проводом и по отдельности летать не будут. Отложив прибор в сторону, я продолжил поиски. Вот и маленькая коробочка нашлась. Тусклый сигнал давал мало света, но всё равно так лучше, чем в полной темноте. На мгновение мне даже стало жалко её выбрасывать. Свет такой успокаивающий, зелёненький.
Зелёный? Но ведь это означает, что прибор ещё работает. Причём, без перегрузки, иначе бы засветился и красный сигнал. Как же так? Почему же тогда я начал покрываться шерстью. Может быть, в индикаторе что-то испортилось, и он светится уже просто так, без всякой связи с происходящим? Хм, нет, вряд ли. Разумеется, я в этом ничего не смыслю. Пожалуй, никто, кроме Хлоффеля, и не смог бы объяснить, как эта штуковина устроена. Но всё равно я почему-то уверен, что причина не в самом приборе. Что-то произошло снаружи, изменились внешние условия.
Ну, конечно же! Я же потерял факел, а потом ещё и выбросил оружие. Нагрузка уменьшилась, и прибор снова заработал так, как ему положено. Но тогда, выходит, он опять защищает меня от воздействия Перехода. Почему же я…
Не смея даже высказать вслух свою надежду, я поднёс руки вплотную к сигналу индикатора. Нет, всё равно ничего не видно. Где-то в кармане должно сохраниться огниво. А уж на тряпочку для розжига я и рукав собственной рубашки не пожалею.
Пропитавшаяся влагой подземелья ткань загорелась только с третьей попытки. Но сколько радости мне принёс этот жалкий, слабенький и недолговечный огонёк! Шерсти на руках не было, и пальцы с ногтями опять приняли человеческие очертания. Значит, работает долбанный прибор. Значит, я опять стал человеком. Спасибо тебе, Хлоффель, скотина ты этакая! Теперь уж я точно одолею Переход и с другими трудностями тоже как-нибудь справлюсь. Но как только выберусь из подземелья, первым делом выскажу старику всё, что о нём думаю. Лишь бы передатчик от похвал не перегрелся…
Глава 5
Тляк
Время от времени свин недовольно похрюкивал — груз ему определенно не нравился. И не потому, что тяжелый — просто от мешка слишком необычно пахло. Чем-то таким, отчего хотелось одновременно и покрыть самку, и отгрызть пятак сопернику, и, трусливо поджав хвост, бежать прочь без оглядки.
— Смотри-ка, Лохмач ерепенится, словно поросюк двухмесячный, — заметил синебородый карлюк. — А кто говорил, что этот свин самый спокойный?
— Ты бы не наговаривал зазря на зверя, Датько, — пробурчал в ответ второй крепыш. — Небось, в свинах смыслишь не больше, чем младенец в бабских задницах, а трепа развел, понимаешь…
Названный Датьком карлюк встрепенулся, глазенки его сверкнули, а кончик бороды задиристо взлетел вверх:
— А то ты, Рыжан, по задницам специалист! Я и смотрю — всё вокруг свинов отираешься, сзади заходишь!
— Чего-о-о? — дядька Рыжан аж затрясся от возмущения. — Ты что, малец, несешь? Да на кого? Да я ж…! Ох, мало в детстве мамка тебя за бороду по двору таскала!
— Мамку не трожь, дядька Рыжан! За неё могу и…
— Что можешь, сопляк?
— А ну, цыц, глоткодеры! Растявкались, как мусорные котики перед случкой! — негромкий, но властный голос третьего карлюка, густобрового Тляка, вмиг заставил спорщиков утихомириться. Старшина Тляк выглядел помладше дядьки Рыжана, но авторитет — штука первостепенная. В поселке таким же уважением пользовались разве что батька Моргун да хорунжий Щекарь. Пожалуй, и все. Это из восьмисотенного населения-то!
— Да полно вам, дядечка Тляк. Не ругайтесь. Просто Лохмача от нашего товара уже на мандраж начинает пробивать.
Тляк нахмурил знаменитые на всю округу брови и пробормотал:
— Сдается мне, Датько, что дело не в товаре. Лохмач не первую ходку топает…
— Вот и я говорю! — радостно подхватил Рыжан. — Наш Лохмач — лучший контрабандист в пятаковом семействе!
Тляк промолчал и ни с того ни с сего уставился вдруг вверх, на сгущающиеся в небе тучи.
— Что-то не так, дядечка Тляк? — беспокойство старшины начало передаваться и остальным.
— Быть беде…
— С чего бы это…
— Жопой чую, — отсек лишние вопросы Тляк и погладил рукоять боевого хлыста на широком поясе.
Интуиция опытного контрабандиста, не раз выручавшая Тляка, не подвела его и на этот раз. Вскоре среди туч мелькнула неясная тень.
— Всё, влипли, — на лбу Тляка вдруг выступила испарина, а на крашеных древесным синюшником бровях повисло несколько крупных капель пота. Датько и Рыжан, впервые увидевшие старшину Тляка в таком состоянии, тоже всполошились не на шутку. Первый карлюк принялся спешно расчехлять лютобой, а второй приготовил пару орехов-вонючек.
— Не уж-то проверка? Мытник пожаловал?
Вопрос Рыжана остался без ответа. Секундой позже все и так стало ясно.
Сверху прямо на них спикировал веркувер на пятнистом крыле. Он мягко опустился на траву в десятке метров от карлюков и жалобно заскулившего свина, отдал приказ крылу. Зверь послушно сложил крылья, а длинный хвост несколько раз обвился на торсе хозяина и еще ниже, на левой ноге. В таком состоянии крыл больше напоминал бесформенный ранец за плечами человека-симбионта.
Тляк поежился и непроизвольно сделал шаг в сторону лесной чащи. Бледный Рыжан покрепче стиснул в руках лютобой — единственную вещь, которая в данный момент могла добавить уверенности в своих силах. Только молодой и глупый еще Датько с показным бесстрашием рассматривал мытника.
Легкий, но, по слухам, чрезвычайно прочный доспех из блестящих чешуек морского гада, присосавшийся на затылке пятнистый крыл, термовик на плече… Веркувер в боевом облачении — образ грозный и внушающий трепет любому фраю.
Веркувер молчал, пристально разглядывая карлюков. Они тоже не решались заговорить первыми. Однако и кланяться особо не спешили — если мытник не в духе, это все равно не поможет.
— Откуда и куда топаем? — нарушил, наконец, молчание веркувер. — По мешкам и шмоткам вижу, что прогулка не однодневная.
— Ваша правда, господин, — ответил Тляк слегка заплетающимся языком. — Ходили почти к Окраинам, вот домой возвращаемся.
— Ага, так и думал. Значит, шныряли по Окраинам. И что ж вы там вынюхивали?
— Ну, не настолько, конечно, чтоб в неположенные зоны заходить, — попытался оправдываться карлюк, но мытник его не слушал.
— А ярлык от вашего Куратора имеется?
— Э-э-э-э…
— Кто Куратор? — мытник начал закипать. — Из какой вы дыры повылазили, уродцы?! Я к тебе обращаюсь, синежопый!
— Четвертый синий дорф. Курирует сатрап Мертуль, — задыхаясь от ужаса, прошептал Тляк. Веркувер, удовлетворённый произведённым эффектом, слегка расслабился.
— И чего это вы так разорались-то, уважаемый? — вдруг ляпнул, обращаясь к мытнику, Датько. — Разве ж вам кто такую власть давал, чтоб на честных фраев вопить, словно на скотину какую? Что мы вам — свины что ли? Ещё деды наши заслужи… — перехватив испуганные взгляды товарищей, Датько