Читать интересную книгу Время гарпий - Ирина Дедюхова

Контракт с эти худруком заканчивался в марте, и Антон Борисович приложил немало усилий, чтобы с января организовать встречи директора театра с зятем, на которых речь заходила и о должности худрука балета. И в ходе этих встреч Антон Борисович выяснил, что о месте худрука балета строит планы не он один. Сам директор хотел бы видеть на этой должности своего протеже, тоже выходца их Санкт-Петербурга, с которым славно сработалась вся его «питерская команда», вместе с ним осевшая в театре. Единственным препятствием, дававшим им с зятем хоть какую-то надежду твердо обосноваться в театре, — был контракт фаворита директора, заключенного им с театром «Ла Скала». Контракт истекал лишь через год, а решение требовалось принять немедленно, и Антон Борисович был готов выпросить для зятя хотя бы «и.о.» — то есть должность временно исполняющего обязанности, хорошо зная, что ничего не оказывается таким постоянным, как что-то изначально временное.

Он пытался заверить директора, что его зять гораздо больше подойдет для этой должности, именно при нем директору никто и никогда не посмеет указать, что он не имеет специального образования, не является специалистом ни в опере, ни в балете. Но при этом ему гораздо удобнее опираться на человека, который вырос в балетной труппе и не является в ней «чужаком».

Антон Борисович в своих раскладах не учел, что имеет дело с куда более опытными людьми, отнюдь не случайно поставленными бывшим министром культуры к финансовым потокам главного театра страны. На «временное пребывание» в качестве худрука балета у заместителя директора Мазепова была куда более лояльная кандидатура управляющего балетной труппой, у которого было не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем у его зятя, данных для исполнения этих обязанностей. Да и административного опыта за его плечами было не три года, как у зятя, а почти восемь лет. Но главное, о чем был хорошо осведомлен Антон Борисович в силу своих профессиональных навыков, приобретенных им годами сотрудничества с МВД, этот кандидат был «на крючке» у господина Мазепова из-за совместных оргий.

Осторожный заместитель директора приохотил своего наивного «друга» снимать «домашнее видео» в ходе, так сказать, всеобщей «сексуальной революции», частично выкладывая наиболее яркие сцены на запароленных сайтах. Конечно, на сайтах не было фотографий, где можно было бы точно сказать, что это не «лицо, похожее на…», а сам управляющий балетной труппой. Однако Антон Борисович хорошо знал, что такие фотографии имеются в телефоне у господина Мазепова, поэтому его кандидат на пост худрука освободит свое место в любой момент, по первому его требованию.

Вот тут он первый раз поставил себе галочку за благоприобретенную привычку повсюду рассовывать спецаппаратуру и большие связи в МВД, где любые мобильные телефоны вскрывались простым выходом к оператору связи без ненужных формальностей, чтобы узнать частоту интересующего «мобильника».

И, незадолго до истечения контракта худрука, в Интернете были выложены порнографические фотографии с участием господина Мазепова и управляющего труппой. Конечно, при желании можно было бы выяснить, кто являлся владельцем этого специально созданного сайта, с какого адреса были «залиты» фотографии. Но с сайта, оформленного в цветах Большого театра, имевшего логотип управляющего труппой и его полную биографию, включавшую факты, которые он обычно не указывал в анкетных данных, уже была произведена рассылка по тысячам балетных профессионалов как в России, так и за рубежом. Затем сайт прекратил свое существование, а нанесенный им репутационный ущерб был таким, что целенаправленную провокацию было решено не расследовать, а как можно скорее предложить место худрука зятю Антона Борисовича, заявив, что переговоры с ним велись с января месяца.

Антон Борисович учел и другое обстоятельство. Многие после назначения его зятя ненадолго задумались, кому понадобилось применять для устранения его возможных конкурентов столь жесткий метод, опробованный на бывших генпрокуроре и министре юстиции. Но с первых же интервью зятя ведущим каналам стало ясно, что он не в состоянии продумать такой «многоходовки». И чем глупее его зять вел себя перед журналистами, пытаясь удовлетворить все амбиции сразу, тем легче на душе становилось у державшегося в тени Антона Борисовича, поскольку все косые взгляды и смутные предположения неизменно были адресованы бывшему министру культуры. Вначале он долго не понимал, что происходит, потом пытался оправдываться, чем вызвал уже не подозрения, а твердую убежденность в его причастности. Он мог проявить невероятную выдержку, зная, что чем меньше сам говорит на какую «тему», так она быстрее перестает быть актуальной, но в случае полной непричастности… не мог остановиться. И после очередной неудачной попытки оправдаться, он вылетел из числа «послов доброй воли»…

