подбиравшие крупинки сахара. Лиза бесцельно бродила по пустым коридорам, поднималась наверх, где плотники стеклили раму овального окна, задуманного на манер крепостной бойницы, и настилали полы. Увидев ее, плотники переставали стучать молотками. «Что, хозяйка, скоро шабаш? Передайте папаше, к его выздоровлению закончим». Лиза тихонько выскальзывала за дверь… В комнате брата было мрачно и хмуро, и она нехотя брала в руки случайные вещи, оглядывала стены, вспоминая, как они с отцом готовили эту комнату к приезду Феди. Лизе казалось, что это было очень давно, и, сравнивая себя нынешнюю с той, которой она была раньше, Лиза поражалась разительной перемене. Разве могла бы она сейчас воображать себя одинокой тургеневской девушкой, страдая из-за неправильно растущего зубика! Вечерами она зажигала свет во всем доме, забиралась с ногами в отцовское седалище, и ей было жутко одной в берендеевом теремке, среди старинных вещей, книг и мебели, и она с надеждой ждала прихода Алены.
Алена стала ей очень нужна, и Лиза осуждала себя за то, что когда-то мало ценила ее дружбу. Алена умела ее утешить и успокоить, и это выходило у нее удивительно легко, словно ничего ей не стоило. Казалось бы, ее грубоватость должна была особенно болезненно восприниматься Лизой, но получалось наоборот: именно грубоватая бесцеремонность подруги помогала Лизе в минуты отчаянья. «Ладно, мать, не кисни. Все обойдется», — говорила Алена, словно тюленьей ластой обнимая ее своей коротенькой толстой ручкой. И странное дело, Лиза с благодарностью ей подчинялась и действительно начинала верить в лучшее, хотя и чувствовала, что со стороны Алены это было простое дежурное подбадривание.
Когда Астраханцевы уехали и комната Алены вновь освободилась, она сказала Лизе, что собирается перебраться к себе. Лиза и удивилась, и растерялась. Поддерживая ее в мелочах, Алена с такой беспечностью лишала ее поддержки в главном. Неужели ей было одинаково легко причинять Лизе боль и помогать ей своим сочувствием?
— Зачем тебе переселяться? Останься хотя бы на день! Я ведь одна не засну, — Лиза боялась, что именно прозвучавшая в ее голосе мольба заставит Алену отказаться сделать то, о чем она так просила.
— Ты меня держишь за спальную горничную?! Очень мило…
Алена не упускала случая проверить, во что ее ценят.
— Нет, что ты! Я так привыкла к тебе! — искренне воскликнула Лиза, но для подруги это была слишком малая дань.
— И к собачкам привыкают.
— Я привыкла к тебе как к другу!
— Хорошо, хорошо, — остановила ее Алена из опасения, что чрезмерная искренность Лизы обяжет ее на ответные уступки. — Я бы осталась, но…
— Если тебе здесь скучно, пригласи кого захочешь! Только не уходи!
— Но я должна… — Алена недоговорила, почему именно она должна уйти, так как еще не придумала причину.
— Ты можешь делать здесь все, что угодно!
Предложение заинтересовало Алену:
— А что-нибудь вкусненькое у тебя есть?
— Конечно! Посмотри там в холодильнике.
Алена сладострастно зажмурилась.
— Ну-ка, ну-ка, — она присела на корточки перед холодильником и открыла дверцу. — Вкуснотища какая! А ты не хочешь?
— Нет, нет, спасибо, — Лиза улыбнулась, показывая, что с ее стороны тут нет никакой жертвы.
— А зря, — Алена с аппетитом облизнула зажирившиеся пальцы. — Между прочим, в больнице не все передачки принимают, учти. У каждого больного свой стол, и все такое.
— Разве?!
— К примеру, это мы можем спокойненько съесть. Все равно твоему отцу нельзя, — Алена методично работала ножом. — Честно говоря, я люблю поесть. У нас дома к столу садятся раз пять-шесть за день. Многие считают, что это вредно, а по-моему, ерунда. Вот дед! Ему за восемьдесят, а он даже в рюмочке себе не отказывает! И ничего, здоров! — Алена подобрала оставшиеся крошки. — У тебя тургеневский стиль, а у меня раблезианский, остроумно? Это мне сейчас в голову пришло!
— Да, остроумно, — сказала Лиза, стараясь вести себя с Аленой, как с требующими серьезности детьми, а в душе улыбаясь ее наивной жизнерадостности.
После ужина они поднялись наверх и, не зажигая свет в комнате (иначе налетят комары), открыли балконные двери. В темноте светились переплеты соседских террас и теплыми волнами ходил ветер.
— Я хотела тебя спросить… — Лиза сделала паузу, как бы готовящую Алену к не слишком, приятному вопросу. — Скажи, Никита совсем тебя бросил?
Словно врач, перевязывающий больного, Лиза испугалась, не причинила ли она неосторожным движением боль.
— Бросил, я не скрываю.
— Но ведь тебе должно быть так гадко, — с трудом проговорила Лиза.
— Почему?! Я ровным счетом ничего не потеряла. Читала в «Декамероне»: «Уста от поцелуев не убывают, а обновляются»?!
— Значит, ты его даже… не любила?
— Ты этим так напряженно интересуешься!
— Вовсе нет! — смутилась Лиза.
— Я не осуждаю, это здоровая реакция, — Алена дружески обняла Лизу. — Просто тебе мешают предрассудки.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве ты не понимаешь, что Машков из-за тебя здесь торчит!
— Мне это безразлично.
— Брось, вы же с ним встречались, — Алена произнесла это, как бы не придавая значения сказанному, уверенная, что для Лизы это и так много значило.
— Все произошло случайно.
— Не сомневаюсь.
— Я сама обо всем жалею! Если бы я знала, что это так подействует на отца!
— Не надо раскаиваться, — Алена чиркнула спичкой, в темноте любуясь вспыхнувшим пламенем. — Мы обе не маленькие, хотя ты почему-то это всячески отрицаешь. Но ведь ты же не девочка.
— Я, наверное, просто боюсь, — тихо сказала Лиза, и Алена посмотрела на нее с возросшим интересом.
Спичка погасла.
— Через это надо переступить, — в темноте прошептала Алена. — Лучший способ избавиться от соблазна, — это ему поддаться. Любимый афоризм Екатерины Второй!
— Ты хочешь, чтобы я…
— Глупышка, будешь благодарить меня, — сказала Алена и снова чиркнула спичкой.
Встречая Лизу, Никита был с нею дружески приветлив, учтив и доброжелателен, она же вела себя со странной и несвойственной ей заносчивостью, говорила ему дерзкие и неприятные вещи, которые нельзя было оставить без ответа, и как бы ждала, что его терпение наконец лопнет. Ей и самой словно хотелось взорваться и разорвать тонкую паутину, сплетавшуюся вокруг нее. Никита чувствовал, что, отчаявшись развязать с ним войну, предлогом для которой была бы ее собственная враждебность к нему, она искала опоры во враждебности других, вспоминала все то неприязненное и нелестное, что говорили о нем отец или брат, вспоминала свою решимость ненавидеть смутьяна Машкова, но ее ненависть скорее была похожа на беспричинную и непонятную ревность.
Неожиданно Никита узнал, что Лиза уезжает в Москву, и сразу разыскал в саду Алену. Алена лежала с книгой на пляжном одеяле: она была в купальнике и загорала.
— Привет… — он раздвинул над ней ветки яблони.
— А,