обеспечивший в будущем нашу победу. Когда я, отдавая должное достоинствам солдата противника, сравниваю его с нашим советским бойцом, тогда у меня исчезает беспристрастность, что невольно приходит с годами отдаления от военных лет. Да, я восторгаюсь нашим советским солдатом. Восторгаюсь. Потому что слишком близок мне такой тип воина. Ты вот раскопал, что в связи с моим полком «Правда» писала еще в сорок первом году…
Из корреспонденции Л. Митницкого и М. Сиволобова «Люди второй дивизии» (Правда, 1941, 19 ноября):
«Пять вражеских танков бросились на командный пункт части майора Бабаджаняна. Майор Бабаджанян, старший политрук Скирдо, младший политрук Черныш, старший лейтенант Близнюк и горстка подоспевших к ним красноармейцев, быстро сгруппировавшись, противостояли танковому набегу. Против огнеметных танков врага были пущены бутылки с горючим, связки гранат, огонь автоматов. Изба командного пункта сгорела, но ни один командир не погиб. Фашисты же расплатились за свой набег пятью сгоревшими вместе с экипажами танками.
Майор Бабаджанян — всегда на самых опасных местах, на передовой линии боя. Бойцы и командиры подразделений в момент самых горячих схваток грудью встают на защиту своего любимого командира.
Немцы пытались сломить наших бойцов «психической» атакой. Из-за лесной опушки они вышли с автоматами и винтовками наперевес и, когда дистанция уменьшилась, открыли огонь. Наши бойцы залегли. За пулемет лег и командир части. Вражеские пули застучали по щитку пулемета, жизнь Бабаджаняна была в опасности, но политрук Локтионов метким огнем защитил своего командира. Его выстрелы сразили двух вражеских автоматчиков, целивших в Бабаджаняна.
Защита командира в бою — святой закон в дивизии…»
— И я не верю, что фашистский солдат мог бы совершить подобное тому, что совершил Александр Матросов или, скажем, старшина Михаил Пивовар, когда мы форсировали Варту, — продолжает маршал.
…Чтоб упредить противника, помешать ему организовать оборону на реке Варте, танки корпуса полковника Бабаджаняна на подручных средствах переправляются на другой берег. И сразу — в бой.
Танковый экипаж командира батальона капитана В. Бочковского расстрелял все боеприпасы. Комбат выпрыгнул из машины и повел в атаку на окопы противника экипаж и мотопехоту.
Механик-водитель М. Пивовар заметил, что на комбата навел пистолет немецкий офицер. Старшина в мгновение ока понял, что капитана можно спасти только одним способом, — и он, не задумываясь, тут же прикрыл комбата собственным телом…
— Ему двадцать два года от роду было, — с горечью произносит Амазасп Хачатурович.
— Но ведь находились и в армии фюрера преданные своим командирам солдаты, — пытаюсь я не согласиться. — До фанатизма…
— Может, и находились, — спокойно отвечает маршал, но тут же резко возражает: — Что же, разве тебе надо объяснять разницу между фанатизмом одиночек и массовым героизмом?
И он снова берет в руки книгу Гудериана «Воспоминания солдата».
— Величает себя «солдатом», а нигде не описывает подвигов солдат или чего-либо напоминающего массовый героизм. — И запальчиво продолжает — Отдаю должное Гудериану — объективно пишет. Объективно потому, что и не было такого в захватнической армии фюрера. Не могло быть по ее природе…
И иронически добавляет:
— А то бы Гудериан не преминул бы о нем сказать, ведь он «не страдает недооценкой германского солдата».
В сорок первом, размышляя над тем, что же главное по самому большому счету — танки или люди, Бабаджанян получил первый предметный урок. Не опасающийся парадоксов, он теперь говорит:
— Этот урок преподнес мне сам Гудериан. Лично.
Впрочем, если разобраться, вовсе не такой уж это парадокс.
…В сорок первом И. С. Конев послал Бабаджаняна и еще двух командиров на станцию Лиозно в Витебской области, чтоб ликвидировать образовавшуюся «пробку», — там скопилось много эшелонов с беженцами из западных областей.
Налетели «юнкерсы». Сбросив свой бомбовый запас, они на бреющем полете добивали людей из пулеметов.
В полдень на станцию ворвались танки с крестом на броне, танки генерала Гудериана. Они обрушились на «врага». Только «врагом» Гейнца Гудериана, боевого генерала и ученого-теоретика, командовавшего этой танковой армадой, были… женщины и дети.
— Славно добил генерал Гудериан своего «противника», — саркастически добавляет Бабаджанян. — Послушать его: один Гитлер во всем виноват, а он — «рыцарь», всего-навсего «солдат», «рыцарски честный» солдат, он тут ни при чем. А когда в сорок четвертом фашисты варварски разрушили Варшаву, камня на камне не оставили от этого красавца города, кто тогда возглавлял генеральный штаб сухопутных войск вермахта? Разве не Гудериан?.. Варварство и рыцарство — совместимы? Вот тот урок, который мне Гудериан преподнес лично.
— Что мы тогда, я и мои товарищи — два других командира, которые были со мной под Лиозно, — пережили, трудно представить. Скажу лучше, что я тогда подумал: военный человек должен быть рыцарем. Старое это слово, жаль, что люди от него отвыкли. Но точное, точнее не придумаешь. И вот подумал я тогда: рыцарь ты или нет, это не только тем определяется, насколько ты храбрый человек, но еще и тем, какому делу служишь. Нет, Гейнц Гудериан, военачальник и ученый теоретик — генерал Гитлера. Фашистский генерал. Не рыцарь, нет…
Мы работали с маршалом над его мемуарами долго. И на протяжении всех лет имя Гудериана нет-нет, а всплывало вновь и вновь. Он спорил с ним, но внимательнейшим образом выуживал из его работ все, что могло хоть сколько-нибудь быть полезным. Он заставлял меня читать гудериа-новские книги, и у меня непроизвольно возникала потребность сопоставить эти две личности — двух теоретиков и практиков — с учетом, разумеется, разницы их воинских должностей в период войны. Но прежде всего — двух личностей: ведь когда мы встретились, мой собеседник был уже, как он сам себя в шутку называл, «главным советским танкистом». Кто выигрывал в этом сопоставлении, читатель может сказать загодя, еще не дочитав до конца эту книжку, но писалась она, чтоб ответ его не был односложным…
«КРИТИЧЕСКИ ОСМЫСЛИ —
ВОЗЬМИ НА ВООРУЖЕНИЕ»
Он был удивительно упрямым, тридцатичетырехлетний полковник Бабаджанян. Упрямым — в смысле упорным. Пехотинцу, неожиданно переведенному в танковые войска, ему предстояло возглавить механизированную бригаду, но прежде он должен был выучиться танковому делу сам.
Да так, чтобы не только не прослыть невеждой, случайным человеком, а стать знатоком танкового дела. А ведь начинать надо было, что называется, «от нуля». Да, он умел водить автомобиль, но танк — не автомобиль, и несколько часов в танке, когда пот заливает глаза из-под шлема и чувствуешь себя мешком с костями, которым бьют о железные стенки, — это, прямо скажем, серьезное испытание воли.
Но он установил жесткое расписание занятий и назначил себе учителей — своего зампотеха и старшину-водителя командирского танка — и строго спрашивал