Ее брови удивленно поднялись.
– Что же, – произнесла она с легкой полуулыбкой, – частные детективы, надо полагать, тоже время от времени болеют?
– Да, мы такие же люди, как все. Но сейчас я, слава богу, здорова и пришла к вам в связи с расследованием, которым занимаюсь. У меня есть сведения, что в вашей клинике в середине 1990-х годов работал хирург Сосновский Николай Петрович. Мне необходимо поговорить с теми из врачей, кто работал исключительно с ним.
– Дайте подумать, так сразу и не вспомнишь. Знаете что, – после минутного раздумья сказала она, – попробуйте обратиться к Полине Васильевне Селиверстовой. Она хирург и работает, если не ошибаюсь, с самого основания клиники.
Где бы теперь узнать расписание врачей? Я вспомнила, что кабинеты и фамилии врачей-специалистов значатся на стенде за стойкой регистратуры.
Увы, Селиверстову в этом перечне я не нашла.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась я к освободившейся девушке за стойкой регистратуры, – хирург Селиверстова сейчас принимает?
Она открыла журнал, перелистала и ответила:
– Да, принимает.
– В каком кабинете?
Она взглянула на меня:
– Сначала идите в кассу, оплатите 650 рублей за прием, если вы первичная больная, потом подойдете сюда.
– Девушка, я не на прием, мне надо просто поговорить с доктором.
– Личные дела решаются не здесь. И потом, врач не станет разговаривать с вами, если вы не принесете ей оплаченный талон, – отрезала она.
– Послушайте, я только что была на приеме у заместителя главврача. Именно Софья Александровна направила меня к Селиверстовой.
– Тогда поднимайтесь на второй этаж, кабинет № 207.
Вот они, суровые реалии платной медицины! Первым делом оплаченный талон, а сам больной и его болячки потом.
У кабинета хирурга было пусто. Я постучала в дверь и приоткрыла ее, но оказалось, что на приеме пациент. Вскоре он вышел. Я снова постучала:
– Можно?
– Пять минут подождите.
Через некоторое время из кабинета раздался голос:
– Проходите.
Полина Васильевна Селиверстова, женщина по виду пенсионного возраста, жестом пригласила меня садиться.
– Полина Васильевна, – начала я, – меня к вам направила Софья Александровна. Дело в том, что я частный детектив и веду расследование по делу об убийстве Сосновского Николая Петровича, который работал по совместительству в вашей клинике.
– Николая убили? Но как? Кто?
– Это я сейчас и выясняю. Поэтому для меня важны любые сведения, которые помогут найти убийцу. Что вы можете рассказать о Сосновском? Каким специалистом он был? Были ли у него какие-нибудь, скажем так, трения с коллегами, с пациентами?
Ответила она не сразу.
– Нет, он ни с кем не конфликтовал, если вы об этом. Ни с врачами, ни с больными. Очень хороший специалист, поэтому ему доверяли.
– То есть за все время работы у Сосновского ни разу не было того, что называют врачебной ошибкой?
– Смотря что подразумевать под этим.
– Прежде всего неверную диагностику.
– Давайте я расскажу вам один случай, а вы уж сами решите, что это, врачебная ошибка или другое. Однажды меня часа в три утра разбудила знакомая и попросила срочно осмотреть ее дочь. Говорит, что у дочери приступ аппендицита, и такой сильный, что она просто теряет сознание. Я приехала к ним. Смотрю, она лежит белая как мел, вся в холодным поту. Я говорю, что это не аппендицит, во всяком случае, на первый взгляд. Самое опасное в том, что у девушки открылось внутреннее кровотечение. Я предположила, что возникло оно по причине внематочной беременности. Дочка еле-еле прошептала, что беременности у нее ни в коем случае быть не может. Знакомая тоже мне не верит: «Да у нее муж пять месяцев в командировке! Какая еще беременность!» Я тогда говорю: «Ладно, не будем спорить, сейчас время дорого». Я позвонила Николаю, он приехал, согласился с моим предварительным диагнозом и сказал, что спасти ее может только экстренная операция. Сосновский провел операцию, а я ему ассистировала. Из брюшной полости удалили около литра крови, потом фаллопиеву трубу, а затем и сам аппендикс. Дочь моей знакомой была спасена. Кстати, была спасена и ее личная жизнь. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. А что касается врачебной ошибки, то… В выписке был указан вымышленный диагноз – острый аппендицит, хотя на самом деле, как я уже сказала, приступ был вызван совсем другими причинами. Формально можно сказать, что Николай ошибся. Налицо были все признаки преступления: фальсификация диагноза при поступлении, выполнение нетрадиционного доступа, не обоснованное медицинскими показаниями расширение объема операции, наконец, вымышленный диагноз при выписке.
– Спасибо, Полина Васильевна, за эти сведения. До свидания.
Я вышла на улицу, и в это время зазвонил сотовый. Киря!
– Тань, записывай адрес.
– Давай.
– Ростовский переулок, 10, квартира 54. Там сейчас проживает сестра Скоровой Валентина Всеволодовна Карпова.
– Спасибочки тебе, Киря.
– Чего это ты как маленькая?
– Это, Киря, от избытка переполняющей меня благодарности, – с чувством произнесла я.
Дом, в котором жила Валентина Всеволодовна, представлял собой типовую пятиэтажку. Я поднялась на четвертый этаж, нашла 54-ю квартиру и позвонила в дверь.
– Кто там?
– Валентина Всеволодовна Карпова здесь живет?
– Да, здесь.
– Откройте, пожалуйста, мне надо с ней поговорить.
– А кто вы?
– Я частный детектив, хочу поговорить о Скоровой Натэлле Всеволодовне.
Послышался звук отпираемых замков. Дверь открылась, и на пороге показалась пожилая женщина в халате в мелкий цветочек. Она внимательно разглядывала меня сквозь очки.
– Вы из суда, да? – И, не дождавшись ответа, пригласила. – Проходите, пожалуйста.
По длинному полутемному коридору я прошла в небольшую, скромно обставленную комнату. Около окна стоял разложенный стол-книжка, рядом с ним стул с изрядно потертым сиденьем, у одной из стен расположился сервант. В углу на полированной тумбочке стоял телевизор.
Конец ознакомительного фрагмента.