Читать интересную книгу Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим - Виталий Протов

Я отправился по названному мне адресу и нашел там прелестную квартиру, отвечавшую самым изысканным требованиям. Я улегся на широкую кровать и беспробудно проспал пять дней – слишком много сил отнял у меня долгий и насыщенный приключениями путь.

Проснувшись, я принялся ждать.

Шли дни. Недели. Но вызова так и не было...

(От В. Протова: поскольку рукопись здесь обрывается, а архивные сведения об этом периоде жизни барона слишком скудны, мы можем лишь предполагать о петербургских похождениях барона фон Мюнхгаузена, но, зная его нрав, можно не сомневаться: его жизнь в столице была насыщена амурными и куртуазными похождениями, а не только охотой, вопреки утверждениям господ Распе и Бюргера, которые пишут, например, от имени барона: «Боюсь, господа, наскучить вам рассказами об образе правления, искусстве, науках и других достопримечательностях изумительной столицы России и еще менее хочу занимать вас повествованием о всяких интригах и веселых приключениях в обществе bontonа, где хозяйка дома имеет обыкновение приветствовать гостя рюмкой водки и поцелуем. Я стремлюсь привлечь ваше внимание к более важным и благородным предметам, а именно к лошадями собакам, большим любителем которых я был всегда, дале – к лисицам, волкам и медведям, а их, как и всякого другого зверья в России такое изобилие, что ей может позавидовать любая другая страна на земном шаре...»

Дальнейший текст рукописи начинается с рассказа о похождениях барона в 1739 году на Русско-турецкой войне, куда он отправился, будучи уже поручиком Брауншвейгского кирасирского полка; видимо, барон все-таки дождался вызова в канцелярию герцога, планы которого относительно предполагавшегося пажеского статуса барона изменились. Впрочем, точнее будет сказать, что начинается эта часть рукописи с полуслова и с очередной отповеди заклятым врагам барона.)

...вратительных и жалких фальсификаторов истории. Ненавижу подлых лжецов, этих ослов от бумагомарания, спешащих лягнуть мертвого льва. Но они заблуждаются: лев далеко еще не мертв, спешу предупредить их уже я. Поостерегитесь, малоопрятные господа, иначе вы рискуете своими хребтами, которые могут быть переломлены одним ударом мощной лапы. Но эти любители подделать историю и оболгать порядочного человека не останавливаются ни перед каким негодяйством – даже страх наказания им нипочем. У них явно был какой-то осведомитель, иначе как бы они сочинили историю про двенадцать уток, подстреленных одним шомполом. Не было никаких уток! Были почтенные дамы, которых нанизал я вовсе не на шомпол, а...

Впрочем, обо всем по порядку. И пусть лгунам воздастся по делам их. Каждому... А мне пусть тоже воздадут должное. Я уверен – воздаст мне его сама История.

А теперь о том, как отозвалось мое первое приключение в России (читатель, конечно, помнит спасение мною дам из горящего здания) спустя всего год с лишком.

Наш полк по приказу Миниха вывели из Очакова, чтобы усилить армию, которая в начале июня перешла Днепр, а в конце августа нанесла поражение туркам при Ставучанах, чтобы впоследствии закрепиться в крепости Хотин.

Обстоятельства, однако, сложились так, что мы вынуждены были задержаться на какое-то время, не зная, отступят ли турки без боя или же попытаются помешать развитию нашего успеха. В этом состоянии неопределенности мы и пребывали некоторое время. Наконец разведка донесла, что турки все же собираются попытать счастия и предпринять атаку. Мы подготовились к обороне, так как эта тактика гарантировала нам минимальные потери.

И буквально за несколько часов до ожидаемой атаки случилась презабавнейшая история, о которой я сейчас и поведу речь.

Дело шло к вечеру. Мои кирасиры чистили оружие, точили сабли у костра. Я отдал приказ денщику накормить и напоить моего боевого коня, а сам уже собирался отойти ко сну, когда в вечернем воздухе вдруг послышалось что-то поначалу напоминавшее комариный писк, со временем все более набиравший силу. Вскоре писк обрел иную тональность и стал более похож на частые клики то ли гусиной, то утиной стаи, которая собралась в теплые края и теперь делает прощальный круг над родными полями и реками, прежде чем отправиться в далекий путь.

Вскоре за этими кликами стал слышен стук лошадиных копыт.