* * *

Но временами Антону Борисовичу становилось так тяжело, будто с возрастом он чувствовал, как его душа сползает с него змеиной кожей, отдаваясь болью в сердце и тяжестью в затылке. Он стал болезненно реагировать на погоду, с горечью понимая, что в темные осенние вечера, когда для его здоровья куда полезнее было бы отдыхать где-нибудь у теплого моря, для него наступает самая горячая пора, разгар театрального сезона. Иногда ему хотелось бежать, сломя голову от своих обязанностей, — все чаще сквозь шум в ушах от повышенного гипертонического давления он слышал шум огромных крыльев и музыкальный женский смех.

Однажды, побывав в МВД по своим насущным проблемам, он понял, что лучше ему туда больше не ходить, поддерживая связи со своими потерянными и явно перепуганными кураторами где-то на стороне, в более спокойных местах. Он понял, что настали времена, когда ему надо срочно встретиться с Львом Ивановичем. Ему и мысли в голову не пришло, что за столько лет с этим человеком могло что-то случиться, он помнил, как Лев Иванович мог сливаться с любой окружавшей его обстановкой. И когда он услышал в телефонной трубке знакомый голос «Слушаю!», ему показалось, что тот где-то отделился от стены, как бы символизируя известную поговорку «У стен тоже есть уши».

— Ну, что, Антон? Все-таки пришел? — спросил его сидевший на скамейке Лев Иванович вместо приветствия после стольких лет, которые показались Антону Борисовичу тяжелым сном. Впрочем, и для Льва Ивановича эти годы не были манной небесной, судя по тому, как он постарел со дня их последней встречи.

— Пришел, Лев Иванович, деваться некуда! — грустно сказал он, присаживаясь рядом.

— Ты в МВД был? — догадался Лев Иванович.

— Побывал, Лев Иванович, не знаю, что и сказать, — признался Антон Борисович.

— Да нечего тут говорить, Антон, им уже не поможешь, — махнул рукой старик. — С ними такое сделалось, потому что вообще про дело забыли, а говорили вслух слишком много… из того, что говорить не следовало. Думал, может дела поправятся, как с ними немного разберутся. Так сказать, чуточку… охладят… гм… холодцом. Но как там гарпии осели, так генерал начал нести вслух несусветные вещи.

— Не хочу я в их сложностях разбираться, своих проблем по горло, — с раздражением ответил Антон Борисович, услышав про гарпий.

Он только начал радоваться, что у него закончился этот болезненный период в жизни, когда он, от нечего делать, читал книги про ферзевые и слоновые эндшпили и этих гарпий. Только начал на ноги становиться, как все на этих гарпиях будто свихнулись. Его куратор в МВД, которого он знал не первый год, накануне хватал его за руку и, задыхаясь от ужаса, говорил, будто у них по коридорам шастает огромная женщина-птица. И, дескать, этот кошмар видит далеко не он один, потому что количество самоубийств с применением табельного оружия в ихнем ведомстве после внеочередной аттестации подскочил на 7, 14 %.

Когда Антон Борисович попытался его как-то успокоить и направить его мысли в более рациональное русло взаимовыгодного сотрудничества, тот, брызгая слюной ему в лицо, заявил, чтоб он тоже не слишком обольщался. Потому как сам таскает на плечах гарпию по имени Аэлоппа с огромными изумрудами в ушах, а он при ней служит собирателем душ. А поскольку сейчас он имеет дело с теми, кто вообще-то призвал спасать чужие души, то рано или поздно у него кормежка сорвется и ему придется досыта накормить эту тварь самим собой.

— Ты же сам отказался разбираться во всех этих сложностях поддержания равновесия, а видишь, как получилось… сам пришел, — сквозь шум в ушах услышал он голос Льва Ивановича.

— У меня дочка… в балет она пошла, — тихо сказал Антон Борисович, только теперь понимая, какой непоправимый для него шаг совершила дочь. Сейчас он бы многое отдал, чтобы дочка послушалась его увещеваний и пошла бы на юридический, а он бы без проблем устроил бы ее на работу в какой-нибудь престижный вуз при МВД, как уже сделал хорошую протекцию своему брату.