И, к моему стыду, на глазах у сотен людей, ведомая в непристойном наряде на бархатном поводке, я чувствовала, как глубоко во мне просыпается желание доселе невиданной силы, словно волна, затопившая остров Ис, набирает мощь в океанской пучине.
— Ваша светлость.
Только Мелисанда умела сделать реверанс с видом королевы, принимающей дань. Высокий стройный мужчина в маске волка кивнул и оценивающе посмотрел на нее.
— О, нас почтил присутствием Дом Шахризаев, — сухо поприветствовал он. — И кого же ты привела, Мелисанда?
Она не ответила, лишь слегка улыбнулась, и тогда уже я присела в глубоком реверансе.
— Отрады вашей светлости в Самую долгую ночь, — пробормотала я.
Герцог приподнял мой подбородок и сквозь прорези маски заглянул в глаза.
— Неужели?! — воскликнул он, переводя взгляд с меня на Мелисанду и обратно. — Так это правда?
— Перед вами Федра но Делоне, — с легкой улыбкой представила меня Мелисанда. Ее губы алым луком изогнулись под скрывающей половину лица черной маской. — Разве вы не слышали, что в Городе Элуа появилась настоящая ангуиссетта, ваша светлость?
— Разве не опрометчиво верить слухам? — Не отрывая от меня пытливого взгляда, он взметнул искрящиеся складки моего наряда и скользнул рукой под юбки.
И я закричала от наслаждения и от стыда. Герцог де Морбан улыбнулся мне под маской — позабавленный волк. Мелисанда дернула за поводок и, пошатнувшись, я упала на колени. Нашитые на платье крохотные бриллианты впились в мою плоть.
— Герцог де Морбан не твой господин, — напомнила Мелисанда, запуская жесткие пальцы мне в волосы в полуласке-полуугрозе.
— Нет, миледи, — согласно выдохнула я. Ее прикосновение стало нежнее, и я бессознательно потянулась к ней, прижалась щекой к бархату юбки и вдохнула ее аромат, словно священное благовоние. Пальцы темной Леди пропутешествовали по моему горлу, и до меня словно издалека донесся мой всхлип.
— Как видите, ваша светлость, — промурлыкала Мелисанда, — стрела Кушиэля бьет без промаха.
— Что ж, берегитесь ее! — проворчал герцог, отворачиваясь.
Я почувствовала, как моя госпожа затряслась от почти беззвучного смеха, и мой взор заволокла красная пелена.
Не могу описать, что происходило дальше на том маскараде; впоследствии я старалась вспомнить подробности, поскольку Делоне довольно долго меня допрашивал, отказываясь верить, что мои способности к наблюдению впервые дали сбой, но тщетно. Ах, я словно погрузилась в лихорадочный сон. Благословенный Элуа мне свидетель, я пыталась обращать внимание на то, что происходило вокруг, пыталась слушать разговоры, но тонкий поводок, пристегнутый к моему ошейнику, наконец-то упразднил тот потаенный уголок разума, который наблюдал и анализировал события в интересах Анафиэля Делоне. Всем существом я чувствовала лишь руку Мелисанды на другом конце черного шнура. Усилием воли взывая к своему сознанию, я слышала только шум нараставшей внутри меня глубинной волны и понимала, что, когда она выплеснется на поверхность, я обречена.
Если вы спросите, что же я помню о том маскараде, мой ответ будет кратким: Мелисанду. Каждый ее смешок, каждую улыбку, каждое движение — все это передавалось мне по связующей нас бархатной пуповине, и я почти задыхалась от переполнявших меня чувств.
Там было представление, из которого я заметила только крик Глашатая Ночи, аплодисменты Мелисанды и ее улыбку. Ах, эта улыбка до сих пор иногда мне снится.
И слишком многие из таких снов приносят блаженство.
Как же хорошо, что Жослена там не было и он меня не видел.
Мы наконец ушли, когда гостей стало меньше. Я, спотыкаясь, брела перед Мелисандой, и, когда кучер помогал мне сесть в экипаж, я уже дрожала всем телом, как задетая струна арфы. Бархатный поводок натянулся: госпожа не выпустила его, забираясь внутрь.
— Иди сюда, — прошептала она, когда лошади тронулись, и в ее тоне по-прежнему не слышалось приказа, но моя привязь дернулась, и я, беспомощная и послушная, скользнула в ее объятия.
Наамах знает, меня уже много раз целовали, но так — никогда. Все во мне подавалось навстречу этому поцелую. Мелисанда вдруг отстранила меня и сняла мою маску, забрав последнее прикрытие. Свою она снимать не стала, и мерцающие синие глаза смотрели на меня из-под пышных загнутых перьев баклана. А потом она припала ко мне снова, и я ответила на поцелуй абсолютно безыскусно, но с ненасытной жаждой, прижимаясь к ней и пропадая под натиском ее губ. Поцелуй все длился и длился, пока экипаж не остановился с ошеломившей меня внезапностью. Моя госпожа рассмеялась, когда кучер открыл дверь и за ней показался двор особняка Шахризаев — я поверить не могла, что мы доехали так быстро. Слуга помог мне выйти, старательно не поднимая глаз. Невообразимо, на что я была похожа: с пылающим взором, растрепанная и обнаженная под расшитой бриллиантами тончайшей кисеей. Бархатный поводок снова натянулся. Находясь слишком далеко от Мелисанды, я разочарованно дрожала, пока она не вышла из кареты и не повела меня, нежно приобняв, в свой дом.
Это была Самая долгая ночь, и она только начиналась.
Не стану скрывать, что случилось потом, хотя отнюдь этим не горжусь. Я — избранница Кушиэля, а Мелисанда была его потомком, и реки наших судеб изначально струились к этой ночи. На свидании с Бодуэном я уже видела здешнюю комнату для удовольствий, теперь же я смогла увидеть внутреннее святилище — будуар Мелисанды. С первого взгляда я мало что разглядела: лампы с ароматным маслом, большая кровать и низко свисающий с самой высокой балки одинокий крюк. Вот и все, что я успела заметить, прежде чем Мелисанда завязала мне глаза бархатной повязкой и погрузила во тьму.
Она толкнула меня на колени, сняла с меня ошейник с поводком, и я чуть не заплакала от этой потери, но тут же почувствовала как знакомый шнур стянул мои запястья, а потом Мелисанда подняла их вверх и закрепила на висячем крюке.
— С тобой, дорогая, — донесся до меня ее шепот, — я не стану терять время на простые игрушки.
Невидимый механизм пришел в движение и потащил меня кверху. Я обвисла на крюке, вздернутая с колен, слишком слабая, чтобы стоять, и незряче гадала, что меня ждет.
— Знаешь, что это такое? — холодная сталь ласково коснулась щеки, острое лезвие очертило край повязки на моих глазах. — Их называют флешетты.
И тут я заплакала от счастья и от страха, но это не помогло.
Не ведающее преград острие флешетты пропутешествовало вниз по моему горлу и запнулось на вырезе платья. Не знаю, насколько прочной была расшитая бриллиантами кисея, но она с тихим шорохом разошлась, и я почувствовала натопленный воздух на своей обнаженной коже. Рукава давно сползли на вывернутые вверх плечи, и флешетта протанцевала по тропинкам вен на каждой из моих связанных рук, ни разу не погрузившись в кожу, к шее, где прошла сквозь тонкую ткань. Платье наконец соскользнуло к моим щиколоткам, крошечные бриллианты жалобно звякнули.