А потому, несмотря на посулы и уговоры нового наперсника, Вильяльм отдал приказ своим войскам двигаться на Ольсборг.
Еллингский тракт, единственный путь в глубь страны и к военным поселениям с северного побережья, вел через топи и марши по узкому перешейку. Местами перешеек обрывался в болота, и здесь оборванные концы пути соединяли еще более узкие рукотворные насыпи. На одной из таких насыпей и расположились две долгие сотни ярла Хакона. В сгущающихся сумерках передовой отряд франков под командованием товарища еще по детским играм герцога Вильяльма Рикара де Врена вынужден был спешиться, и мало кто заметил посреди дороги частокол бревен, пока из-за него не вылетел шквал стрел. Оставив на дороге хрипящих лошадей, раненых и убитых, франки в нерешительности отошли. Еще пару часов дружинники Хакона напряженно прислушивались к перебранке на чужом наречии, затем последовали звуки, по каким опытный воин распознает отступление врага.
Хакону ярлу никогда не приходило в голову, что он может умереть в своей постели. Как его отец, и отец его отца, и не одно поколение сканейских ярлов, что умирали на поле брани. В юности, как под усмешку вспоминалось сейчас Хакону, он любил порассуждать о том, что приговорен к Вальгалле. Сейчас же Хакон нисколько не сомневался в том, что приглашение на пир в чертогах Асгарда ждет его если не в эту, то на следующую ночь. Поразительно было то, что в эти ночные, совершенно тихие часы между двумя битвами вспомнил он о дубовом чертоге как о приговоре. Вспомнил, сколько друзей отправилось на пир эйнхериев за последние три года. Немало. И не в том даже дело, что нет участи славнее, чем смерть в бою, но что-то уж слишком часто выпадал этот славный жребий.
И сколько раз после Даневирка, когда можно было уклониться, избежать боя, вспыхивали, казалось бы, из ничего, из пустяка кровавые схватки! И слишком уж часто и горячо говорили у костров в самом Фюркате о том, что нет награды выше, чем участь эйнхериев!
Тяжело ворочались безрадостные полуночные мысли. На склоне лет приходилось ярлу заново передумывать, переоценивать все, что впитывал он с детства. То, что не всегда смерть есть слава. То, что прежде положено мужу заботиться о приумножении удачи своего рода, а уж потом о том, что станется с ним после смерти.
Удача... не повезло в этом Хакону с сыновьями. Старший убит, и тела Редрика, первенца, отцова любимца, так и не нашли. Может, и жив он, ведь о смерти его известно лишь со слов младшего... Права была, видно, провидица Хельга, предрекавшая сыну великое будущее. Впрочем, не стоила дочь Хрови того, чтобы ссориться из-за нее с Молчальником... Спору нет, мудрым правителем, на удивление, но не на радость отцу, стал юный Вестмунд. И все же что-то чужое чудилось в новом конунге... Почему, например, не жалея ни припасов, ни оружия дружинам, отказывается он от давнего обычая даров? Многие жизни не пожалели бы за одну только возможность разделить с юным конунгом его невероятную удачу, но слышал ли кто, чтобы Вестмунд подарил кому хотя бы наручье? Странно, ведь, отдавая ее, удачу герой не теряет...
Зато славных хольдов терять новый конунг не боится. Будто чем больше гибнет у него воинов, тем радостнее его сердцу.
- Помощь Ольсборгу опоздала, - мрачно бросил Грим.
- Почему это? - недоверчиво осведомился Стринда, коря себя за то, что избегает смотреть в лицо давнему другу.
Травнику не составило большого труда догадаться о том, что именно приключилось с Квельдульвом, тем более что сам он, не таясь, рассказал предшествующий появлению страшной птицы сон.
Слушая его рассказ, который потом продолжил Скагги, Амунди едва сдержался, чтобы не отругать хорошенько мальчишку за дурацкую затею с нарисованным шрамом в ольсборгской таверне. Сами ведь на себя накликали! А впрочем, если верить сну - а видение и впрямь было вещим, иначе не стал бы Ночной Волк стремиться очистить усадьбу, - увечья этого сыну Эгиля все равно было не избежать.
- Потому хотя бы, что конунг наш даже после решения тинга вовсе не спешит высылать корабли.
- Но они все же могут еще успеть, - возразил на это Ивар.
- Нет, сын Эгиля прав, - неожиданно вмешался Оттар Черный. - Жертва Хакона напрасна.
- Мы можем обратиться к рунам, - мягко предложил Ванланди. - Руны покажут нам правду. Молчальник заплатил за это знание слишком дорогой ценой, чтобы позволить ему пропадать попусту.
Грим в ответ на это только с досадой хмыкнул. Скагги, впервые на правах ученика допущенный в Круг, собрался было что-то возразить, но его прервал Ванланди, правда, обращался скальд Фрейя по-прежнему к Гриму:
- Но для этого нам понадобятся все силы Круга.
Старый скальд не отпускал взгляда Квельдульва, пока тот наконец не кивнул, пожав плечами.
...И вновь убыстрился ход времени, и отсвет солнца, столь же кровавый, как развернувшаяся внизу сеча, лег на изрезанный берег, на воды залива. Перед собравшимися в Круге возникла ближайшая к гавани башня укреплений Ольсборга. Скагги, который впервые воочию видел рунную волшбу Круга, показалось, что он как будто оказался рядом с самим Иви-конунгом. И понял, что конунг сокрушен силой, превышающей человеческое разумение... Лицо конунга дрогнуло, все тело его сотрясла судорога не то боли, не то ужаса. Он впился пальцами в собственное тело.
Он защищался!
Но от кого?
Вокруг него столпились грамы и стража. Вожаки дружин, как было договорено, пришли за приказами по единой обороне лагерного вала и, встречая в ответ лишь молчание, требовали сперва, потом угрожали... Телохранители пытались понять, вытрясти ответ на вопрос, что происходит...
Воины Вернистра-грама, плечом к плечу ставшие у пролома в стене, не получили подкрепления. Оборона лагеря была прорвана.
Настало время схватки, затем - кровавой бойни внутри самого Ольсборга.
Картины внутри картин!
Столпившиеся вокруг Иви-конунга увидели наконец, что терзало несчастного. Дымные очертания сгущались, а из сгустков дыма складывались отвратительные существа...
...Иви-конунг и те, кто был с ним, пали жертвой ужасных тварей, вышедших из каких-то безвестных подземелий Хель. Чудовища помрачили разум воинов, но не оставили никаких следов на их телах.
Могущественный и славный конунг поддался нахлынувшему на него ужасу и, сбежав по шаткой лестнице к гавани, прорвался к воде...
Отыскав какую-то лодчонку, Иви-конунг бежал на восток, бросив свои дружины и лагерь на произвол судьбы... Кострами пылали северные драккары, кровь павших в закатных лучах казалась не алой, но черной, и черными провалами глазниц глядели мертвые в багровое небо.
Судорожный вздох разорвал мертвенную тишину горницы - и образы исчезли. Оказывается, Скагги, не выдержав зрелища бойни и искалеченных тел, выдернул руку из ладони Гранмара, уничтожив тем самым волшбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});