Позднее мне довелось понять, что подобные нападки Гитлера обычно были вызваны происками неких недоброжелателей, загодя нашептавших ему недобросовестную, порочащую информацию. Но тогда я этого не знал, а разнос был столь резким, что я встал и попросил освободить меня от командования, если Гитлер так явно отвергает все результаты моих решений. С этими словами я направился к выходу из его кабинета.
Гитлер сразу же бросился за мной, догнал меня у самой двери, схватил за рукав кителя и попросил меня вернуться. Он тут же попытался отказаться от некоторых своих слов и попросил меня не думать об отставке. Но я ответил, что я не только занимаю этот пост в течение десяти лет, но и мне уже идет шестьдесят третий год, так что будет лучше, если меня заменят на этом посту более молодым человеком.
Гитлер тогда обратился за помощью к моему начальнику штаба, капитану 2-го ранга Шульте Мёнтингу, и попросил его убедить меня остаться на своем посту. Шульте был моим адъютантом, а впоследствии стал начальником моего штаба. Я всегда и во всем доверял ему. И теперь он отважно поддержал мою точку зрения, а в конце концов добился от Гитлера обещания предоставить мне полную свободу в реализации моей программы развития флота. Гитлер настоял на том, чтобы письменно зафиксировать моменты нашего расхождения во мнениях, чтобы, как он сказал, оправдаться перед историей, но настоял на том, чтобы я остался на своем посту. Как было свойственно ему, в последовавшие за этим инцидентом несколько недель он был необычайно любезен со мной. Мне кажется, именно тогда ему в первый раз пришла мысль повысить меня в звании до адмирала флота.
Однако в мае 1939 года у меня случилась новая резкая стычка с Гитлером. Офицер, который совсем недавно был назначен его военно-морским адъютантом, в соответствии с обычным порядком попросил официального разрешения жениться. Естественно, я такое разрешение дал. Вскоре после этого, однако, один штатский чиновник сообщил, что брак был заключен при таких обстоятельствах, которые могут привести к признанию его недействительным. Расследование показало, что сообщение это соответствовало истине. Теперь было два пути: либо брак должен был быть признан недействительным, либо офицер должен был уйти со своего поста. Но Гитлер принял решение о том, что брак должен остаться в силе, а офицер должен продолжать службу в качестве его военно-морского адъютанта.
Я продолжал придерживаться своих диаметрально противоположных взглядов на происходящее и уволил офицера с флота. Когда же Гитлер стал протестовать против моего решения, я написал ему личное письмо, в котором заявил, что, по моему мнению, этот офицер больше не может носить морскую форму и что, если Гитлер примет решение оставить его на службе на флоте, я сам буду просить об отставке. Чтобы избежать возможных проволочек, я направил это письмо с офицером моего штаба и просил его доставить ответ как можно скорее прямо мне в руки.
Спустя два дня Гитлер ответил, написав, что он не настаивает на дальнейшем пребывании офицера в рядах флота, но сделает его одним из своих личных адъютантов в аппарате партии. Такой вариант вполне устраивал меня, но весьма характерным для Гитлера было то, что он не позволил назначить ни одного другого военно-морского адъютанта в свой штаб вплоть до самого начала войны.
Подобные повторяющиеся трения с Гитлером в течение 1938-го и 1939 годов побудили меня все настойчивее задумываться об уходе с действительной службы. Меня совершенно не беспокоили почет и церемонии, полагавшиеся командующему военно-морским флотом. Все возрастающая важность этой показухи, которую придавало им национал-социалистское государство и его деятели, все больше отвращала меня от мысли введения их на флоте. Я неизменно отвергал все советы доброжелателей насчет того, что я должен привлекать к себе больше внимания. Несколько раз в течение 1938—1939 годов я просил Гитлера позволить мне уйти в отставку. В ответ он произвел меня в звание адмирала флота по случаю спуска на воду линкора «Тирпиц» в Вильгельмсхафене 1 апреля 1939 года.
Это звание и весь связанный с ним почет не особо впечатлили меня, но дали мне повод обдумать вопрос моей отставки во всех аспектах. С одной стороны, чем дольше я мог обеспечивать для флота благоприятное отношение Гитлера, сохраняя при этом свою независимость, тем больше материальных и людских ресурсов, в которых так нуждался флот для своего развития, я смог бы добыть для него. Я также был в состоянии напрямую вмешиваться, когда основные принципы существования флота подвергались нападкам с той или иной стороны. Кроме того, мой уход в отставку вызовет лишь смену командующего флотом, а это само по себе не принесет флоту никаких преимуществ. Я помнил, что отставка генерала фон Бломберга привела к упразднению недавно учрежденного поста командующего вооруженными силами и что отставка генерала фон Фрича подобным же образом не пошла на пользу армии. В обоих случаях тут же нашлись их преемники – и я слишком хорошо знал, сколь страстно деятели нацистской партии ждали этих отставок, чтобы заполнить их людьми, более подверженными партийному влиянию. Одним из них был Геринг, командовавший ВВС, а другим – Гиммлер, руководивший государственной тайной полицией.
Поэтому я стал склоняться к мысли, что мой долг состоит в том, чтобы оставаться на своем посту столь долго, сколько я смогу нести его бремя. Все высшие офицеры флота, с которыми я советовался по этому поводу, прося ответить мне максимально честно, разделяли мое мнение.
В числе тех факторов, которые повлияли на мое решение, было и то обстоятельство, что за десять лет, проведенных на этом посту, я сумел завоевать уважение как национал-социалистского государства, так и самого Гитлера. Своим участием в разработке военно-морского соглашения с Англией я смог содействовать успеху Германии в сфере внешней политики, и, оставаясь на своем посту и влияя на Гитлера, я, возможно, смог бы внести свой вклад в укрепление дружеских отношений с Великобританией. Я также считал, что в результате своего долгого и заботливого пестования отношений с Англией я приобрел определенное доверие в международных кругах, в особенности с тех пор, как барон фон Нейрат перестал возглавлять министерство иностранных дел.
Естественно, я принял все меры к тому, чтобы информация о моих расхождениях с Гитлером не вышла из флотских кругов и не стала достоянием общественности. На карту было поставлено не более и не менее как единство флота. С начавшейся в 1939 году войной все мои мысли об отставке ушли в сторону. Как командующий флотом я не мог бросить флот во время такого кризиса.
Однако были еще две другие сферы моих конфликтов с Гитлером и нацистской партией, которые затрагивали мои личные убеждения настолько глубоко, что я знал, что компромисса в них быть не может. Я чувствовал, что рано или поздно наши пути разойдутся. Этими двумя сферами были нападки нацистов на христианскую церковь и их отношение к евреям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});