Читать интересную книгу Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим - Виталий Протов

Не стану описывать то, что происходило между нами. Надеюсь, читатель достаточно осведомлен и искушен в таких делах, а если нет, то пусть оставит до поры эту книгу и идет набираться опыта. Я же не хочу тратить ни мое, ни ваше время на очевидные вещи. Скажу лишь, что в Вие (а именно так звали мою новую знакомую) я встретил одну из немногих женщин на моем жизненном пути, которая подходила мне идеально. Если с другими мне приходилось постоянно учитывать миниатюрность их форм в сравнении с тем орудием, которым наделила меня для любви природа, то здесь я мог действовать без опаски, потому что Вия готова была принять меня всего без остатка. И мне даже временами казалось, что природа обделила меня...

Наконец все кончилось, и мы без сил рухнули на горячую постель. Я ощущал прикосновение ее чуть влажного от испарины тела, слегка подрагивавшего воспоминаниями о только что пережитом. Я и сам долго не мог прийти в себя, а когда мои руки снова стали наливаться силой, с благодарностью провел пальцами по ее груди, пробежал по животу, добрался до влажного лона, с готовностью раскрывшегося при моем прикосновении.

И тут я совершил одну из немногих, но памятных ошибок на моем жизненном пути. Я углубился в сей порочный зев, и в этот миг фамильный перстень с надписью «любовь вечна» соскользнул с моего пальца и словно провалился в бездну. Я потянулся за ним, уходя все глубже и глубже – вот уже по локоть скрылась моя рука, потом по плечо, но пальцы шарили в пустоте, не находя искомого.

Этот перстень достался мне от отца, который получил его от своего отца, который получил его от своего... история этого перстня восходит ко временам Крестовых походов, когда мой далекий предок в рыцарском облачении и с мечом в руке ушел из дома ради праведного дела освобождения христианских святынь. Не мог же я теперь оставить его в сем непотребном месте, куда наведываются десятки, а то и сотни похотливых искателей сладострастия.

Я пожалел, что у меня нет свечи, но все же спустился в изножье кровати и головой вперед проник туда, где только что вела тщетные поиски моя рука. Я продвигался все дальше и дальше, не встречая особого сопротивления на пути. Так, наверно, проникает в свою нору лис – сначала пригнувшись на лапах, а потом, попав в более широкие пространства, вставая в полный рост...

Да, уважаемый читатель, преодолев некую узость, этакие Дарданеллы, я оказался, в Средиземноморье, где вполне мог встать в полный рост. Я огляделся. Здесь было довольно светло, хотя я бы и не сравнил сию атмосферу с солнечным днем. Но свечи, о которой я подумал в начале моего предприятия, мне здесь не надобилось. Я находился на некоем подобии полянки, по краям которой росла то ли высокая трава, то ли кустарник. Еще дальше виднелись вроде бы деревья. И тут я с ужасом понял, что поиски моего перстня здесь будут делом совсем не простым. Кто искал иголку в стоге сена, тот поймет, что я имею в виду.

Однако девиз Мюнхгаузенов: «Никогда не терять надежду!», и потому я, опустившись на колени, принялся обшаривать поверхность того, на чем находился. Не могу сказать, была ли это травянистая дернина или что другое. Да меня это и не интересовало – я просто обшаривал сажень за саженью в поисках моей фамильной реликвии.

Могу сказать, что упорству моему мог бы позавидовать любой Сизиф, потому что задача передо мной стояла не менее тяжкая. Попробуйте проползать на коленях пространство полкового плаца, прощупать его до последнего дюйма, а не найдя ничего, оглянуться и увидеть, что поле поиска отнюдь не ограничивается означенным плацем, что вокруг – пространства необозримые, и на поиски, которые в результате вполне могут оказаться тщетными, может уйти вся жизнь.