Наконец на дороге появилась громадная карета, в которую было впряжено не менее шестерки мощных коней. Они мчались во весь опор, словно за ними гналась шайка разбойников. На самом деле подстегивал их не страх, а совсем другое, как я вскоре узнал, чувство: нетерпение их пассажирок.

Карета – а это была, как я потом убедился, огромная карета со многими удобствами внутри – резко остановилась передо мной, и из распахнувшихся дверей с визгом и криками (которые я поначалу из-за удаленности и принял за комариный писк, а потом за гусиные клики) высыпала стайка дам, бросившихся мне на шею... Однако для всех их одновременно там не нашлось места, а потому они окружили меня, и каждая в нетерпении переступала с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. Я же в недоумении принимал их объятия.

Говорили они все разом, отчего я никак не мог понять, кто они такие и что им от меня нужно. От этого многоголосья у меня в ушах начался звон, и при всей моей любви к дамскому полу я подумал, что стоит им собраться в количестве больше двух, как производится суета, шум и вообще всякая неразбериха, от которой одна головная боль и никакого результата. В конце концов мне пришлось возвысить голос и потребовать, чтобы они замолчали. Все.

– А теперь кто-нибудь одна. – Они тут же снова принялись пищать – каждая хотела оказаться этой одной. – Тихо! – прокричал я громовым командирским голосом, от которого порой замирали в страхе мои кирасиры. Дамы испуганно замолчали. – Вот вы. – Я указал на самую хорошенькую из них. – Объясните мне, что все это значит.

– Это значит, что мы все это время искали вас, мчались по вашим следам...

– До Петербурга, потом сюда...

– Да-да-да, столько верст осталось позади...

– Столько испытаний!

– И вот наконец...

– Постойте! – оборвал их я. – Так у нас ничего не получится.

Я увел в сторонку выбранную мною даму и продолжил разговор с нею наедине. И вот что она мне рассказала.

Оказывается, все эти дамы – из недоброй памяти губернского города, в который меня привела судьба в самом начале моего путешествия. Я присмотрелся к объяснявшейся со мной дамой и вспомнил ощущение шелковистых ягодиц на моей плоти, послужившей им спасительным мостом. Та мимолетная встреча со мной произвела на них столь глубокое впечатление, что они с тех пор места себе не находили. А узнав, что неправый суд приговорил меня к каторге, собирались напасть на стражу, разоружить ее, освободить меня и объявить их город – вольным городом. К счастию, ничего подобного делать им не пришлось, потому что, как помнит мой читатель, суд счел за благо поменять свой первоначальный приговор и даже проявил ко мне расположение.

Я тогда продолжил свой путь, но мой образ не давал покоя этим дамам. И вот они решили отправиться на мои поиски. Собрали деньги (а нужно сказать, что мужья их были хорошего достатка и к тому же не возражали против путешествия жен, тем более что в истинную цель сего предприятия они посвящены не были), заказали специальную карету с удобствами, купили лошадей и пустились в трудную дорогу.

Рассказ об их путешествии мог бы составить отдельную книгу, но тут речь идет о моих приключениях, а потому я умолчу о том, что не составляет тему сего повествования.

– Итак, – сказала моя милая дама, – мы, слава богу, нашли вас, и теперь конец нашим страданиям и наша вожделенная мечта сбудется.

Меня насторожило слово «вожделенная», и я попросил даму уточнить, что она имеет в виду. Краснея и стесняясь, она сообщила, что после мимолетного, но так поразившего их знакомства со мной, они пришли в полное расстройство и теперь они должны – непременно должны! подчеркнула она – перевести это знакомство в иную плоскость, чтобы вновь обрести душевное равновесие.

Я поинтересовался, какую именно плоскость она имеет в виду, называя ее «иной».

Потупившись, она сказала:

– В чувственную...

– А позвольте узнать, сколько вас, милая дама?

– Всего ничего, – ответила она. – Двенадцать.

– И, насколько я понимаю, вы не уедете, пока не получите того, ради чего проделали столь долгий путь.

– Ни за что не уедем! – ответствовала дама.

«Ну что ж... – подумал я. – Геракл в свое время совершил двенадцать подвигов, а мне, видимо, предстоит превзойти древнегреческого героя, совершив только один, но равный всей сумме его свершений».

Гомон стоящих пока в сторонке женщин снова становился громче – видимо, наш долгий разговор уже стал утомлять их, а они сгорали от нетерпения. Я видел, что настроены они решительно и не отпустят меня, пока не получат своего. Дамы они были настойчивые и упорные – это сомнений у меня не вызывало.