молчание.
«Я так и знал, что ты придумаешь какую-то глупость, – говорит, наконец, Голос. – Разве Христос был собакой? Разве это собака взяла на себя все ваши грехи?»
«Так ведь как же, Господи, – отвечает Павля, с трудом подбирая нужные слова. – Если бы он был собакой, никому бы и в голову не пришло его распинать».
«Это, конечно, аргумент, – говорит Голос, делаясь суше. – Одно вы только упустили, господа богословы, что если бы Христос был собакой, то некому было бы вас спасать, и вы бы никогда не спаслись, но все бы погибли».
Это заявление немедленно заставляет Павлю подумать. Он чешет свой затылок, а затем говорит:
«Если бы и Христос был бы собакой, и все мы были бы собаками, то не надо было бы никого спасать, потому что все собаки от природы безгрешны, а значит, они спасутся, потому что все безгрешное спасется, как учат нас святые отцы».
Эти слова производят на присутствующих большое впечатление.
«Ну, как знаете, – говорит обиженный Голос, и все огоньки вокруг сразу гаснут. – Значит, водолазом хочешь?»
«Водолазом, – подтверждает Павля. – Но можно и гончей».
«Ладно, – говорит Господь, доставая из воздуха большую Книгу, в которую вписаны имена всех живых и умерших. Потом Он вынимает ручку и тщательно вычеркивает из Книги имя Павли, после чего отправляет Книгу на место и горько произносит:
«Если праведники такие, то чего же ждать от остальных?»
«А я ведь предупреждал, – говорит Павля, довольно улыбаясь. – Ну какой из меня, скажи на милость, праведник?»
Потом он хотел сказать еще что-то, но не успел, потому что Господь превратил его в собаку.
80. Праздник поэзии
Он всегда был приурочен ко дню рождения Пушкина и проходил на Поляне, где уже с раннего утра поначалу собирались в предвкушении опохмела местные алкаши. Потом появлялись первые туристы, а вместе с ними свои палатки раскидывали продавцы пирожков, конфет и напитков, и, наконец, подъезжал давно ожидаемый автобус с гостями, которые вываливались из автобуса и озирались, глядя на небо и надеясь, что если дождь и будет, то он обязательно пройдет мимо.
Праздник начинался.
Может, когда-то он был веселый, остроумный, неожиданный и легкий, но сегодня он больше напоминал похороны, на которые нельзя не пойти, но и пойти на которые – совершенно невозможно.
Похоже это было на конец света, но не на сам конец, а на то, что осталось после него, – когда небесные врата уже закрыты, заседатели и присяжные Страшного суда удалились, грешники отправились в огонь, праведники, наоборот, поспешили в райскую тишину и прохладу, тогда как все прочие остались тут, на этом празднике поэзии, отмеченном своей пугающей ненужностью и нелепостью, от которых уже некуда было убежать.
81. Ни к чему не обязывающее замечание
Мысль, которая преследовала меня не первый уже месяц и все никак не давалась, не желала стать вдруг прозрачной. Иногда мне казалось, что ее можно сформулировать, и тогда я пытался понять свою жизнь как нечто целостное и уникальное, нечто законченное и имеющее в силу этой законченности абсолютную ценность. Что-то такое, таившееся в том, что она уже была, уже присутствовала до всякой рефлексии и всех размышлений, но была не чьей-то вообще, а именно твоей, и, похоже, именно это делало ее абсолютно неуязвимой.
Переживание не-страха смерти – вот как оно называлось, то есть – чувство, что пережил нечто удивительное, полное, что уже не страшна была никакая смерть – ибо это пережитое, прочувствованное было столь значительно, что всего прочего могло и не быть. Уже вся жизнь получила абсолютную ценность, с которой не могла справиться никакая смерть, никакое забвение, никакой абсурд. Тут же пришло и чувство благодарности за это.
82. Никандр Макаров
Странная эта русская жизнь рождала иногда странных людей, память о которых еще долго жила после их смерти, не сразу уходя в песок забвения, но еще долго пересказываясь, переиначиваясь и обрастая все новыми и новыми подробностями, чтобы, наконец, однажды смолкнуть навечно. Так выпущенный из руки камень плюхается в болото, поднимая расходящиеся круги, которые делаются все меньше и меньше, пока не исчезнут вовсе.
Одним из таких людей был, несомненно, Никандр Макаров из деревни Марамохи, в которой он родился и в которой прожил всю свою короткую и давно уже забытую всеми жизнь.
Умер Никандр в первой половине 30-х годов, до войны, и при этом в возрасте 33 лет, словно Небеса подтверждали этим его подражание Спасителю.
С рождения Никандр был лишен возможности передвигаться, потому что у него не работали ноги, и он всегда лежал безвыходно в своей избе, очень редко прося вынести его на улицу. Я отыскал эту избу. Она была о двух половинах – одна холодная, а другая зимняя, с печью. Сохранилась до сих пор только зимняя половина, которой, возможно, уже больше ста лет. Сам Никандр – как рассказывали – какая бы температура ни была за окном, всегда лежал в холодной половине, накрытый простыней, и время от времени, если случалась какая-то надобность, звенел в колокольчик, прося, чтобы к нему подошли.
Способности его прорезались довольно рано.
Например, он всегда знал, кто идет мимо его избы, а кто идет к нему.
Всегда знал и то, зачем кто-то идет к нему.
Легко узнавал нового человека, которого никогда не видел прежде.
Нрава он был веселого, все время шутил и смеялся.
Любил играть в карты, в подкидного, и всегда выигрывал, потому что всегда видел чужие карты. Но иногда позволял обыграть себя и тогда шутливо бил кулаками в грудь, плакал и рыдал.
Одна женщина из Пушкинских гор рассказывала мне, как однажды зимой пропала ее старшая сестра. Обыскались везде, а потом мать девочки пошла к Никандру, а тот, недолго думая, сказал – она в колодце. И действительно, нашли девочку утонувшей в колодце.
В 1945 году Никандр явился во сне одной женщине из Велья, которая давно не получала известий с фронта от мужа. Она Никандра при его жизни никогда не видела. Никандр сказал: «Твой жив, вернется на престольный праздник». Но на вопрос, на какой, – ничего не ответил и только прибавил: «А ты великая грешница». И исчез. Похоже, любил он посмеяться и после смерти.
«Как-то, – рассказывала одна женщина, помнящая хорошо Никандра, – к Никандру собралось много женщин, и среди них – мамина знакомая. Потом она рассказывала, что Никандр поговорил со всеми, а когда дошла очередь до нее, то сказал: «Ну, что я могу тебе сказать? Я только одно тебе скажу: сохраняй постные дни, среду и пятницу».
Слава его была велика. Во время коллективизации пушкиногорские активисты, комса, собрались ехать к Никандру. «Что это за святой там? Выкинем его!» Собрались обозом и поехали.
Много народу поехало. Приехали в Марамохи и только вошли в избу, как замерли и не