Она подняла книгу и уронила ее так, чтобы та раскрылась. Она увидела на полях пометку, сделанную аккуратным почерком Шарифи, и прочитала подчеркнутые фразы.
«Я пишу эти слова, сидя в нашем полевом лагере. За мной высятся восьмитысячники Йоганнесбургского массива – ни на один из них еще никто не поднимался. Слева от меня соленые мелководья древнего океана, по берегам которого я бродил в течение двух лет. Справа от меня поднимаются горы, нанесенные на карты Картрайтом и Даширом. Полностью нетронутые, чужие и совершенные, как и в первый день, когда мы увидели их.
Но по дороге к лагерю я прошел мимо терраформирующей фабрики. Я видел бассейны, где разводили водоросли, и фермерские поля. Теперь у меня есть колосок пшеницы. Он – на листе бумаги, на котором я сейчас пишу. Я поднял его с межи. Жизнь в травинке.
Жизнь для другой планеты. Для этой – смерть и медленное неотвратимое гниение вслед за лучшими намерениями.
Мы творили эти планы, мы занимались картографией. Монахи и верующие. Мы пришли в этот край подобно святым, приходящим в пустыню. Мы пришли, чтобы измениться.
Но ничто не меняется. Все, до чего дотронутся люди, меняется».
А на полях были слова, написанные рукой Шарифи: «Но ты все же указал им путь, не так ли?»
Их Ли не стала читать Белле.
Ли оторвала глаза от книги и обнаружила, что Белла пристально смотрит на нее. Ли закрыла книгу и заговорила. Белла приложила палец к губам.
– Тише, – прошептала она, прижавшись к Ли и наклонив свою голову так, что волосы касались рта Ли и щекотали ее ноздри.
– Как мне помочь тебе, Белла? Скажи. Что мне сделать?
– Просто обними меня.
И Ли обняла ее. От запаха и ощущения тела Беллы у нее участился пульс, а в животе появилось томление от желания, от которого, к стыду своему, она не могла удержаться.
Они сидели так очень долго, и Ли уже начала думать, что Белла заснула, когда она наконец вновь заговорила.
– Насколько ты сильна? – спросила Белла.
Ли вздрогнула от такого неожиданного вопроса.
– Сильна.
– Сильнее мужчины?
Теплой рукой она залезла под майку Ли и провела по ее бокам и животу.
– Намного сильнее, – сказала Ли.
Рука остановилась. Белла подняла голову и внимательно посмотрела на нее.
– Тебе приходилось убивать?
Ли вздрогнула. Она сразу же вспомнила о Корчове, почти ожидая насмешки или обвинения.
– Конечно приходилось, – прошептала она.
– На что это похоже?
– Ничего приятного.
– Чувствовала ли ты когда-нибудь вину за это?
– Иногда. – Она вспомнила сверкающий восход солнца на Гилеаде, горы, до снежных вершин которых оставались уже доли секунды, не раскройся ее запасной парашют. – В некоторых случаях.
– Но потом ты совершала скачки к новой звезде, к новой планете и забывала обо всем этом. Это – дар. Быть способной оставить какое-то место навсегда. Забыть ту личность, какой ты стала там. Некоторые все бы отдали за это.
– Но это совсем не так, – запротестовала Ли, но Белла уже не слушала ее.
– Поцелуй меня, – сказала она. Ли сдержалась.
– Разве ты не хочешь?
– Послушай, – начала Ли, но все, что она хотела сказать, исчезло в затаившемся вздохе, когда пальцы Беллы круговым движением погладили ее сосок.
– Твой взгляд говорит, что ты хочешь меня, – прошептала ей на ухо Белла.
Ее шепот был уже сам по себе лаской.
– Смотреть не значит делать, – сказала Ли, теряя волю и способность думать рационально.
Но это были всего лишь слова, и Белла знала об этом так же, как и она.
Вместо ответа она опустилась на колени перед Ли и поцеловала ее живот, ее талию, уголок бедра.
Книга упала на пол и осталась лежать там, забытая. «Я смогу через минуту остановиться, – подумала Ли, притягивая к себе Беллу. – Если захочу. Я смогу остановиться в любое время, когда захочу».
Затем она прижалась ртом к бледному лицу Беллы, утопила руки в черном потоке ее волос, и их губы нашли друг друга.
Потом Белла плакала и рассказывала о Шарифи.
Ли спрашивала себя: чего еще она ожидала, когда увидела Беллу на своем пороге? Что еще могла Белла увидеть в ней, кроме эха другой женщины? Ни вопросы, ни очевидные ответы не успокоили ее.
– Ханна сама была генетической конструкцией, – рассказывала Белла. – Не частичной конструкцией, как ты, а полной.
Ли кивнула, пытаясь представить себе, достаточно ли Белла знакома с политикой ООН, чтобы понимать разницу между двумя этими понятиями и представлять, что такое обязательная регистрация и красная полоса на обложке паспорта Шарифи.
– Она была первой, кто заговорил со мной, кто понял, как тяжело быть здесь одной. Не имея никого рядом. Она сама прошла через все это. Она оставила своих сестер, друзей, свою планету. Все. Ты не можешь себе представить, как это тяжело.
Ли ничего не сказала. Она просто лежала, гладя волосы Беллы, стараясь перебороть в себе чувство стыда. Слушая воспоминания Беллы о Шарифи, она поняла, что все это время обманывала себя. Белла не помнила ничего, кроме тех обычных мелочей, которые всегда помнят любовники. И ни одна из них не значила сегодня ничего. Ни для Нгуен, ни для Корчова. Ни для самой Ли. Белла была единственной, для кого Шарифи была все еще жива. И вот в такой чрезвычайно странный момент Ли вспомнила о Коэне и почувствовала себя еще хуже.
– Это не от знания делается так больно, – сказала Белла таким голосом, что казалось, она вот-вот снова расплачется. – Если бы я только знала, что с ней случилось. Если бы я знала, почему это произошло. Была ли там политика. Или деньги. Или что-то еще.
– А что бы изменилось, если бы ты знала почему?
– Просто, – сказала Белла, неожиданно разразившись рыданиями. – Просто мне не хотелось бы, чтобы она погибла, пытаясь помочь мне.
После этого они больше не говорили ничего. Белла уснула в слезах. Ли долго не спала, обнимая ее хрупкие плечи, слушая, как она звала мертвую женщину во сне.
СТАНЦИЯ АМК: 25.10.48
– Привет, Кэтрин.
Ли сразу проснулась и увидела Беллу, сидевшую в другом конце комнаты на ее единственном стуле, полностью одетую, с подогнутыми под себя ногами. Дым от закуренной сигареты из пачки Ли лениво вился над ее головой.
– Извините за фамильярность, майор. Но я полагаю, что знаю вас достаточно хорошо, чтобы обойтись без званий. Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Кэтрин? Или, может быть, лучше Кэйтлин?
В голосе отсутствовала нервная нотка, свойственная голосу Беллы, а рука с сигаретой двигалась слабыми рывками, словно ею кто-то управлял, дергая за веревочку. Белла была оборудована для шунтирования, и кто-то сейчас пользовался этим. Похититель тел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});