Читать интересную книгу Стихотворения - Николай Языков

1839

Ницца, предместье Мраморного креста

Сказка о пастухе и диком вепре

Дм. Ник. Свербееву

                     Дай напишу я сказку! Нынче мода                     На этот род поэзии у нас.                     И грех ли взять у своего народа                     Полузабытый небольшой рассказ?                     Нельзя ль его немного поисправить                     И сделать ловким, милым; как-нибудь                     Обстричь, переодеть, переобуть                     И на Парнас торжественно поставить?                     Грех не велик, да не велик и труд!                     Но ведь поэт быть должен человеком                     Несвоенравным, чтоб не рознить с веком:                     Он так же пой, как прочие поют!                     Не то его накажут справедливо:                     Подобно сфинксу, век пожрет его;                     Зачем, дескать, беспутник горделивый,                     Не разгадал он духа моего! —                     И вечное, тяжелое забвенье…                     Уф! не хочу! Скорее соглашусь                     Не пить вина, в котором вдохновенье,                     И не влюбляться. — Я хочу, чтоб Русь,                     Святая Русь, мои стихи читала                     И сберегла на много, много лет;                     Чтобы сама история сказала,                     Что я презнаменитейший поэт.

                     Какую ж сказку? Выберу смиренно                     Не из таких, где грозная вражда                     Царей и царств, и гром, и крик военный,                     И рушатся престолы, города;                     Возьму попроще, где б я беззаботно                     Предаться мог фантазии моей,                     И было б нам спокойно и вольготно,                     Как соловью в тени густых ветвей.                     Ну, милая! гуляй же, будь как дома,                     Свободна будь, не бойся никого;                     От критики не будет нам погрома:                     Народность ей приятнее всего!                     Когда-то мы недурно воспевали                     Прелестниц, дружбу, молодость; давно                     Те дни прошли; но в этом нет печали,                     И это нас тревожить не должно!                     Где жизнь, там и поэзия! Не так ли?                     Таков закон природы. Мы найдем                     Что петь нам: силы наши не иссякли,                     И, право, мы едва ли упадем,                     Какую бы ни выбрали дорогу;                     Робеть не надо — главное же в том,                     Чтоб знать себя — и бодро понемногу                     Вперед, вперед! — Теперь же и начнем.

                     Жил-был король; предание забыло                     Об имени и прозвище его;                     Имел он дочь. Владение же было                     Лесистое у короля того.                     Король был человек миролюбивый,                     И долго жил в своей глуши лесной                     И весело, и тихо, и счастливо,                     И был доволен этакой судьбой;                     Но вот беда: неведомо откуда                     Вдруг проявился дикий вепрь, и стал                     Шалить в лесах, и много делал худа;                     Проезжих и прохожих пожирал,                     Безлюдели торговые дороги,                     Всe вздорожало; противу него                     Король тогда же принял меры строги,                     Но не было в них пользы ничего:                     Вотще в лесах зык рога раздавался,                     И лаял пес, и бухало ружье;                     Свирепый зверь, казалось, посмевался                     Придворным ловчим, продолжал свое,                     И наконец встревожил он ужасно                     Всe королевство; даже в городах,                     На площадях, на улицах опасно;                     Повсюду плач, уныние и страх.                     Вот, чтоб окончить вепревы проказы                     И чтоб людей осмелить на него,                     Король послал окружные указы                     Во все места владенья своего                     И объявил: что, кто вепря погубит,                     Тому счастливцу даст он дочь свою                     В замужество — королевну Илию,                     Кто б ни был он, а зятя сам полюбит,                     Как сына. Королевна же была,                     Как говорят поэты, диво мира:                     Кровь с молоком, румяна и бела,                     У ней глаза — два светлые сапфира,                     Улыбка слаще меда и вина,                     Чело как радость, груди молодые                     И полные, и кудри золотые,                     И сверх того красавица умна.                     В нее влюблялись юноши душевно;                     Ее прозвали кто своей звездой,                     Кто идеалом, девой неземной,                     Все вообще — прекрасной королевной.                     Отец ее лелеял и хранил                     И жениха ей выжидал такого                     Царевича, красавца молодого,                     Чтоб он ее вполне достоин был.                     Но королевству гибелью грозил                     Ужасный вепрь, и мы уже читали                     Указ, каким в своей большой печали                     Король судьбу дочернину решил.

                     Указ его усердно принят был:                     Со всех сторон стрелки и собачеи                     Пустилися на дикого вепря:                     Яснеет ли, темнеет ли заря,                     И днем и ночью хлопают фузеи,                     Собаки лают и рога ревут;                     Ловцы кричат, и свищут, и храбрятся,                     Крутят усы, атукают, бранятся,                     И хвастают, и ерофеич пьют;                     А нет им счастья. — Месяц гарцевали                     В отъезжем поле, здесь и тут и там,                     Лугов и нив довольно потоптали                     И разошлись угрюмо по домам —                     Опохмеляться. Вепрь не унимался.                     Но вот судьба: шел по лесу пастух,                     И невзначай с тем зверем повстречался;                     Сначала он весьма перепугался                     И побежал от зверя во весь дух;                     "Но ведь мой бег не то, что бег звериный!" —                     Подумал он и поскорее взлез                     На дерево, которое вершиной                     Кудрявою касалося небес                     И виноград пурпурными кистями                     Зелены ветви пышно обвивал.                     Озлился вепрь — и дерево клыками                     Ну подрывать, и крепкий ствол дрожал.                     Пастух смутился: "Ежели подроет                     Он дерево, что делать мне тогда?"                     И пастуха мысль эта беспокоит:                     С ним лишь топор, а с топором куда                     Против вепря! Постой же. Ухитрился                     Пастух, и начал спелы ветви рвать,                     И с дерева на зверя их бросать,                     И ждал, что будет? Что же? Соблазнился                     Свирепый зверь — стал кушать виноград,                     И столько он покушал винограду,                     Что с ног свалился, пьяный до упаду,                     Да и заснул. — Пастух сердечно рад,                     И мигом он оправился от страха                     И с дерева на землю соскочил,                     Занес топор и с одного размаха                     Он шеищу вепрю перерубил.                     И в тот же день он во дворец явился                     И притащил убитого вепря                     С собой. Король победе удивился                     И пастуха ласкал, благодаря                     За подвиг. С ним разделался правдиво,                     Не отперся от слова своего,                     И дочь свою он выдал за него,                     И молодые зажили счастливо.                     Старик был нежен к зятю своему                     И королевство отказал ему.

                     Готова сказка! Весел я, спокоен.                     Иди же в свет, любезная моя!                     Я чувствую, что я теперь достоин                     Его похвал и что бессмертен я.                     Я совершил нешуточное дело,                     Покуда и довольно. Я могу                     Поотдохнуть и полениться смело,                     И на Парнасе долго ни гу-гу!

1835