Че не стал медлить с исполнением возложенной на него новой миссии и следующим утром повел своих людей к месту засады, которую они устроили на «вершине Филиберто» — там, где был похоронен расстрелянный чивато Филиберто Мора. Утром 22 июля один из повстанцев случайно выстрелил из своего оружия и был за это доставлен к Фиделю, который пребывал в суровом расположении духа и без долгих рассуждений приказал его расстрелять. «Лало, Кресенсио и мне пришлось вступиться за парня, чтобы смягчить наказание», — писал Че.
Тем же утром все офицеры повстанческой армии подписали письмо Франку Паису, которое Фидель отправил ему от имени всех партизан. В письме содержались соболезнования в связи с недавней смертью его брата. Как потом рассказывал Че, когда настала его очередь ставить подпись, Фидель приказал ему назваться «команданте». «Так, почти мимоходом, меня назначили командиром второй колонны партизанской армии, которая позже стала известна как Колонна № 4».
Кубинские историки часто указывают на это назначение Че как на свидетельство того, что Фидель был о нем очень высокого мнения, подчеркивая, что этим шагом он выразил Геваре большее благорасположение, чем даже своему брату Раулю, но не объясняют при этом, почему Рауль не заслужил такой чести. Однако дневник Че содержит лаконичное замечание касательно этого судьбоносного дня, которое отчасти дает ответ на вопрос: «Рауль Кастро, разжалованный за то, что целый взвод отказался ему подчиняться, переведен в лейтенанты». О том, что именно произошло между Раулем и его подчиненными, на Кубе предпочитают умалчивать.
На новой должности Че полагались особые атрибуты. «Селия выдала мне знак отличия — звездочку. Помимо этого символа мне также вручили и подарок: одни из тех наручных часов, которые были заказаны из Мансанильо». Это была большая честь. Ранг команданте, эквивалентный майору, был высшим званием в повстанческой армии, до этого его удостоился один лишь Фидель, и вот следующим, кто получил его, оказался не кубинец, а Че — «Архентино».
«В каждом из нас есть доля тщеславия, — писал потом Че. — И я в тот день почувствовал себя счастливейшим человеком на земле». Он самом деле очень гордился своим званием, и отныне для всех, кроме самых близких друзей он превратился в команданте Че Гевару.
Глава 17
Враги всех мастей
I
Новая должность принесла новые обязанности, и Че не терпелось доказать, что он достоин занимать свое место. Его первоочередной задачей было найти Санчеса Москеру, но, не успела его колонна отбыть из лагеря Фиделя, как выяснилось, что объект преследования уже сбежал из гор.
Че начал более жестко подчинять себе непослушное и разнородное воинство, значительную часть которого составляли новички. Ему вновь пришлось столкнуться с дезертирством, но его ответная реакция стала куда суровее. Отправив людей на поиск одного из беглецов, Гевара распорядился «убить его, если удастся найти».
В качестве своего дебюта как военачальника Че решил организовать нападение на военных с другой стороны горы Туркино с целью отвлечь их внимание от колонны Фиделя, и именно туда он направился со своими бойцами. 28 июля вернулся Бальдо, один из двух членов карательной команды, посланной Че за дезертиром, и поведал историю, которую Гевара охарактеризовал как «простую и поучительную».
По словам Бальдо, его спутник Ибраим попытался дезертировать, и Бальдо «убил его с трех выстрелов». Тело осталось лежать непогребенным. Че использовал этот случай в назидательных целях:
«Я собрал бойцов на горе недалеко от того места, где разыгралась трагедия. Я объяснил партизанам, что им предстоит увидеть и что это означает. Я объяснил еще раз, почему дезертирство наказуемо смертью и почему любой, кто предаст революцию, должен быть осужден. Мы двинулись вперед молча, колонной по одному, и потом наткнулись на тело предателя. Многие из тех, кто там был, раньше не видели смерть своими глазами».
Впрочем, дневник Че показывает, что ко всей этой истории он отнесся с подозрением: «Я не до конца убежден в том, что эта смерть оправданна… Убитый лежал на животе, и с первого взгляда было видно, что пуля прошла через левое легкое, при этом руки были сложены, а пальцы соединены — так, будто их связали».
Они двинулись дальше. Че решил напасть на гарнизон в Буэйсито, находившийся в одном дне пути оттуда. Атака состоялась ночью 31 июля, но Гевара позже признавал, что все пошло не так, как предполагалось. Когда некоторые из его бойцов не показались из укрытия, как было условлено, Че начал атаку сам, ринувшись прямо к казармам, и оказался лицом к лицу с часовым. Че поднял оружие и крикнул «стой!», но часовой двинулся с места; Гевара решил не ждать и нажал на курок, целясь солдату в грудь. Однако ничего не произошло. Когда молодой повстанец, находившийся рядом со своим командиром, попытался выстрелить в часового, его винтовка тоже дала осечку. В этот момент в Че возобладал инстинкт самосохранения, и он помчался назад под градом пуль.
Выстрелы вызвали ответную пальбу, а дальнейшего Гевара практически не видел: к тому моменту, когда ему удалось починить свое оружие, гарнизон уже сдался. Бойцы Рамиро прорвались с тыла и взяли в плен двенадцать солдат. Шесть человек были ранены, двое смертельно, повстанцы потеряли одного человека. Разграбив гарнизон, они подожгли его и уехали из Буэйсито на грузовиках, взяв с собой сержанта — начальника блокпоста и чивато по имени Оран.
Партизаны въехали в деревню Лас-Минас под приветственные крики ее жителей, и здесь Че разыграл небольшую сценку со знакомым торговцем-арабом: «Наш мавр… попросил, чтобы мы отпустили двух пленников. Я объяснил ему, что мы взяли их, дабы не позволить военным провести карательную акцию против народа, но сказал, что если такова воля местных жителей, то я не буду спорить». Освободив пленников, повстанцы двинулись дальше, остановившись только за тем, чтобы похоронить своего павшего товарища на деревенском кладбище.
II
Вернувшись в ставку в Ла-Маэстре, они узнали, что Франк Паис, координатор движения в Орьенте, убит полицией в Сантьяго. Активисты организовали антиправительственные выступления в Сантьяго в память о 26 июля, и это вызвало жесткие действия со стороны полиции. При шефе полиции полковнике Хосе Саласе Каньисаресе, окружившем себя головорезами, аресты и убийства тех, кто подозревался в связях с повстанцами, стали обычным делом; трупы со следами пыток обнаруживали висящими на деревьях и лежащими на обочине.
Убийство Франка Паиса вызвало взрыв возмущения, его похороны переросли в шумные антиправительственные демонстрации, и по всему острову начались забастовки. В ответ на это Батиста вновь объявил чрезвычайное положение и опять ввел цензуру в прессе. К несчастью для диктатора, события в Сантьяго совпали с визитом нового американского посла Эрла Смита, только что прибывшего во второй по величине город Кубы для ознакомления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});