вид, что понимаю) или нет, этого я не понимаю, а значит этого нет вовсе. Так вот категорично. Зато никаких противоречий с самим собой!
К счастью, идею передатчика мой мозг не отторгнул. Подвергшись десятиминутной умственной атаке со стороны Хлофеля, он — мозг, а не передатчик — смирился и сделал вид, что всегда подозревал о существовании чего-то подобного.
Глава 3
Дюнн
Трудно сдерживать смех. Безумно весeлый он рвется наружу, разрушая на своем пути последние бастионы здравых рассуждений.
Смерть топчется совсем неподалеку? Уже стоит за спиной? Ручонки костлявые протянула?
Хрен вам в рожу!
Не пробовали растечься ручейком и проскользнуть тоненькими струйками меж её костистых пальчиков? А я попробую…
Как изловить воду? Правильно — заморозить. Это когда она в посуде, а так… Может в землю ушла, а может — в небо паром.
Короче, меня пока не заморозили, но я в посуде. Чем не посуда — Вюндер? Большая грязная кастрюля. Надо только дырочку в ней отыскать поскорей, а не то зачерпнут меня крохотным стаканчиком со дня на день. Со стеночками хоть и прочными, но прозрачными, словно хрусталь — весь на виду, никуда не денешься.
Хорошо еще, не сразу взяли, ублюдки. Как там булькнула эта крыса на Переходе? Подозрение на изменение, значительно превышающее норму? Ну-ну. И явиться, значит, сегодня вечером на обследование? Дождешься, сопля. Бегом прибегу, вприпрыжку.
Знали бы вы, шакальи морды, сколько Переходов назад я уже ждал этих слов. Не просто ждал, а готовился. Учился становиться неуловимым ручейком… Ишь, умники, в психике изменения учуяли. А то, что зрачки вертикальными стали да уши пропали после первого же Перехода — это нормально: случалось, что люди и в кучу навоза превращались. Вот смеху-то было! Особенно их родичам, сволочи, вашу мать.
Я слыл одним из самых стабильных. По три-четыре Перехода в год — а мне хоть бы что! Знали бы они, недоумки, как меня крутило… Знали бы как я менялся. Можно ведь рога и хвост заиметь, а, в общем-то, прежним остаться, а можно…
Короче, проглядели меня псы Тортуровы, прозевали, словно слепые щенки.
А сейчас передо мной только одна дорога — к нахтам, к вражьим тварям. Пусть боятся трусы или те, кому есть куда отступать. Мне, к счастью, выбирать не приходится. Бояться нахтов — это, в первую очередь, бояться самого себя.
Ну что, ручеек, пора испаряться из этой чертовой посудины?
Я закатал левую штанину и внимательно осмотрел мускулистую ногу. С недавних пор кожа приобрела странный землистый оттенок, загрубела и высохла. Однако меня это абсолютно не беспокоило — главное: сейчас ноги стали значительно крепче и выносливей, чем до изменений. И руки тоже. И все остальное…
Я тщательно прощупал коленный сустав.
Вот оно! Нашел…
Один крохотный волосок. Не серый, как прочие, а огненно-рыжий. Я осторожно зацепил его кончиками ногтей и начал медленно вытягивать. Та-а-ак, сантиметр за сантиметром…
Наконец, полутораметровая нить закончилась. Я разложил ее на каменном полу и невольно залюбовался совершенством формы и содержания. Плоть от плоти моей. Концентрат моей силы, моей жизни.
Я уселся на пол и расслабился. Почувствовал всего себя единым целым и, одновременно, набором самых разных составляющих. Лучшая частица, лежащая сейчас рядом на полу, шевельнулась, отзываясь на призыв целого. В следующее мгновение она скользнула вверх по телу и впилась под лопатку.
Молодец, волосок! Нашел все-таки веркуверский шанкр! Не жить больше в теле рабскому шарику. Сдох, скотина, даже не пискнув напоследок.
Ну что, крысы предвратные, съели?! А кто говорил: "Идеальный контроль. Никаких шансов увильнуть от проверки Тортура"?
Ищите теперь, умники. Напрягайтесь.
Только ничего у вас не получится. У вас ведь так: раз нет шанкра — значит, нет и веркувера. Пропал, сгинул, бедняга.
Оно, конечно, так и получается. Какой из меня теперь веркувер?
Я уже монстр!
Я — нахт.
Луфф
Оформление бумаг заняло не слишком много времени, но убило огромное количество нервных клеток и окончательно испортило и без того не самое радужное настроение.
— Что? Бывший аристократ? Хорошо. Это повышает ваш рейтинг на два балла.
— А какая, черт побери, разница, сколько я наберу баллов? — я закипал. Этот болван, похожий на снулую рыбину, упорно не желал вникать в подробности. Ему бы только бланк скорей заполнить, ляпнуть печать — и будь здоров! Какое уж тут сочувствие или помощь…
Клерк тоскливо зевнул и пояснил:
— В целях экономического развития региона, в последние годы в Загороде создаются поселки свободных фраев, практически независимые и самоуправляемые. При достаточном рейтинге вы сможете отправиться в один из них.
— Я так понимаю, это лучший вариант? А какие могут быть альтернативы?
— Хм. Стать работником. Правда, знаете ли… Быть работником — это, обычно, наказание такое. Преступники там всякие… — клерк вдруг противно хихикнул, на миг превратившись из флегматичной рыбы в желтозубого мерина. Издевается что ли?
— И это ты мне предлагаешь?! Я что, по-твоему, очень похож на бандита? — я еле сдержался, чтобы не ввернуть в адрес мерзкого чинуши словцо покрепче. Впрочем, какая разница? Перед кем здесь манерничать? Кругом сплошное быдло!
Клерк помедлил секунду, нахмурился, словно уловил мои мысли, а потом бесстрастно продолжил:
— Работниками становятся также те, кто слишком плохо перенес Переход. Нельзя оставлять без присмотра сошедших с ума уродов…
Хм… Если верить старику Хлофелю, мне такая участь не грозит. Но вдруг что-нибудь испортится? Не сработает хитрая штуковина? Это что ж, меня — к безумным уродам? Рабом? Вот чёрт! И отступить ведь нельзя — буду потом локти кусать, что от своего единственного шанса отказался.
Пока я раздумывал, клерк что-то монотонно бубнил, попутно делая записи в бланке. Я вздрогнул и очнулся, услышав его последнюю фразу:
— Переход сегодня вечером. Собирайтесь, подготавливайтесь. Удачи! — и протянул мне тщательно заполненный листок.
Я взял документ негнущимися пальцами, скользнул по чиновнику замутненным взором и поспешно вышел.
Мне было дурно. Кружилась голова и почему-то хотелось блевать.
Неестественно выпрямив спину и надменно вздернув подбородок, я, пошатываясь, побрел домой. Оставалось еще часов пять. Надо наслаждаться ими.
Пока Хлофель распродавал мое имущество, я боролся с приступами рвоты.
Наслаждался.
* * *
— Значит, собираетесь отбыть в Загород?
Незнакомый голос заставил вернуться к жизни. Я остановился и медленно повернулся в сторону говорившего. Мой потухший взор кое-как сфокусировался на густо напомаженной роже.
Ничего себе! Столько косметики налепить на себя мог либо полный идиот, либо ужасный урод. Или и тот, и другой в одной ипостаси.
— Мне кажется, сударь, я не имел чести быть вашим знакомым, — фраза,