Постепенно число бойцов Че возрастало. А к концу июня его маленькая армия уже обладала собственной системой курьеров, информаторов, поставщиков продуктов и разведчиков.
1 июля Че проснулся от приступа астмы и провел весь день в гамаке. По радио сообщили, что по всей Кубе мятежники одновременно устроили несколько акций. «В Камагуэе они уже патрулируют улицы, — писал Че в своем дневнике. — В Гуантанамо сожгли несколько складов табака, и еще была попытка поджечь склады с сахаром одной серьезной американской компании. В самом Сантьяго убили двух солдат и ранили капрала. Наши потери составляют 4 человека, среди них Хосе, брат Франка Паиса».
2 июля исполнилось ровно семь месяцев с момента прибытия «Гранмы» на Кубу, но Че, не тратя время на празднования, весь день вел своих измотанных людей на вершину горы Ла-Ботелья высотой 1550 метров. Впоследствии Гевара рассказывал забавную историю, связанную с этим событием: «Был среди нас некий Чичо, выступавший от лица нескольких человек, которые, по его словам, готовы были до последнего издыхания идти с повстанцами, причем говорил он это с такой убежденностью и решимостью, что дальше некуда. Представьте же наше удивление, когда, разбив на следующий вечер лагерь в небольшой долине, мы услышали от этих людей, что они хотят уйти из партизан. Мы не стали противиться, но в шутку окрестили это место "Долиной смерти" — непреклонной решимости Чичо хватило лишь досюда».
Во избежание новых случаев дезертирства Че еще раз предложил всем желающим покинуть лагерь, сказав, что «это их последний шанс». Возможностью воспользовались два бойца. В полдень, однако, прибыло трое новобранцев, каждый при оружии. Двое из них оказались бывшими сержантами правительственных войск из Гаваны, и Че отнесся к ним с недоверием. «По их словам, эти ребята инструкторы, — писал Гевара в дневнике в тот вечер, — но по мне они просто парочка засранцев, которые хотят найти местечко потеплее». И все же он разрешил им остаться.
Еще одним новичком в войске Че стал не кто иной, как друг Фиделя Энрике Лопес, тоже решивший участвовать в вооруженной борьбе. Затем явился человек, который попросил выделить ему двух бойцов, чтобы «снять кожу с одного чивато». Че дал ему от ворот поворот: «Я сказал ему — нечего трахать мне мозги всякой ерундой, если надо убить чивато, пусть он сам найдет себе людей, а потом приведет их ко мне».
Узнав, что Фидель вернулся к своим излюбленным местам в районе Пальма-Мочи и Эль-Инфьерно, Че двинул свое войско через сьерру к горе Туркино.
Во время этого марш-броска Геваре пришлось дебютировать в роли дантиста. Не имея обезболивающих, он прибег к «психологической анестезии», состоявшей из ругани в адрес пациентов, если те стонали слишком громко. Хотя Че и сам страдал от зубной боли, свои зубы он благоразумно решил не трогать.
16 июля повстанцы оказались в хорошо знакомом районе западных склонов горы Туркино, а на следующий день прибыли в лагерь Фиделя. Че сразу заметил, насколько заматерела за последние полтора месяца повстанческая армия, насчитывавшая теперь около двухсот человек. Партизаны казались образцом дисциплины и уверенности. Также у них имелось новое оружие. Но самое главное — им удалось обосноваться на своей территории, отбив наступление войск под командованием капитана Анхеля Санчеса Москеры.
Впрочем, воссоединение с Фиделем оказалось несколько омрачено для Че, поскольку он узнал, что Кастро только что подписал пакт с двумя представителями буржуазной политической оппозиции — Раулем Чибасом и Фелипе Пасосом. Фидель даже поселил их у себя в палатке. Этот пакт, озаглавленный «Манифест Сьерра-Маэстры» и датированный 12 июля, был отправлен для публикации в «Боэмии». Манифест появился в благоприятный момент, так как месяцы политической борьбы между Батистой и оппозицией увенчались прохождением через конгресс законопроекта о президентских выборах, назначенных на 1 июня 1958 г. Инициатива проведения выборов принадлежала Аутентичной партии Карлоса Прио и Ортодоксальной партии Чибаса, но от обеих партий откололись отдельные фракции, которые, объединившись в коалицию с рядом более мелких партий, также объявили о своем намерении участвовать в выборной гонке.
«Манифест Сьерра-Маэстры» свидетельствовал о том, что Фидель не намерен идти на поводу у Батисты. Вступив в союз с Чибасом и Пасосом, двумя респектабельными ортодоксами, Кастро надеялся обеспечить себе более солидное реноме и более широкую базу поддержки в среде кубинских умеренных. Что касается Гевары, то он полагал, что манифест нес на себе неизгладимый отпечаток идей политиков-центристов, то есть политиков именно того типа, который Че не любил больше всего. «Фидель не говорит этого, но как мне кажется, Пасос и Чибас сильно причесали текст его декларации».
На самом же деле Фидель, конечно, сам искал поддержки у Чибаса и Пасоса, и если он подписал манифест менее радикальный, чем ему бы хотелось, то только потому, что этого требовала ситуация. Как Че признавал позднее, «нас не удовлетворяло это соглашение, но оно было необходимо, на тот момент это был шаг вперед. Впрочем, стоило ему превратиться в препятствие для развития революции, как его действию наступил конец».
Однако главной заботой Че было исполнение новых командирских обязанностей, возложенных на него Фиделем 17 июля, в тот же день, когда он прибыл в лагерь. Его произвели «в капитаны и поставили во главе колонны, которой предстоит отправиться на поиск Санчес Москеры в Пальма-Мочу».
В распоряжении Че оказались семьдесят пять человек. Вдобавок к тем людям, которые пришли вместе с ним, ему достались взводы под командованием старых товарищей с «Гранмы» Рамиро Вальдеса и Сиро Редондо, а также взвод Лало Сардиньяса, который стал заместителем Че.
Новое назначение Че несло на себе печать высшего доверия со стороны Фиделя. Геваре пришлось очень постараться, чтобы заслужить признание своих способностей, но этот процесс только закалил его. Ему была поручена трудная задача — привести раненых в безопасное место, — и он успешно с ней справился. Че исполнял обязанности врача, и в то же время искусно избегал сражений и риска новых потерь, в результате чего поспособствовал укреплению мощи повстанческой армии, добавив к ней новый отряд. Кроме того, Гевара обзавелся бесценными связями с местным населением. Он проявил себя строгим начальником, жестким по отношению к лодырям и обманщикам, лично при этом оставаясь безупречно честным. Но самое главное, Че показал себя настоящим вожаком и этим заслужил свое первое назначение на руководящий пост.
Че не стал медлить с исполнением возложенной на него новой миссии и следующим утром повел своих людей к месту засады, которую они устроили на «вершине Филиберто» — там, где был похоронен расстрелянный чивато Филиберто Мора. Утром 22 июля один из повстанцев случайно выстрелил из своего оружия и был за это доставлен к Фиделю, который пребывал в суровом расположении духа и без долгих рассуждений приказал его расстрелять. «Лало, Кресенсио и мне пришлось вступиться за парня, чтобы смягчить наказание», — писал Че.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});