Читать интересную книгу Государевы конюхи - Далия Трускиновская

— Терентий Горбов… — отрешенно молвил Данилка.

— Царствие ему небесное… — как бы подтвердил Бык. — Опоздал я тогда. И еще одного человека он соблазнил. Тут уж я за ними, как пес, по следу шел! Все равно проворонил — да и поди не проворонь в ночном лесу… А на другой день, гляжу, целое общество к нему, к злодею моему, пожаловало. И тут-то я исхитрился, подслушал, простите, Христа ради!

Бык поклонился конюхам.

— Да будет тебе, — за всех отвечал Тимофей. — От своего ремеслишка-то отстань, не гневи Бога!

— Погоди-ка! — вмешался Деревнин. — Это что же получается? Он людей заманивал, ножом в спину убивал да и бросал, а потом, пару деньков спустя, являлся на пустое место? Куда же тела-то девались?! Врешь ты, Бык!

— И точно, — согласился Тимофей. — Как он мог вести туда людей, зная, что над кладом мертвец лежит? Да еще, поди, зверьем обглоданный?

— Одно тело мы с Озорным увезли! — возразил Данилка.

— За другим я вернулся, вынес, на обочине положил, — добавил Бык. — Кабы знал, кто это, родным бы сказал.

— Вранье! — Деревнин был неумолим. — Ему-то откуда знать, что придут добрые люди и покойников подберут? Ты, Бык, с ним на пару орудовал, разругались вы, а теперь от него отрекаешься!

— Коли мне не веришь, у него спроси, — Бык был удивительно миролюбив, и даже огнестрельная рана, казалось, не больно-то его беспокоила.

Деревнин подошел к Семейке, державшему кладознатца.

— Вынь-ка, чего ему в пасть понапихал. Поверни его, чтобы я его рожу гнусную видел. А ты, Тимоша, свети.

Абрам Петрович, избавленный от пучка травы с корнями, стал отплевываться.

— Ты, стало быть, вместе с Быком людей убивал и мертвые тела на кладе оставлял? — спросил подьячий. — Кто же их убирал? Бык?

— Не-е… — Кладознатец закашлялся.

— А кто?

— Он… Он и убирал!..

— Бык?!

— Клад! А ты, аспид, кровопийца, пес бешеный!..

Семейка предусмотрительно держал пучок наготове и ловко затолкал его обратно.

— Он полагал, коли клад на двенадцать голов заклят, то сам он эти головы к себе под землю утянет, — Бык вроде бы усмехнулся. — Живут же дураки!..

Озадаченный Деревнин почесал в затылке.

— Коли ты хочешь у него сказку отобрать, так я все скажу, — пообещал Бык.

— Коли ты такой умный, так объясни, что у него за дела были ночью с тем попом! — потребовал Данилка. — Не то сорняк выдерем, а корень-то останется!

— Разумно, — подтвердил Тимофей.

— Да смешные дела. Поп-то молод, неймется ему, вот он и выдумал старые деньги собирать.

— Деньги собирать — дело полезное, — одобрил подьячий.

— Совсем старые деньги, на каких уже ничего не разобрать, — уточнил Бык. — Потому он с кладознатцами и со всякими людьми сговаривается — коли будет что непонятное, к нему бы несли.

— Да на кой ему? — явно не поверил Озорной.

— А диковинка! Может, вздумал государя тешить? — предположил Бык.

Это походило на правду — государь диковины любил и тех, кто ему всякие чудеса приносил, награждал немало.

— Ну, разве что государя… Да что ты мне про государя! Сперва-то про себя растолкуй! — Подьячий все еще делал сердитый вид, но Бык, похоже, и не с такими крикунами справлялся.

— Я услышал про медвежью харю да и думаю — ого! Это место я знаю! Промысел мой таков, что по лесам ходить и травы с кореньями брать надобно. Я не только ворожбой зарабатываю — я корневщик знатный! — похвалился Бык. — И пошел я, и взял у знакомца одного кобылку, и на Стромынку отправился. А верхом-то ездить я не навычен — в лесу-то кобылка меня о дерево с себя счистила да и ушла…

— Кобылка была, — подтвердил Семейка. — Каряя, в холке аршин и три четверти, во лбу бело, на левой задней белый чулок, пахами дышит, видать, недавно опоили.

Данилка уставился на товарища с восхищением.

— Стало быть, вы по одному следу шли? — спросил Деревнин. — А раньше-то кто его, вора, от мертвых тел избавлял?

— Врать не стану — не знаю. Может, и впрямь клад? — Бык всем видом выразил недоумение. — Тут ведь и впрямь поклажа схоронена. А с чего он взял, будто она на двенадцать голов заговорена — этого не знаю. Поклажа еще с польских времен лежит, и когда ее клали — точно покойников рядом закопали. Покойниц…

— Баб, что ли? — удивился Тимофей.

