когда оккультная сила влекла его к миссис Мольтке в нарушении самой базовой журналистской этики, на самом деле было простой гравитацией; бардачок теперь находился под углом в 20 градусов. Порывы ветра трясли машину, как маракасу, и журналист слышал, как бьющаяся листва и мусор на ветру делают с покраской прокатной машины бог знает что.
– Я не сомневаюсь, – сказал журналист. – Кажется, я просто пытаюсь понять для себя, почему ты так в этом уверена, хотя, очевидно, мне остается только считаться с твоим мнением, ведь он твой муж, а если кто-то и знает чужую душу, то, очевидно, только…
Когда ему показалось, что миссис Мольтке зажала ему рот рукой, на самом деле она поднесла к его губам, подбородку и нижней челюсти указательный палец в интимном жесте молчания. Этуотер не мог не спросить себя, не этот ли палец только что побывал у него в ухе. Его кончик был шириной почти с обе ноздри Этуотера вместе взятые.
– Никуда он не денется, потому что это ради меня, Скип. Потому что я его попрошу.
– Я дйствлн рд, чт…
– Но давай, спрашивай, – миссис Мольтке чуть отодвинула палец. – Между нами это должно прозвучать. Почему я хочу, чтобы мой муж прославился своим говном.
– Хотя, конечно, эти произведения – далеко не просто оно, – сказал Этуотер, слегка скосив глаза на палец. Снова компактная дрожь, шорох ткани, лоб заливает пот. Коричный жар и напор ее выдохов – как из отопительных решеток вентиляции вдоль Коламбус-Серкл, где зимой, когда Этуотер торопится мимо, кучкуются кружки бездомных в перчатках без пальцев и балаклавах, с пустыми и безжалостными глазами. Пришлось включить батарею машины, чтобы приоткрыть свое окно, и он даже подскочил от взрыва шума из радио.
Эмбер Мольтке казалась очень спокойной и решительной.
– И все-таки, – сказала она. – Чтобы над этим прикалывались эти ваши телерепортеры, Дэйв Леттерман или тот тощий поздно ночью, и чтобы люди читали «Стайл» и думали о кишечнике Бринта, как он сидит на толчке и по-особенному шерудит кишечником, чтоб сделать то, что выходит. Потому что в этом вся суть, Скип, правда же. Почему и ты сюда и приехал. Что это его говно.
→
Оказалось, что одна фирма в Ричмонде, Индиана, занималась особой доставкой, когда вокруг хрупких предметов наливали жидкий стирол в качестве очень легкой облегающей изоляции. Но пункт «Федерал Экспресс», названный на чеке посылки, был в Сипио, Индиана, – также упомянутом в адресе на квитанции «Кинко», сопровождавшей присланные в воскресенье по факсу фотографии, которые после доставки «Фед Экса» на следующее утро стали более-менее неактуальными или избыточными, так что Лорел Мандерли не понимала, зачем Этуотер так из-за них хлопотал.
На рабочем обеде в понедельник обманчиво простой мыслью Лорел Мандерли в отношении содержимого посылки было поторопиться назад в офис и выставить их на стол Эллен Бактриан раньше, чем та вернется с танцев, чтобы те ее уже поджидали, и не сказать ни слова и не пытаться как-то предуведомить Эллен, но просто позволить произведениям говорить за себя. В конце концов, похоже, именно так и поступил ее штатник, ничем не предупредив Лорел о том, что скульптуры уже в пути.
→
Следующее на самом деле было частью продолжительного телефонного разговора днем 3 июля между Лорел Мандерли и Скипом Этуотером – последний буквально прихромал в «Маунт-Кармел Холидэй Инн» после обсуждения изматывающей и нервирующей серии испытаний аутентичности дома у художника.
– И что вообще за прикол, кстати, с адресом?
– Уилки – политик из Индианы. Здесь это имя повсюду. По-моему, он баллотировался против Трумэна. Помнишь фотографию, где Трумэн поднимает заголовок?[65]
– Нет, я про дробь. Что такое «четырнадцать и одна вторая по Уилки»?
– Это дуплекс, – ответил Этуотер.
– А.
Короткая пауза, которая могла показаться странной только при последующих воспоминаниях.
– А кто живет на другой половине?
Новая пауза. И штатник, и стажерка к этому времени уже в высшей степени устали и сбились с панталыку.
– Я еще не знаю. А что? – спросил журналист. На это у Лорел Мандерли достойного ответа не нашлось.
←
В накренившемся «Кавалере», на высоте бури или где-то рядом, Этуотер покачал головой. «Это не просто оно», – сказал он. Возражал он, по всей видимости, искренне. Видимо, его искренне заботило, чтобы жена художника не приняла его мотивы за эксплуатационные или низменные. Палец Эмбер все еще был прямо у его губ. Он сказал ей, что ему все еще не до конца понятно, как она сама относилась к произведениям мужа и как понимала экстраординарную силу, которую они имели на людей. Даже без дождя и мусора лобовое стекло уже слишком запотело, чтобы Этуотер видел, что вид на SR 252 и фиксаторный завод теперь наклонился на 30 или больше градусов, как с негодным альтиметром. Все еще лицом вперед, скосив глаза до упора вправо, Этуотер говорил жене художника, что сперва его журналистские мотивы, может, и были смешанными, но теперь он истинно уверовал. Когда его провели через комнату для шитья миссис Мольтке и черный ход, отворили наклонную зеленую дверь и направили по голым сосновым ступеням в штормовой подвал и там он увидел выстроенные ступенчатыми рядами произведения, с ним что-то случилось. Сказать по правде, его тронуло до глубины души, и он сказал, что, несмотря на предыдущее знакомство с миром искусства благодаря паре курсов в колледже, впервые понял; его тронуло так же, как люди со вкусом говорят о том, что их трогает и делает лучше серьезное искусство. А он верил, что это серьезное, настоящее, нешуточное искусство, говорил он. В то же время правда, что Скип Этуотер не бывал в сексуально заряженных ситуациях с самого развлечения по пьяному ксерокопированию интимных частей тела на ежегодной вечеринке ССЛГ2 на прошлый Новый год, когда он мельком увидел лобок одной из стажерок из распространения, когда она уселась на плексигласовый лист «Кэнона», казавшийся потом неестественно теплым.
↓
Зарегистрированный девиз «Ибо Истинно Продакшенс» из Чикаго, Иллинойс, по сложным бизнес-причинам напечатан на колофоне на португальском:
СОЗНАНИЕ – НОЧНОЙ КОШМАР ПРИРОДЫ[66]
↓
Однако Эмбер Мольтке указала, что при традиционном методе исполнения эти произведения были бы просто маленькими репродукциями с выразительностью и технической детальностью, что особенными в первую очередь их делало именно то, чем они были и как они появлялись из зада ее мужа сразу сформированными, и снова риторически спросила, зачем ей сдалось, чтобы в обществе подчеркивались и обсуждались эти неоспоримые факты, что это его говно, – произнося слово «говно» без эмоций и очень прозаично, – и