«А твой третий приоритет?» Ей почти стыдно произнести это, поэтому голос очень тихий: «Любовь». Я говорю ей, что счастлива слышать это, и она отвечает: «Ага. Я говорю – любовь. Но я не чувствую ее… поэтому сложно…» «И все же, – возражаю я, – я рада, что ты включила это в свои приоритеты, даже если ты еще далека от воплощения их в жизнь. Возможно, тебе придется отказаться от своего второго приоритета ради этого». Она готова перестать помогать людям, говорит она, особенно в обмен на любовь.
В этот момент мы снимаем повязку, и я кладу две подушки друг напротив друга, где вскоре будут разговаривать мужчина и женщина. Ингеборг садится на другую подушку, чтобы выйти на некоторое время из обеих ролей. Ей необходима передышка!
ВЗАИМНОЕ ОПИСАНИЕ
Она садится с закрытыми глазами на мужскую подушку и начинает описывать его. Она должна войти в его роль, и, как только я закончу, он начнет описывать себя своими словами.
Я говорю: «У него сильное тело, словно бы в прошлом он работал, используя свое тело, – возможно, делал что-то на природе. Ему нравилось быть физически сильным. И его окружали мужчины, которым также нравилось быть физически сильными, поэтому они сформировали своего рода братство. Другим мужчинам легко быть с ним друзьями. Он веселый и игривый, шутит и дразнит людей, часто смеется. Он общительный человек. Я действительно думаю, что он вносит свой вклад в работу, когда ходит к людям домой, шутит, рассказывает смешные истории и создает хорошую атмосферу. Но ему не нравится быть внутри домов, поэтому он старается уйти как можно скорее».
«Он не знает, куда идет по жизни. Он ведет себя так, будто достиг своего максимума, но я не верю, что это правда. Я думаю, он может обрести внутренние богатства, причем почти без труда».
Внутренний мужчина добавляет к описанию себя: «Я определенно недоволен. Я люблю хорошенько посмеяться. Я люблю все яркое. Но я еще и немного злой».
Ингеборг переходит на другую подушку и становится внутренней женщиной, описывающей мужчину с женской точки зрения: «Он жалок. Слаб. Несчастен. Я просто произношу те слова, которые приходят мне в голову, но они не будут добрыми. Отвратительный. Хммм. Мне он действительно не нравится – мягко говоря. Мой живот просто… Раз, и сводит! Я думаю, что он грязный, он очень противный, вульгарный, тупой».
Теперь я прошу ее описать, что с ней происходит, когда она с ним. В какого человека она превращается? «В напряженного. Жесткого. Холодного. Слишком строгого. Осуждающего. Подобно зеркалу, я отражаю все то, что мне не нравится. Это очень плохо. Я превращаюсь в человека, который мне не нравится. Я чувствую, что все эти качества есть внутри меня – сила, жесткость, я – самец – а мне хотелось бы раскрыться и быть мягкой».
Я говорю внутренней женщине, что ей стоит просто быть такой, и я ей помогу. «Если ты начнешь думать о том, кем бы ты хотела быть, я не смогу помочь. Так что просто будь такой. Я не вижу никакой проблемы в том, что в данный момент ты жесткая или осуждающая. Это такое же хорошее начало, как и любое другое».
Я говорю Ингеборг: «Теперь ты можешь открыть глаза и перейти на другую сторону».
Мы вновь на мужской стороне, и он начинает описывать женщину с мужской точки зрения: «Она не тот человек, с кем мне бы хотелось поговорить. Осуждающая, даже глупая. Она растрачивает время впустую. Она слишком жесткая. Она слишком зажатая. Она не может двигаться. Ее нет. Нет потока».
Я прошу его описать себя, когда он с ней, и он говорит, что отворачивается от нее. Он становится слегка вялым, словно бы пузырьки его внутреннего шампанского выдыхаются. Он говорит: «Все оттого, что мне не с кем поиграть. Она не может играть, потому что слишком сдержанна. Я не могу до нее достучаться».
КОРРЕКТИРОВКА
Я говорю: «Если она не умеет сейчас играть, возможно, тебе следует показать ей пример того, как играть». Он вздыхает: «Теперь мне действительно страшно. Хорошо, хорошо, я попробую».
Я объясняю, что из-за того, что она не умеет играть, ему пока придется играть одному. Его глаза расширяются от удивления: «Мне придется играть одному?» «Только пока. Но помни, что я говорила группе: если хотя бы один человек умеет быть игривым, другой обычно вскоре подхватывает. Я хочу попросить тебя подумать о работе, которую ты мог бы делать. Ее работа не должна быть в помещении или у кого-нибудь дома. Она не должна быть связана с помощью другим людям, она просто должна делать тебя игривым. Приходит ли тебе на ум такая работа?» Сначала он размышляет о занятии: «Кататься на велосипеде с моим сыном и его друзьями». Затем неожиданно ему приходит на ум идея о работе: «Я хочу открыть маленькую компанию. Это может быть весело. Консалтинговую компанию для инвалидов».
