сидит в мельничной каморе и плачет, зовет нас!
Но жена мельника решила:
— Пусть себе поплачет немного, зато после сильно обрадуется. Не идти же мне от такого богатства с пустыми руками!
Она сняла юбку, завязала её так, что получился мешок, и знай себе сыпала и сыпала туда монеты. А когда и мешок был полон, она сняла чулки и стала набивать их монетами.
Тут мальчик снова закричал:
— Мама! Мама! Мельница горит. Пламя такое большое, что отсюда видать!
Но мельничиха подумала: «Отец и без меня потушит огонь. А, если мельница и сгорит дотла, невелика беда. Теперь мы разбогатели, не к чему нам больше молоть зерно. Из-за такой малости не уйду я с пустыми руками от такого богатства».
Тем временем сынишке надоело играть камушками. Ему хотелось, чтобы мать поскорее вернулась, вот он и придумал крикнуть, что отец сидит в каморе и плачет.
Мать не возвращалась, и он начал искать, чем бы еще поиграть. Тут он увидел гадюку, которая разогрелась на солнышке и очнулась от спячки. Мальчик испугался и стал звать мать, придумав, что мельница горит.
Но мать все не шла, сынишка решил поиграть немного со змеей и протянул к ней руку.
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — зашипела змея, она молнией скользнула по плечу мальчика, потом по голове спустилась на землю и исчезла. Ужалить его она не ужалила, но сильно испугала.
— Мама! Мама! — закричал он изо всех сил. — Меня змея кусает.
Услышав эти слова, жена мельника выпустила из рук все, что набрала, ухватилась за край сундука и выпрыгнула оттуда. Вмиг она оказалась возле сына и стала искать укус…
Когда же она поняла, что опасность миновала, послышался страшный грохот.
Мельничиха бросилась в пещеру. Крышка сундука захлопнулась, замок защелкнулся. Выпрыгивая из сундука, она толкнула лопату, поддерживающую крышку, и крышка соскользнула…
Вот тебе на! Она стояла полуголая, в сундуке остались лиф, юбка и чулки. А куда подевался ключ?
Ключ тоже остался в сундуке.
Ничего не оставалось делать, как взять мальчика на руки и плестись домой в одной сорочке. И как же ей было стыдно! Разумеется, все соседи от мала до велика должны были как назло попасться ей навстречу. Они глядели на неё во все глаза, а она не знала, куда деваться. Стоило ей пройти мимо, как они начинали хихикать у неё за спиной.
Домой она пришла, плача навзрыд. Муж уже поджидал её. Пришлось ей во всем признаться.
И это было хуже всего.
А мельник сказал:
— Успокойся, женушка, худшая беда может приключиться с тем, у кого завидущие глаза. Думается мне, теперь ты не станешь сетовать на свою судьбу.
И она вылечилась от этой болезни. Вскоре в усадьбе мельника снова царили смех и веселье. Злая старуха больше не решалась прийти к ним в дом. И хорошо делала. Вряд ли её приняли бы столь же ласково, как в первый раз.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВЕСЁЛОГО РЫЦАРЯ
На склоне горы, там, где лес начинает редеть, стоял замок Фалькенборг. И жил в нем рыцарь Весельчак. Он был до того весел, что смеялся с утра до вечера, и взрывы его смеха, похожие на резкие звуки трубы или барабанную дробь, летели над долиной. Петь он тоже любил, и каждая лесная птица изо всех сил надрывала свое маленькое горло, чтобы не уступить веселому рыцарю в этом искусстве. Белки, щелкая орешки, махали пушистыми хвостами, зайцы шевелили ушами, а самому батюшке медведю приходилось двумя лапами держаться за живот, до того заразительными и веселыми были смех и пение рыцаря.
Однако не надо думать, что отважного рыцаря сделали таким беспечным и довольным богатство и власть. Вовсе нет. Усадьба Фалькенборг была невелика и едва могла прокормить своих обитателей. По правде говоря, этот гордый замок начал приходить в упадок.
И веселиться заставляли рыцаря вовсе не веселые друзья-товарищи. Фалькенборг стоял на отшибе, в глухомани. Можно сказать, единственным собеседником рыцаря была его служанка, которая за день имела обыкновение вымолвить лишь несколько слов.
— Невелика беда! — восклицал рыцарь и, взяв старуху за талию, принимался кружить её, да так бешено, что весь Фалькенборг сотрясался.
— Ты скупа на слова, зато я говорю за двоих. Так что болтовни у нас здесь хватает.
И он сажал старуху прямо на середину стола. Хотя служанка была старая и полуглухая, она хохотала до того, что парик слетал у неё с головы, а по лицу катились слезы.
Но даже у самых веселых бывают заботы, а единственной заботой рыцаря был замок Фалькенборг. Он горевал, что не может содержать замок своих предков в должном порядке. И в один прекрасный день сказал служанке:
— Придется тебе на время самой здесь управляться, старушка моя. Рыцарь Весельчак задумал большое дело. Поеду по белу свету и заработаю столько денег, чтобы их хватило покрыть крышу Фалькенборга золотом, полы — серебром, а стены обить шёлком.
А ты, матушка, станешь у меня до того важная и нарядная, что придется посадить тебя в стеклянный шкаф, чтобы не запылилась. А теперь я велю седлать всех своих лошадей, велю всем своим слугам — проворным молодцам — отправляться со мной в путь-дорогу!
Он выехал за ворота, а старуха, стоя на лестнице, сделала ему реверанс. Тут рыцарь сказал ей:
— Погляди, какая у меня огромная, пышная свита. И указал ей на длинный хвост своего коня. Старуха хлопнула себя по коленкам и захохотала. Рыцарь помахал ей копьем.
— Будь здорова, матушка-старушка! — крикнул он и поскакал под гору во весь опор. «Поглядим, сколь долго придется мне скакать, покуда я не найду первую золотую глыбу», — подумал он.
Так он ехал, смеясь и напевая, и находил шутливое словечко для всех, кто попадался ему на пути, от мала до велика. Стоило ему заехать в деревню либо в город, как тут поднимались шум да веселье. Люди говорили друг другу:
— Глядите, вот едет рыцарь Весельчак. Надобно скорее хвататься за животики, ведь теперь смеху и веселью не будет конца.
Повсюду его встречали с распростертыми объятиями, зазывали в гости. Только золотой глыбы он не нашел.
«Ну и ладно, — думал рыцарь, — невелика беда. Чем меньше золота, тем больше друзей. А дружба куда дороже серебра и золота».
Шесть королевств проехал он и наконец добрался до седьмого. Тут он очутился в маленьком городке, темном и мрачном. Казалось, здешние жители сторонились веселого рыцаря, площади были пусты, улицы безлюдны.
Он отыскал постоялый двор и соскочил с коня.
— Ну-ка, слуга Звать-Никак, постереги моего коня! — рявкнул он.