стрелок на башне показывали отсутствие времени. Оставалось лишь обладающее памятью пространство, и Мартин погрузился в него. И вот он уже снова слышит смех любимой — она бежит по пляжу, босые ступни испачканы в песке, обнаженная грудь словно ждет прикосновения... Нежная сила... Сладкое сопротивление... Уступка... Любовь...
Он вошел в воду с усыпанным лепестками черных роз ящиком, полным слез и раковин, в руках. Первые волны встретили его ласково. Мартин пошел дальше. Когда соленые слезы начали почти захлестывать его, он положил на воду старый деревянный ящик. Нахлынувшая белая волна подхватила его и унесла на своем гребне. Мартин провожал его глазами. Несколько секунд ящик качался на волнах — приближался, удалялся, поворачивался и кувыркался, а потом, устав, уступил желанию океана, отдав ему все, до последней слезы.
Лишь черные лепестки плавали на воде.
Мартин вернул морю то, что принадлежало морю.
Некоторое время он продолжал стоять в теплой морской воде. Посмотрев на небо, увидел в очертаниях красного закатного облака фигуру женщины, протянувшую руку, чтобы коснуться голубой луны...
В насквозь мокрых белой рубашке и старых, закатанных до колен джинсах Мартин, запрокинув голову и закрыв глаза, сидел возле старой рыбацкой лодки... Сердце его было полно любовью. Он просидел так несколько долгих часов.
Нежный ветерок коснулся его щеки, на лоб упала первая капля дождя. Засуха кончилась. На Гармендию-дель-Вьенто готовились пролиться веселые слезы.
Но на этот раз у дождя был странный запах — цветов апельсинового дерева... Это был запах Фьяммы деи Фьори.
Не открывая глаз, Мартин глоток за глотком вдыхал знакомый аромат. Запах становился все сильнее, вся Гармендия-дель-Вьенто благоухала, как юная невеста. Когда Мартин открыл глаза, дождь лил как из ведра, хотя на небосводе сияли звезды и пролетали метеоры, оставляя после себя на черном бархате неба длинный серебристый след... Начинался прилив... Пляж был почти пуст...