Кого же благодарить за это чудесное превращение?
Не Джона, это точно. Он всю неделю трудится вместе с Адамом, готовит детскую к выписке мамы с ребенком.
И не Аларика — он лежит в больнице с ногой на вытяжке.
А Хольцман, отец Бернард и другие воины святой Клары еще не залечили обожженные руки. Да и откуда у них столько денег?
Остается только один кандидат.
Невозможно, подумала Мина. Он умер, он просто не мог остаться в живых (хотя она готова поклясться, что кто-то следит за ней каждый вечер через окно монастырской кухни, пока она моет посуду). И пусть бы умер. Так проще. Мина еще не успела убедить себя в этом, как он вошел к ней с балкона, из пронизанных дождем сумерек.
Глава шестьдесят вторая
20.30, 23 апреля, пятница.
Парк-авеню 910, кв. 11В.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
— Привет, Мина, — сказал он.
В его темных густых волосах застряли капли дождя.
Она затаила дыхание, сердце прошила боль.
Как оно вообще не остановилось, когда он так запросто вошел с балкона к ней в спальню? От такого шока и помереть можно.
Выглядел он потрясающе, как всегда, хотя одет был обыкновенно: асфальтово-серый кашемировый свитер, черные брюки. Высокий, плечистый, он занимал очень много места в этой маленькой комнате, где они еще недавно занимались любовью — неистово, но сдерживая себя, чтобы не насторожить брата и Аларика за стеной.
Такой красивый, такой уверенный. Ни за что не скажешь, что меньше недели назад он был… тем, чем был.
И делал то, что он делал.
— Я ждал тебя. — Карие глаза, меланхоличные как всегда, смотрели однако так, будто знали, как выглядит Мина без платья. Конечно, знали, как же иначе. — Надеялся, что придешь. Ты не хочешь меня видеть, я знаю — но может быть, мы все же поговорим?
У Мины внезапно подогнулись колени. Она непременно упала бы, ведь в квартире не осталось мебели, за которую она могла ухватиться, но Лучан подхватил ее и сел вместе с ней на пол, прижимая ее к себе.
— Прости, Мина, — шептал он ей в волосы. Его голос вмещал в себя целое море раскаяния и боли. — Прости. Ты должна знать, что я…
— Ты не имеешь права, — сказала она, удивляясь, что онемевшие язык и губы еще работают — ноги вот отказали. — После того, что ты сделал…
— Знаю. Знаю. — Он качал ее, прижавшись к ней лбом.
— Нельзя же являться вот так, как снег на голову. И зачем было делать ремонт в квартире, как будто этим можно что-то исправить? Столько убитых…
— Я знаю. — Казалось, что его голосом говорит тысяча тысячелетних вампиров, а не один-единственный, которому всего-то пятьсот. — Убитых было больше, чем ты думаешь, Мина. Мой брат был исчадием зла всю свою жизнь. Надо было убить его раньше, намного раньше. Во всем, что случилось, виноват я один. Но теперь его нет, и он никого уже не убьет.
— Столько раненых. — Он должен понять, что одной смерти Димитрие мало — если тот действительно умер.
— Знаю. — Он поцеловал ее руку, ту, что на перевязи. — И готов вечно перед тобой каяться.
— Не во мне одной дело. — Слезы, застилающие глаза, мешали Мине видеть его как следует. — Они похитили мою лучшую подругу, беременную. Вырвали кусок горла ее мужу, когда он попытался остановить их. У нее из-за этого роды начались раньше времени. Она чуть не потеряла ребенка!
— Как мы можем возместить им ущерб? — спросил Лучан, поглаживая ее. — Открыть для ребенка счет на обучение в колледже? Завтра же положу на него миллион.
— Лучан! — Мина гневно уставилась на него сквозь слезы. — Не все ошибки можно поправить, заплатив деньги. Ты церковь сжег!
— Я знаю, Мина. — Он подобрал пальцем ее слезинку. — Подскажи, что можно предпринять в этом случае. Анонимное пожертвование я уже внес — хватит, чтобы покрыть все расходы помимо страховки…
— Нет. Этого недостаточно. Ты превратился в…
Он приложил палец к ее губам.
— Смягчающие обстоятельства. Твой брат послал мне кол в спину.
— Я знаю, — поморщилась Мина. — Ты не можешь себе представить, как я сожалею об этом, но…
— Что бы там еще ни случилось, Мина… что бы я ни сделал плохого, а я знаю, что много чего наворотил тогда ночью — позволь мне заметить, что я не убил ни твоего брата, ни палатинца, который так тебе дорог… хотя они-то очень старались меня убить. Они оба живехоньки.
— Благодаря мне, — заявила Мина. — Одному я жгут наложила, другого послала в роддом со своей подругой. Но не могу же я всегда следить, чтобы с моими близкими чего-то не случилось по твоей милости. Ты чуть не сжег заживо…
— Вот поэтому, — он коснулся губами места, откуда только что убрал палец, — я и предлагал, чтобы мы уехали. В Таиланд.
Онемение Мины как рукой сняло — слезы и его поцелуй оказали нужное действие.
— Я не могу с тобой уехать, Лучан. — Как он не понимает?
— Прекрасно можешь. Почему нет?
Его рука уже путешествовала вверх по ее бедру, пробираясь под юбку нового секонхэндовского платья.
— По миллиону разных причин.
— Ты напугана, знаю. — Его голос, его глаза гипнотизировали ее… пальцы тоже делали свое дело. Ей уже трудно было припомнить, почему она была так на него сердита, почему боялась его. Бояться этих губ, ласкающих ее шею? — И это вполне понятно, — продолжал он. — В мире есть ужасы, которых ты даже представить себе не можешь. То, что случилось с тобой в тот день и в ту ночь, непростительно. Эти существа… эти твари… не смели прикасаться к тебе. Только по моей вине ты оказалась в таком положении, что они на это отважились. Ты абсолютно права: этого никакой чек не исправит, даже очень солидный.
— Мне не нужны твои деньги, — прошептала она, едва вынося прикосновение его губ к своей шее. Сейчас она сдерет с себя платье прямо тут, на полу.
— Знаю, что не нужны. И никогда больше не подвергну тебя такой опасности. — Его пальцы, нырнув под юбку, прошлись по кружевной оторочке трусиков. — Но чтобы я мог тебя защитить, ты должна жить со мной. Быть вместе по-настоящему.
— В Таиланде. — Мина закрыла глаза, откинула голову на его грудь. Ее горло зовуще выгнулось.
— Где хочешь. Не обязательно в Таиланде. — Его губы переместились ей на горло.
Сердце Мины вновь болезненно сжалось. Как хорошо! Они уедут вдвоем — может быть, в Таиланд. Лучан будет ее защищать. На него можно положиться — он большой, сильный. И богатый. Можно больше не бояться за Джона, Лейшу, Адама, их ребенка, Аларика и всех своих близких.
Их никто не тронет, потому что она уедет. Лучан заменит ей всех остальных.