— Керабан, дядя Керабан!.. — вскричал племянник посреди стеснившихся возле него девушек, Сарабул, ван Миттена, Янара, Селима и Бруно.
Это был действительно господин Керабан собственной персоной!
— Я самый, друзья мои, — ответил он торжествующим голосом, — я, который разыскал этого храброго гимнаста перед самым его отправлением. Товарищ акробата уступил мне место в тачке, и я переправился через Босфор! Нет! Над Босфором! Чтобы прибыть для подписания твоего контракта, племянник Ахмет!
— О господин Керабан! Дядюшка! — воскликнула Амазия. — Я знала, что вы нас не покинете!
— Это великолепно! — повторила Неджеб, хлопая в ладоши.
— Какой человек! — сказал ван Миттен. — Во всей Голландии не найдется равного ему!
— Таково же и мое мнение! — достаточно сухо заметила Сарабул.
— Да, и я переправился, не платя, — продолжал Керабан, обращаясь на этот раз к начальнику полиции. — Да, не платя… если не считать двух тысяч пиастров, которых мне стоило место в тачке, и восьми тысяч, потраченных во время путешествия.
— Примите мои поздравления, — ответил начальник полиции, которому не оставалось ничего другого, как склониться перед подобным упорством.
Со всех сторон стали раздаваться приветственные крики в честь господина Керабана, в то время как этот упрямец от всего сердца обнимал свою дочь Амазию и своего сына Ахмета.
Но Керабан был не из тех, кто теряет время, даже в опьянении торжеством…
— Теперь, друзья, идемте к судье Константинополя, — сказал он.
— Да, дядя, к судье, — поддержал его Ахмет. — Вы — самый лучший из дядей!
— И, что бы вы ни говорили, — ответил негоциант, — вовсе не упрямый… если, конечно, мне не противоречат!
Вполне понятно, что происходило дальше. В тот же день после полудня судья подписал контракт, затем имам прочитал молитву в мечети, потом все вернулись домой в Галату, и, прежде чем наступила полночь 30 числа этого месяца, Ахмет уже был женат. Женат на своей милой Амазии, богатейшей дочери банкира Селима.
В тот же вечер поверженный ван Миттен готовился отправиться в Курдистан в компании господина Янара, своего шурина, и благородной Сарабул, которую последняя церемония в этой отдаленной стране должна была окончательно сделать его женой.
В момент прощания в присутствии Ахмета, Амазии, Неджеб и Бруно он не смог удержаться от дружеского упрека своему другу:
— Когда подумаю, Керабан, что я женился… женился во второй раз… чтобы не противоречить вам…
— Бедный ван Миттен, — ответил торговец, — если эта женитьба станет чем-либо иным, кроме простого сновидения, то я никогда не прощу себе этого.
— Сновидение!.. — продолжал ван Миттен. — Разве это похоже на сновидение! Ах, если бы не эта телеграмма!
Говоря это, он достал из кармана смятую телеграмму и машинально пробежал ее.
— Да! Эта телеграмма… «Госпожа ван Миттен пять недель назад скончалась… присоединиться…»
— Скончалась присоединиться? — вскричал Керабан. — Что это значит?
Затем, выхватив телеграмму из рук ван Миттена, он прочитал:
— «Госпожа ван Миттен пять недель назад решила присоединиться к мужу и отправилась в Константинополь»[352]. Решила… а не скончалась!
— Он не вдовец!
Эти слова сорвались со всех уст, в то время как Керабан воскликнул, и на этот раз — не без основания:
— Еще одна ошибка этого глупого телеграфа! Он иначе и не действует!
— Нет! Не вдовец! Не вдовец! — повторял ван Миттен, слишком обрадовавшийся возможности возвращения к первой жене… из страха перед второй.
Когда господин Янар и благородная Сарабул узнали о случившемся, последовал страшный взрыв гнева. Но в конце концов пришлось уступить. Ван Миттен был уже женат и в тот же день встретился со своей первой и единственной женой, которая в знак примирения привезла ему великолепную луковицу «Valentia».
— У нас есть нечто лучшее, сестра, — сказал Янар, чтобы утешить безутешную вдову, — лучшее, чем…
— Чем эта голландская ледышка!.. — ответила благородная Сарабул. — Потеря невелика!
И оба они выехали в Курдистан. При этом, вероятно, щедрая компенсация за переезд, предложенная богатым другом ван Миттена, сделала их возвращение в эту отдаленную страну менее тягостным.
Господин Керабан не мог постоянно иметь наготове канат, протянутый из Константинополя в Скутари, чтобы переправляться через Босфор. Отказался ли он навсегда от переезда через него?
Нет! Некоторое время он стойко держался. Но однажды он все же отправился к властям и просто предложил им выкупить этот налог на каики. Предложение было принято. Это, без сомнения, дорого ему стоило, но он стал еще более популярен, а иностранцы никогда не упускали случая посетить Упрямца Керабана как одну из самых удивительных достопримечательностей столицы Османской империи.
КонецПримечания
1
Константинополь (у славян Царьград, у турок Стамбул) — город и порт на берегу пролива Босфор. Основан в 324–330 годах на месте древнего города Византий императором Константином (см. далее). В 1453 году, будучи столицей Римской империи, завоеван турками и переименован в Стамбул.
2
Босфор — пролив между Европой и Азией, в Турции (разделяет ее на две неравные части), соединяет Черное и Мраморное море. Длина около 30 км, ширина от 750 м до 3,7 км.
3
Мечеть — храм у мусульман.
4
Минарет — отдельно стоящая башня у мечети, с балкона которой духовное лицо, муэдзин, созывает верующих к молитве.
5
Смирна — древнегреческое название города Измир в азиатской части Турции, при бухте Эгейского моря, порт. Основан во 2-м тысячелетии до н. э.
6
Скутари (ныны — Ускюдар) — здесь: азиатский район г. Стамбула.
7
Каик — лодка. (Примеч. перев.)
8
Каиджи — гребец каика, лодочник. (Примеч. перев.)
9
Золотой Рог — бухта у европейского берега южного входа в пролив Босфор. На обеих берегах расположен Стамбул. Длина бухты 12,2 км.
10
Фустанелла — короткая сборчатая юбка — часть греческого национального костюма. (Примеч. перев.)
11
Арнауты — так называли турки албанцев, основное население нынешней Албании, находившееся под властью Османской (Оттоманской) империи с XV века по 1912 год, когда она обрела самостоятельность.