Читать интересную книгу Полная история регги: от истоков до наших дней - Дэвид Кац

них были большие возможности. Они нанимали таких людей, как Джеффри Чанг, Боб Энди и парней из Corporation Of Love — это были талантливые люди, выпускники университетов, соприкасавшиеся в том числе и с музыкальным бизнесом. Джеффри Чанг сказал им, что я ему нужен, потому что мы с Джеффри всегда были командой, такой как Бонни и Клайд».

Как и многие из великих духовиков Ямайки, Хант впервые познакомился с музыкой в исправительной школе. «Я родился в 1952 году в Линстеде. Мой отец был фермером, выращивал сахарный тростник и всякие травки – он был растаманом. У меня восемнадцать братьев и сестер, и я – самый старший. Я был очень плохим мальчиком в школе, и в итоге меня отправили в школу Stony Hill, исправительную колонию. Там всем дают профессия: я был портным, и в тринадцать лет уже стал суперпрофессионалом. Они сказали: “Вот что, парень, собирайся домой на Рождество”, – но я не хотел возвращаться. Однажды я заставил своих родителей почувствовать, что я – позорище, и вряд ли они поменяют свое отношение, если я вернусь домой как лучший портной. Но я все-таки поехал, ведь это были каникулы.

В музыкальный класс я не ходил, но всегда подглядывал за ними в окно. Однажды я все-таки зашел, чтобы присоединиться. Учитель, Джо Мур, один из тех, кто участвовал в создании Национального гимна Ямайки, сказал: “Сегодня как раз день, когда все проходят тест”, – и я начал называть ему, какая играется нота, потом – все басы, потом – каким должно быть положение пальцев на тромбоне и на трубе, – я узнал все это, наблюдая за ними. Мы благополучно прошли с ним весь тест, и я поехал домой с призом. Когда я вернулся, Джо Мур решил, что мне больше ничем другим не стоит заниматься – никакого шитья, только музыка. И с того дня так и есть».

Когда Хант окончил школу, отсутствие возможностей трудоустройства привело его в армию, где он начал записываться по приглашению музыкантов. «Моя первая сессия, где я играю на трубе, – это The Fabilous Five попросили меня сыграть. Но реальная первая сессия у меня была с Лорной Беннетт – тот ее альбом, где есть песня Breakfast In Bed; он писался у Харри Джи [This Is Lorna]. Я помню, как я убегал на время, перелезал через забор, потому что студия граничила с казармой. Еще Джеффри Чанг попросил меня сыграть с ними. Помню, я сидел в студии и читал что-то: мне все это было не очень интересно – я не понимал, что я играю с самыми топовыми на тот момент музыкантами Ямайки. Я им помогал, и они увидели, что я кое-что понимаю в музыке, поэтому звали меня сыграть».

Продюсерское партнерство Ханта с Чангом помогло оформить самые известные вещи компании Sound Tracks, в том числе сложный концептуальный альбом Макса Ромео Revelation Time и великий альбом The Abyssinians – Forward To Zion. Также Хант делал прекрасные аранжировки. «Когда бы Джеффри ни подписывал проект, я всегда был тут как тут. Работая с The Abyssinians, я сделал все наложения на студии Джо Гиббса, и это звучало так здорово, что я стал работать и с Джо Гиббсом. Я сказал: Я работаю с твоим материалом, а ты мне даешь свободное студийное время”». В то же время Хант начал заниматься сольной работой. «Я первый человек в студии, который стал все делать сам, не привлекая музыкантов. Я сделал Satta I — почти всё сам, и Milk And Honey Bees — там уже полностью самостоятельно. Оригинал был приписан группе In Crowd, но реально это моя работа».

Хант обладал острым чувством музыкальных аранжировок, как это явственно слышно на альбоме Legendary Skatalites (African Roots), созданном на объединенной сессии 1975 года с музыкантами Наябинги, которую организовал Ллойд Бреветт. «Я начал группу с Расом Майклом на вокале, но он забрал мелодии, которые мы писали, и за нашей спиной стал их продавать, поэтому я порвал с ним и занялся своим делом. Затем из всего этого я сделал альбом под названием African Roots с барабанной раста-группой; там сначала были одни парни, но в итоге под них сыграли The Skatalites: Лестер Стерлинг, Томми Маккук и Эрнест Ранглин». Альбом был записан на студиях Ли Перри Black Ark и Aquarius — новой 24-канальной студии Хермана Чин Лоя на Халф-Вэй-Три.

Но самой бесподобной (и политически значимой) музыкой этого продюсерского дуэта стали альбомы Пабло Мозеса – вдохновенного певца с широкой голосовой октавой и крайне индивидуальной подачей.

«С тех пор как я был еще ребенком, пение – это что-то такое, что всегда во мне, – говорит Пабло Мозес после отличного концерта. – Я родился в небольшом районе Каллоден в Манчестере в 1948-м. Моя мама пела в церковном хоре, и я тоже пошел петь в хор. У моей мамы всегда был магазин, поэтому меня с пяти лет ставили за прилавок, чтобы я пел для тех, кто туда приходит. Просто было так, что, когда я был ребенком, я мог уже петь фальцетом определенным образом, и я мог петь натуральный баритон, потому что я обычно тренировал голос под Рэя Чарльза и Сэма Кука. Моя мама эмигрировала, и меня воспитывала тетя, а потом мама привезла нас в Виньярд, Город виноградников, и я пошел в среднюю школу Excelsior на Маунтин-Вью. Потом я два с половиной года ходил в Музыкальную школу Ямайки, занимался гитарой и теорией музыки».

После неудачного периода, проведенного им в певческих группах, Мозес стал сольным артистом, записав I Man a Grasshoper, необычную вещь, рассказывающую о его конфликте с окружающим миром и курении травы. «Большинство парней, с которыми я был в группе, не хотели быть оригинальными. Может быть, они хотели сделать быстрые деньги, копируя других, но я говорил им, что тут дело не только в деньгах – нам нужно создать фундамент. Группа распалась, и я стал солистом.

Меня при рождении записали Паблито Генри, но это не африканское имя, так что оно не может быть моим именем: фактически, это имя было дано мне рабовладельцами, и вот почему я называю себя Пабло Мозес.

В 1975 году я записал свою первую песню I Man A Grasshopper на студии The Black Ark, Ли Перри был звукорежиссером, а Джеффри Чанг – продюсером.

В Виньярде я встретился с Майки, братом Джеффри Чанга, он был первый человек, который познакомил меня с некоторыми аккордами на гитаре. Мы обычно зависали вместе, он был опытным музыкантом, и быть рядом с ним для меня было большой