Читать интересную книгу Однажды орел… - Энтон Майрер

— В вашем окружении исключительные офицеры, генерал, — сказала Томми первое, что пришло на ум. Ей казалось, что все в зале смотрят на них. Полковник Паунолл прекратил танцевать и уставился на них с открытым ртом.

— Что? Мессенджейл? Да, отличный офицер. Я очень доволен им. Замечательное сочетание воли и такта. Как раз то, что мне необходимо в этой проклятой перуанской миссии… — Генерал что-то вспомнил, его лицо помрачнело, брови нахмурились, но это быстро прошло, и он снова повеселел. — Расскажите мне о вашем отце, дорогая.

В непринужденной беседе Томми рассказала генералу все, что знала об отце.

— А как поживает ваш мустанг? Как у него дела?

— О, отлично, сэр! Он просто одержимый… — Томми с досадой почувствовала, что ее голос слегка задрожал. — Военная служба — это вся его жизнь, он не признает ничего другого.

— Отличный парень. Отличный. Настоящий солдат. На таких, как он, держится вся наша армия. У них особый талант! Они именно ведут за собой войска, не тащат, не толкают, а ведут, моя дорогая.

— Да, да, правильно… Плохо только, что он совершенно забывает обо мне, — сказала Томми, шаловливо улыбаясь.

— Не может быть! Завтра в восемь ноль-ноль я вызову его на ковер. Итак, каковы же претензии к нему?

— Он только и знает, что все время изучает что-то, все вечера и воскресенья, каждую минуту внеслужебного времени. Это просто ужасно: военная история, баллистика и, вы знаете, французский и испанский — и все это самостоятельно. Представляете? Он уже может читать и говорить на этих языках.

— В самом деле? — Генерал улыбнулся. — Я тоже работал по ночам, чтобы получить степень бакалавра, когда учил курсанток и Линкольне… Боже правый, надеюсь, что он знает французский лучше меня. Помню, в Бомоне я пытался поговорить с маленькой дочкой генерала дю Манраска, ей тогда было лет шесть-семь, и составил какую-то великолепную, как я думал, фразу. Она уставилась на меня, не поняв ни единого слова. Я наклонился и спросил: «Comprenez vous, mademoiselle?»[45] Она покачала головой и ответила: «Non».[46]

Томми засмеялась. Она поняла теперь, почему женщины считают генерала Першинга таким привлекательным.

— Нет, Сэм занимается очень упорно, генерал, — сказала она. — Я очень беспокоюсь и опасаюсь, не порчу ли ему карьеру. — Эти слова она произнесла уже без улыбки.

— Почему, дорогая?

— Из-за папы, сэр. Слишком много разговоров о том, что Сэм женился на мне для того, чтобы продвинуться по службе. Конечно, все это сущая ерунда, но Сэму от этого не легче.

В глазах генерала появились гневные искорки.

— Я знаю. То же самое говорили и обо мне, когда я женился на Элен. Пусть говорят. По крайней мере, это как-то занимает их, когда они устают от возни с бумажками. Здесь важно другое, и это другое поймут только тогда, когда наша страна будет в опасности.

— Все это правильно, сэр, если бы только такие разговоры не создавали у людей предвзятого мнения о Сэме. Он заслуживает более справедливого отношения… — Томми решила, что настал подходящий момент, чтобы рискнуть: — Он считает, сэр, что многое потерял из-за того, что не учился в Вест-Пойнте. Вы знаете, он был принят туда, но ему предложили подождать один год. Однако ему так хотелось попасть в армию, что он тогда же решил поступить на военную службу. Это было к тысяча девятьсот шестнадцатом. Он был вместе с вами в Мексике, вы, наверное, помните. Он считает, что ему необходимо восполнить свою подготовку, увязать практику с теорией. Ему нужно то, что дает курс пехотной школы в Беннинге…

Генерал слегка прищурил глаза, и на какую-то секунду Томми подумала, что она зашла слишком далеко. Однако через мгновение он одобрительно кивнул головой и решительно сказал:

— Он должен попасть в Беннинг. Обязательно должен.

— Сэм вполне подходящая кандидатура, сэр. Разумеется, сам он об этом никогда не говорит и не скажет, он всегда довольствуется службой там, куда его назначают…

Танец заканчивался, оркестр перешел на замедленный заключительный такт.

— Ну что ж, — сказал генерал Першинг, останавливаясь, — мы подумаем об этом. Я слышал, что вы убили из пистолета целый десяток злейших змей? Это правда?

— О, это… Это была моя прямая служебная обязанность, сэр!

