Джексон доел пирожное. До восхода оставалось больше часа, а линия побережья уже осветилась насыщенным пурпурным цветом. Одинокий поклонник серфинга шел по песку в промокшем костюме, флуоресцентная оранжевая доска торчала под мышкой, светясь как неоновая вывеска. Джексон поджал под себя ноги и взглянул на Клементину.
– Меган и я никогда не подходили друг другу, – ответил он. – Ты должна была знать это. Ты же видела.
– Я не должна была ничего замечать.
– Верно. Что я могу сказать? Что мне жаль? Что, клянусь богом, я бы никогда не причинил ей вред? Я, действительно, имел в виду и то, и другое, и даже больше, чем ты думаешь, но это ничего не изменит. Меган по-прежнему не может даже смотреть на меня. Я все еще вижу боль в ее глазах. Я разбил вдребезги ее блаженный взгляд на брак и счастливую долгую семейную жизнь.
Клементина, повинуясь силе, скрытой в этих словах, взглянула ему в лицо. Зеленые глаза напряженно и пронизывающе уставились на нее, как будто желали проникнуть в ее мысли. Казалось, так легко забыть весь мир, прошлое, прелести одинокой независимой жизни, дружбу с Меган, и жить в этом месте, на пляже, над которым еще не взошло солнце. С этим мужчиной, полностью захватившим ее мысли, сознание и чувства, даже не прикасаясь к ней. Все, что ей надо сделать – протянуть руку, поцеловать губы, которые, она знала это, будут теплыми и страстными, и она потеряет голову. Клементине страшно хотелось узнать вкус его губ и тела, какие чувства вызовут его объятия.
Все, что ей нужно сделать, – забыть, что он мужчина, и если она позволит ему проникнуть в душу и тело, она снова станет беззащитной, и он сможет причинить ей боль. Все, что ей нужно сделать, – забыть, что когда-то он был женат на ее лучшей подруге, и тогда… Тогда им будет великолепно вдвоем, они станут идеальной парой. Любовь, которую она искала за каждым поворотом, смотрела ей прямо в лицо.
– Клементина, – прошептал Джексон и наклонился поцеловать ее.
Она мельком взглянула на свое тело и заметила, что бессознательно тоже склонилась в его сторону. Она резко отпрянула и съежилась от боли, ударившись о дверцу, так что металлическая ручка вдавилась в позвоночник. Отвернувшись от Джексона, Клементина наблюдала, как серфингист пробежал через волны и прыгнул на свою доску, направив ее в море. Она старалась дышать помедленнее, чтобы успокоиться.
– Ты не знаешь меня, – возразила она.
– Знаю.
Клементина покачала головой, изо всех сил удерживая слезы и не давая ему возможности получить хоть какой-то шанс. Она ощутила себя такой одинокой, как будто его не было рядом, как будто она осталась единственным человеком на земле.
– Меган – моя лучшая подруга – сказала она. Первая настоящая подруга в ее жизни, добавила Клементина про себя. Она не могла предать ее. Они с Джексоном никогда не смогут быть спокойны и счастливы, после его брака с Меган. Он любил ее, оставил ее, и между ними всегда будет клин. Даже если они смогут забыть, каждое утро и каждый вечер боль в глазах Меган станет их кошмаром.
Джексон долго и пристально смотрел на нее, надеясь, что Клементина еще раз посмотрит в ответ и даст ему возможность все изменить. Он так долго ждал минуты, когда останется наедине с ней, без нависающей над ним критики Алекс или ревности Меган, а сейчас, когда они здесь и ничто и никто не стоит между ними, она по-прежнему держит его на расстоянии.
– Думаю, мне лучше отвезти тебя домой, – сказал Джексон, когда понял, что никакой надежды не осталось.
Клементина кивнула, и он завел машину. Они в молчании поехали по побережью по направлению к каньону Малибу, а за ними уже появлялся мерцающий свет солнца на горизонте. Они подъехали к каньону и направились к долине.
– Я чудесно провела время, Джексон, – сказала Клементина, пока он медленно огибал повороты в полумраке каньона.
Джексон кивнул, внезапно почувствовав себя очень старым. Старым, смертным и очень, очень усталым.
* * *
Меган сидела, как зачарованная, на жестком стуле, от которого немел зад, в классе средней школы. Она вспомнила, как Джо играл для нее на рояле, когда они были моложе. Но тогда он играл пьесы из учебника для третьего класса, а не сонату до диез минор Бетховена. И тогда она частенько прокрадывалась под стулом и хватала за ноги, пытаясь отвлечь его внимание, а не сидела, как загипнотизированная, испытывая благоговейный страх перед красотой музыки и талантом Джо, который он отточил до совершенства.
Меган смотрела на лицо Джо, пока он играл, и понимала, что никогда не видела этого человека, сидевшего за роялем в черном фраке, не знала его пламенной страсти, бездонной глубины чувств, приносимых в дар гению Бетховена. Глаза Джо сверкали, застыв на какой-то точке за сценой. Губы были плотно сжаты, как будто раздавлены тяжестью единственного опустошающего шквала. И все время его пальцы продолжали свое волшебство, иногда медленно и гипнотически, а в следующую минуту двигались так быстро, что пальцы Меган шевелились сами собой в ответ. Она оглянулась вокруг, с удовольствием и гордостью заметив, как внимательно и восхищенно слушала концерт публика.
Этот концерт – третий, на котором была Меган с тех пор, как встретилась с Джо четыре месяца назад на премьере «Признать виновной» – входил в программу сольных концертов Джо. Он был самым потрясающим и снискал больше всего аплодисментов, наряду с выступлениями вместе с оркестром Северной Долины и хором. Спустя два часа, когда Меган, наконец, встала, с трудом передвигая занемевшие ноги, она испытывала блаженное умиротворение. Вышла на улицу и прислонилась к флагштоку, ожидая, пока выйдет Джо.
Он появился через пятнадцать минут, одетый в удобные белые хлопчатобумажные брюки и зеленый свитер. Джо снова улыбался застенчивой улыбкой, оставив величие и горделивый взгляд в опустевшем концертном зале и снова превратился в тринадцатилетнего паренька, которого она так ярко помнила.
– Я не могу высказать словами, как чудесно ты играл, – воскликнула Меган, когда они направились к машине Джо.
– Правда? – его светло-карие глаза, казалось, умоляли согласиться с ним.
Меган рассмеялась.
– Не понимаю, почему ты так неуверен в себе, Джо. Ты одаренный, блестящий музыкант. Все так думают. Слышал бы ты, что говорила публика после концерта.
Они дошли до машины, и Джо открыл для Меган дверь, а потом поспешно направился на место водителя. Он сел в машину и завел мотор.
– Ты голодна? – поинтересовался Джо.
– Умираю от голода.
Они поехали к семейному ресторанчику в западной части Лос-Анджелеса, специализировавшемуся на деревенских цыплятах и ребрышках. В ресторане стоял шум от звона тарелок, непринужденного смеха, криков родителей, призывающих детей к порядку. Меган различила провинциальный говор.