Мы переходим на другую сторону. Я говорю женщине: «Он научит тебя игривости своим примером. Он сказал мне, что может сделать это, открыв консалтинговую компанию, где он будет работать с инвалидами, и сможет делать это весело. Ты веришь, что у него получится?»
Она отвечает: «Возможно». После напряженной паузы она говорит: «Я злюсь». Почему? «Потому что вы что-то забираете у меня». Я говорю ей, что это правда, она абсолютно права, но причина, по которой я делаю это, связана с ее третьим приоритетом: любовью. «Если то, что у тебя есть, не делает тебя счастливой, то я заберу все это». Она говорит: «Хорошо, я сдаюсь». Я говорю: «Прекрасно. Это любовь. Чувствуешь ее? Ты чувствуешь любовь в своем теле сейчас?» «Да, хотя мне немного сложно позволить себе ощущать ее», – отвечает она.
Я высказываю то, что кажется мне простой просьбой: «Я хотела бы попросить тебя позволить ему самостоятельно работать в этой консалтинговой компании. Некоторое время ты просто…» Но женщина бьется в агонии: «Ааааа!» – пока я продолжаю предложение: «…можешь наблюдать за ним, это в его руках». Она сдавленно произносит: «Мне очень это не нравится». – «Почему?» – «Ну, я не могу сказать, почему именно это мне не нравится, я просто чувствую сопротивление». Мне кажется, он прекрасно справится».
Осознав это, какая-то часть ее хочет, чтобы у него получилось, и она медленно начинает расслабляться, позволяя своему «нет» превратиться в «да». Я прошу ее дать новой работе свое благословение и выделить рабочее время для тех людей, которые нуждаются в нем, а также пообещать не вмешиваться и позволить ему всем управлять. Ей сложно подобрать слова, голос дрожит, но ей удается обратиться к нему с этим посланием. После она говорит: «Очень сложно не давать советов, не вмешиваться и ничего не объяснять».
Переход на мужчину. Я спрашиваю его, нравится ли ему идея, что абсолютно все в его руках и он может вести свое дело так, как хочет. Он смеется, он счастлив: наконец, у него появился приоритет в жизни. Это игривость. Какой чудесный приоритет – хотеть игривую жизнь, с шутками и смехом.
«Но помни, – говорю я ему, – что твоя цель заключается не в том, чтобы помочь ей; твоя цель – дать себе такую жизнь, какую ты хочешь». «Значит, мне нужно продолжать играть?» – спрашивает он. «Все верно. И ты будешь зарабатывать деньги и одновременно занимать некоторое время на протяжении дня, поэтому все будет хорошо, с какой стороны ни посмотри». «Будет весело», – говорит он, снова смеясь.
Снова переход. Женщина смотрит на него и обнаруживает, что больше не считает его таким уж противным. Я говорю: «Предположим, он станет работать – а он станет. Он будет делать это совершенно по-другому, чем это делала бы ты, но это весело, и людям это нравится. Можешь ли ты рассмотреть вариант такой возможности для него?» Она фыркает, снова сопротивляясь: «Я бы сказала, он будет делать это очень долго». Я отвечаю: «Есть веская причина, почему я задаю тебе этот вопрос. Ты сама сказала, что подобна поезду и что в тебе слишком много напряжения. Все бы изменилось, если бы у него было больше времени и пространства».
Женщина приходит в себя со словами: «Я знаю, я знаю». «Ты можешь притормозить. Ты можешь остановиться ненадолго, а он взвалит на себя твое бремя – даже если только на несколько часов, пока ты отдыхаешь. Он движется, а ты останавливаешься». Она слушает. «Это сделает тебя мягче, ведь тебе нет необходимости продолжать, так что все хорошо, с какой стороны ни посмотри». И снова она соглашается: «Да, я могу позволить ему работать больше».
Переход. Мужчина сообщает мне, что больше не ощущает себя, как в коробке. Я говорю: «Ты можешь делать то, чего не может она, начиная прямо сейчас. Именно поэтому я говорила тебе ранее, что в жизни очень важно иметь приоритеты. А теперь давай составим список…» «Первой идет игривость, – говорит он, поднимая голову: – Затем я хочу делиться счастьем. Быть беззаботным». Задумывается. «А третье – это любовь, принятие. И скорее включение, чем исключение, других людей. Это я». Он эмоционален, всхлипывает. Я спрашиваю его, доволен ли он собой теперь, он говорит: «Да, если не считать моего красного носа. Да, я действительно себе нравлюсь».