Мануэла улыбнулась и перевела взгляд на мать.
— Ты прекрасно сегодня выглядишь, — ласково заметила Мерседес.
— И ты, мама.
— Спасибо, дочка! Но я уже старею, а ты молода. Прекрасно быть молодым, правда?
— Да, мама. Но и ты еще совсем не старая. Я тебя так люблю. И папу.
Мерседес задумчиво уставилась в окно.
— Почему бы тебе не поездить верхом? — спросила она у дочери.
— Мне не хочется сегодня.
— Напрасно. Ведь это так хорошо, промчаться утром по окрестным полям, попрыгать через ограды, через лужи…
Мануэла громко рассмеялась.
— Ты шутишь, мама? Или никогда не ездила верхом?
— Почему? Ездила, дочка, — задумчиво сказала Мерседес. — Но это было так давно! Еще в детстве. С тех пор я уже никогда не садилась в седло.
У Мануэлы загорелись глаза.
— Как интересно, мама! Расскажи, какой ты была тогда?
— Я уже плохо помню. Ничего интересного. Была такой же шалуньей, как и ты.
Мануэла опять рассмеялась. Ее смех был по-детски звонким и чистым.
— А где Руди? — спросила Мерседес. — Ты его сегодня не видела?
— Нет.
— А не врешь?
— Почему я должна знать, где Руди?
— Ну, не знаю. Вы все время вместе, и он постоянно следует за тобой.
— Ай, мама! Что ты такое говоришь!
Мерседес погладила дочь по руке.
— Ты успокойся, Мануэла, но кто угодно сказал бы, что вы влюбленная пара.
Мануэла покраснела:
— Все не так, как ты думаешь, мама.
— Что? Руди не нравится тебе?
— Нравится. Но я не хочу, чтобы нас называли влюбленной парой.
— Понятно. А как вы вчера помирились?
Мануэла промолчала и указала взглядом на букет.
— Красивые розы, — сказала Мерседес. — Это Руди принес?
— Да.
— Значит, все хорошо. Я рада за вас.
— Ну не надо, мама! Мы с Руди только друзья и не больше.
— Это ты так решила?
— Да.
— Но когда-нибудь ты же влюбишься?
Мануэла опять оживилась.
— Естественно! Но я еще не встретила мужчину моей мечты.
Мерседес с удивлением посмотрела на дочь.
— А как ты его представляешь, мужчину своей мечты?
— Он будет человеком незаурядным. Это уж точно. А еще он будет очень печальным, и я залечу его грусть.
— Какая ты романтичная! — восхитилась Мерседес.
Но Мануэла была серьезна.
— Нет, мама, — сказала она. — У меня насчет этого предчувствие.
— Какое-то странное у тебя предчувствие, дочка, — сказала Мерседес и нежно обняла ее.
— А что? Разве такого не может быть? — спросила Мануэла и отстранилась от матери.
— Почему же? Может. В твоем возрасте очень хорошо иметь мечты и фантазии.
— Конечно, мама.
— Но неплохо и осмотреться немного вокруг, — продолжала Мерседес. — На свете много мужчин, но так иногда бывает, что именно тот, кто тебе нужен, оказывается, живет рядом. Но ты его не замечаешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю, ты должна постараться увидеть то, что может сделать твою жизнь счастливой.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
— Ничего особенного.
— Ай, мама! Говори.
Мерседес улыбнулась.
— А ты что такое наговорила? Придумала, что влюбишься в какого-то мужчину с глубокой печалью в душе.
— Это же мечта, и ничего больше, — ответила Мануэла.
Она подошла к окну и поправила занавески. Мерседес показалось, что Мануэла обиделась. Дочь ее была, конечно же, умна и послушна. Но что это за бредовые фантазии? В реальной жизни надо быть осмотрительной.
— Зачем тебе, Мануэла, какие-то мечты? Ты могла бы, например, подумать и о Руди.
— Я думала о Руди, мама.
— Ну и что?
Мануэла опустила голову.
— Но я не смогу его любить так, как я любила бы кого-то другого.
— Кого другого? Мужчину твоей мечты?
Мануэла кивнула.
— Знаешь, мама, — сказала она. — Я не хочу больше говорить ни о Руди, ни о ком-нибудь другом, ладно?
— Хорошо, — сказала Мерседес и подошла к Мануэле. — Я не собираюсь влиять на твой выбор. Это тонкие и глубоко личные вещи. Но мне бы хотелось, чтобы ты поняла, что и Руди мог бы быть для тебя подходящей партией.
Мануэла опять отвернулась к окну.
— Возможно, — тихо сказала она. — Но почему этой партией не может быть мужчина моей мечты?
— Да потому, что это только мечта и ничего больше. А Руди, он здесь, рядом, понимаешь?
— Нет, мама.
— Ты просто неисправима. Ладно, дочка, уже пора готовиться к завтраку. Ты ведь пойдешь завтракать с нами, не так ли?
— Да, мама, — ответила Мануэла и улыбнулась ей.
Мерседес последовала в свою спальню. От беседы с дочерью у нее сложилось какое-то двоякое впечатление. Мерседес никак не могла понять ее, разобраться, кем Мануэла вырастет и чего хочет получить от жизни. Она привыкла сравнивать дочь с собой, ее поступки и ошибки — со своими поступками. Но так, видно, дальше было нельзя. У Мануэлы другая жизнь, и Мерседес нужно смириться с этим.
«Наконец-то я достигла того, что вначале казалось целью моей жизни или, по крайней мере, венцом человеческих желаний, — думала иногда Мерседес. — Я могу любоваться своими нарядами, собственным домом, своей обстановкой и счетом в банке. Есть у меня друзья — в обычном смысле этого слова, то есть люди, готовые склоняться передо мною и улыбаться в знак признательности. Обо всем этом я когда-то мечтала».
Но сейчас жизнь у Мерседес складывалась совсем по-другому, не так, как она представляла себе раньше. И теперь это было для нее неудивительным. Ведь растет дочь, и вполне естественно, что всю свою энергию, весь свой жизненный опыт Мерседес должна передать ей, своей Мануэле. Пускай не все ей нравится, пускай не все ее устраивает в дочери, но Мерседес готова на все ради ее счастья.
Мерседес уже оделась и хотела, было, спуститься вниз, как в дверях спальни показался Коррадо. Вид у него был озабоченный, и Мерседес первым делом подумала: «Не случилось ли чего-нибудь страшного?»
— Мерседес, — глухо обратился к ней Коррадо и присел на кровать.
— Что такое, Коррадо?
— Я зашел к тебе посоветоваться по одному важному вопросу. Ночью я долго думал и решил, что мне это необходимо…
— Что случилось, дорогой? Ты так взволнован.
Мерседес подсела к мужу. Глаза у него выглядели усталыми. «Он действительно не спал», — пронеслось у нее в голове.
— Ничего особенного не случилось, Мерседес, — сказал Коррадо. — Просто мне необходимо срочно съездить в Буэнос-Айрес.
— В Буэнос-Айрес?
— Да.
— Что все-таки случилось?
— Да ничего. Успокойся. Дело в том, что мне надо заняться предстоящей выставкой.