— Трех инокинь. Кто их с котлом жемчуга выследил — не скажу, не знаю, а всех трех, бедненьких, порешили. Плохой это клад, мало было той крови, что в него сначала пролилась, еще и этот пес добавил…

— Три инокини? — переспросил Данилка. — Да про него же Третьяк толковал! Это какая-то девичья обитель инокинь схоронить жемчуг послала!

— Ты откуда про клад доподлинно знаешь? — приступил к Быку Деревнин.

— Аль я не ведун?

Бык сказал это с такой убежденностью, что и не поспоришь.

— Видывали мы у себя в приказе ведунов, — буркнул Деревнин. — Вечно какая-нибудь старая ведьма кашу заварит, научит глупостям молодых женок, а потом на виске всю Москву оклевещет! Даже в самый Верх забираются, мастериц из царицыной Светлицы смущают. Принесет такая дурища с собой корешок, в платок увязанный, да потеряет, да потом поди докажи, что это она не царицу с царевичами извести хотела!

— Я глупостями не занимаюсь, — отвечал Бык, — я людей лечу. А коли не веришь — так вот лопаты, попробуем копнуть на указанном месте. Клад неглубоко лежит, аршина полтора, я думаю.

Деревнин ничего не ответил, а повернулся к конюхам.

В Смутное время и впрямь вокруг Москвы понапрятали поклаж. То и дело ведомо становилось — такой-то дедову избу поднимал, менял подгнившие венцы, да и напал на горшок с деньгами, такой-то ехал узкой дорогой на телеге, задел за гнилую корягу, из земли выворотил — а там целая корчага с серебром! Сыскать клад — это была общая мечта, и Деревнин время от времени этой мечте поддавался…

А конюхи — те и подавно!

Уж они-то знали, как много разбойных шаек орудует на Стромынке, от Москвы до Владимира и дальше — до Нижнего Новгорода. И о том, что добытое грабежом имущество сберегается в потаенных местах, обозначенных приметами, тоже знали.

— А что? — спросил молодцов Деревнин.

— А это мы разом! — воскликнул Тимофей.

И непонятно было — то ли он, как и всякий разумный человек, хочет разбогатеть, то ли опозорить ведуна.

Данилка подхватил с травы лопату.

— Где копать-то? — спросил.

— А вот тут, — Бык указал пальцем.

— Ироды! — заорал кладознатец. Ему удалось выплюнуть затычку и даже рвануться, но Семейка, хоть и следил внимательно за возней вокруг клада, сразу и решительно пресек попытку бегства. — Пропади он пропадом, этот клад! Под землю уйди! Из земли из поганской, из-за моря Астраханского ползет ползун, выползает! К поклаже приставников назначает!..

— Ну, Господи благослови клад взять! — перешибая зычным голосом крик Абрама Петровича, возгласил Деревнин.

— А-аминь! — грянул на весь лес Тимофей.

Две лопаты вонзились в дерн, просекли слой спутанных корней.

— Пласт-то откидывай! — велел Данилке Тимофей.

— Православных не допускает! И лежать бы тебе, ползуну, не вставать, не сходить!.. — отчаянно вопил кладознатец. — Клад из нутра земли не пускать, не давать!..

— Заткни ему рот, пока сатану призывать не стал, — велел Деревнин Семейке.

Тот, не мудрствуя лукаво, выдернул еще один клок травы вместе с корнями и запечатал крикуну уста. На сей раз куда основательнее.

Пространство в четыре аршина расчистили быстро. Дальше работа пошла споро — земля так и летела. Бык стоял с фонарем и светил копальщикам.

— Стой, — негромко приказал он.

Склонился над ямой, и Данилка мог бы побожиться, что принюхался…

— Вот тут, левее…

И «Отче наш» самый поспешный богомолец не успел бы прочитать, как лопата звякнула о железное.

— Ну вот, с Божьей помощью, и взяли, — Бык перекрестился. — Нечего ему там лежать, людей смущать!

Данилка прыгнул в яму, подкопал и вытащил не так чтобы огромный, но и не маленький котел с крышкой.

Кладознатец, удерживаемый Семейкой, мычал, бился, пахал землю ногами.

Тимофей принял котел и поднес Деревнину.

— Снимай-ка крышку сам. Чтобы потом на нас не клепать!

Бык тут же подошел с фонарем.

Подьячий не сразу справился — крышка приросла, пришлось подковырнуть ножом. Но наконец он сбросил черный чугунный круг на траву — и пошатнулся, как бы глазам не веря.

— Жемчуг!

— Он самый! — подтвердил Бык. — Ох, и много он крови выпил за эти годы!

— Много, — согласился Тимофей.

Деревнин поставил котел наземь и повернулся к Семейке.

— Надобно отсюда выбираться. У кого веревка есть — давайте, или пояс, что ли! Этого еретика связать и…

— Незачем его связывать, — сказал Семейка.

Данилка не видел в темноте его лица, и потому он удивленно поглядел на Озорного в надежде услышать что-то вразумительное.