* * *

Они вернулись домой спустя несколько часов. Раздеваясь, Томми сказала:

— Замечательный человек этот Мессенджейл, правда?

— Да, он производит впечатление, — согласился Сэм, отстегивая краги.

— Я танцевала с ним два танца. Где он учился, ты не знаешь?

— Точно не знаю, но, по-видимому, окончил Амёрст или Вильямс,[47] какой-то из этих колледжей для богачей. Потом Вест-Пойнт, в тысяча девятьсот семнадцатом. Марв Хансен говорит, что он из богатой семьи в штате Нью-Йорк.

— А как ты с ним познакомился?

Сэм протер глаза и зевнул.

— Он был как-то у нас, там, во Франции, с приказом из штаба. Заблудился и случайно попал в нашу часть. Мы тогда только что вернулись с передовой.

— И это все? — спросила она, испытующе посмотрев на Сэма.

— Не совсем, — ответил он, улыбаясь. — Некоторые мои солдаты не очень уважительно разговаривали с ним, или, возможно, ему так показалось. Штабные офицеры часто бывают недовольны тем, что солдаты на фронте не щелкают каблуками и недостаточно почтительны к ним, вот он и рассердился на них. Мне пришлось немножко осадить его. Когда солдаты провели на передовой несколько дней подряд, с ними нельзя разговаривать так, как он. К счастью, мы тогда оба были капитанами.

Несколько секунд Томми размышляла над последними словами Сэма, затем решительно обрушилась на него:

— Ты и сейчас должен был бы быть капитаном. Помощником генерала Першинга.

— Я? — На лице Сэма появилась его печальная улыбка. — Я войсковой офицер, дорогая, и вовсе не намерен быть этаким пускающим пыль в глаза модником, очаровывающим всех на приемах своими высокопарными изречениями и вовремя сказанными словечками.

— Ты мог бы научиться этому…

— Возможно, но сомневаюсь. — Он потер обнаженное плечо ногтем большого пальца. — Ты знаешь, если человек не родился таким, то уж вряд ли он научится чему-нибудь подобному. Это как вьющиеся волосы…

Томми слегка вздрогнула. Она вспомнила то, о чем говорил Мессенджейл во время танцев. «Что это? Качество, дарованное богом?»

— Значит, ты считаешь, что у него все это природное и он ничего не учил?

— Да нет, кое-что, может быть, и учил. Но умение очаровывать и инстинктивная способность к высокопарным словам — эти качества у него природные. — Сэм помолчал несколько секунд и продолжал: — У Мессенджейла никогда не будет врагов, но и друзей тоже не будет.

— Неправда. У него много друзей…

— Да, но не таких, которых я имею в виду. Таких друзей, которые пошли бы за тебя в огонь и в воду, у него не будет.

— Чепуха, — возразила она, хотя внутренне восхищалась его проницательностью. — Откуда тебе это известно?

— Просто предполагаю. Предположение необразованного человека. — Сэм снова улыбнулся. — Многие штабисты из окружения командующего в Шомоне были такими. Они сидели там, переставляли цветные флажки и отдавали приказы. Им не нужно было находиться там, где эти приказы выполнялись, и с теми, кто их выполнял.

— Ты сам говорил, что генерал Першинг — это лучший солдат из лучших…

— Правильно.

— Да? А разве не он командовал в Шомоне?

— Дорогая, всякий, кому дано право командовать и управлять, имеет какое-то окружение. Это вполне естественно. Немногие из такого окружения бескорыстны и глубоко преданы, некоторые обладают выдающимися способностями и честолюбивы в широком и положительном смысле, а большая часть служит на себя и честолюбива в узком, эгоистическом смысле. Першинга винить не в чем. Он должен был решать задачи и действовать, опираясь на тех, кто находился у него под рукой.

— Ты оправдаешь любого, — раздраженно заметила Томми. Ей почему-то захотелось не согласиться с ним, возразить ему, привести какие-то доказательства, но достаточно обоснованных возражении она не находила. — Перед Мессенджейлом открыты все дороги, и он далеко пойдет, — заявила она, многозначительно покачивая указательным пальцем. — Пройдет время, и ты сам убедишься в этом.

— Ты совершенно права. Он действительно далеко пойдет.

— У него есть все необходимые для этого данные.

— Все, кроме одного, — сказал Сэм, показывая двумя пальцами на сердце. — У него нет души. Он бессердечен к людям.

— Откуда тебе это известно?

Сэм встал и подошел к окну. От палящих лучей солнца и постоянно дующего из пустыни ветра синие занавески, сшитые из материала для мишеней, выгорели и стали теперь в некоторых местах бледно-голубыми.