Но я никогда не позволял отчаянию брать верх надо мной. Поднявшись на ноги, я направился вперед – то ли к рощице, то ли зарослям кустарника. Под ногами у меня слегка хлюпало, на основании чего я сделал вывод, что почвы тут болотистые. Воздух был теплый, даже слегка душноватый, с каким-то неприятным спертым запахом, от которого у меня свербело в носу.

Наконец я добрался до зарослей и едва успел в них войти, как увидел двух офицеров в гусарских ментиках. Они сидели с грустным видом прямо на болотистой травке, один из них курил чубук, а другой испуганно озирался.

– Господа, несказанно рад этой неожиданной встрече. Позвольте представиться: барон фон Мюнхгаузен, поручик кирасирского Брауншвейгского полка.

Они тоже назвались, после чего я спросил о цели их пребывания здесь.

Оба тяжело вздохнули, переглянулись, потом один из них – тот, что с чубуком, – посмотрел на меня.

– Видите ли, поручик, – сказал он, – мы тут ищем одного человека. Без него мы вернуться ну никак не можем.

– Если вернемся без него, полковник отправит нас на гауптвахту, – с тяжелым вздохом добавил другой.

– Это наш ротмистр, кого мы ищем, – уточнил первый, глядя на меня просящим взглядом, будто в моих силах было помочь ему в сем затруднительном положении. – Он вот уже три недели как пропал, а две – мы его здесь ищем.

Я развел руками.

– Господа, я сам в затруднительном положении и оказался здесь исключительно в силу неудачно сложившихся обстоятельств, а не по доброй воле. С трудом могу себе представить ситуацию, в которой кто-то в здравом уме и трезвой памяти мог бы отправиться в такое место. Но если в моих силах помочь вам, я буду рад оказать вам любую услугу. С другой стороны, если вы можете помочь мне, благодарность моя будет безмерна.

Они вопросительно посмотрели на меня.

– Господа, не видели ли вы здесь моего перстня? Это фамильная ценность, которая дорога мне. И я бы не хотел ее потерять.

– Перстня? – ухмыльнулся чубук. – Это все равно что искать рыбу в океане. – Он повел рукой, имея в виду бескрайность места нашего пребывания. – Да я вам скажу по секрету, любезный барон. Мы бы уж предпочли гауптвахту, да не знаем, как отсюда выбраться. Тут все так запутано. Мы то ли ходим кругами, то ли углубляемся куда-то. У меня даже начало возникать сомнение – тот ли вход мы выбрали, может, нужно было воспользоваться соседним. Может, наш ротмистр именно там и обретается? Вот вы, к примеру, вполне уверены, что погрузились туда, где находится ваша потеря? И куда вы собираетесь направить свои стопы далее? И знаете ли, как в конечном счете выбраться отсюда?

Его вопросы повергли меня в задумчивость. Я поначалу не обратил внимания на слова офицера: «Он вот уже три недели как пропал, а две – мы его здесь ищем», а тут они как обухом ударили меня по голове. Если они за две недели не смогли найти огромного ротмистра, то мои шансы найти маленький перстень были вообще ничтожны. К тому же и двух недель у меня не было. За мной в любую минуту мог явиться посыльный. Мало того, я впервые за все время моего пребывания здесь посмотрел на себя и увидел, что разгуливаю в одном исподнем. Впрочем, удивляться тут было нечему: я ведь никоим образом не рассчитывал столкнуться здесь с кем-либо.

Я в душе уже простился с перстнем, понимая, что его мог найти кто-нибудь и взять себе или же он мог попасть в такую складку местности, что его ни в жизни не найти. Конечно, если бы я догадался взять с собой моего коня, то возможностей у меня было бы поболе – я смог бы за считаные часы прочесать окрестности, но пешком...

– Что ж, господа, – сказал я, – не смею вас больше беспокоить, позвольте откланяться. – С этими словами я развернулся и пошел прочь, намеренно проигнорировав вопрос о том, куда я собираюсь направить свои стопы. Я знал, куда их направлю, но боялся создать толкучку в той стороне, а потому ушел от ответа.

В предусмотрительности мне не могли отказать даже мои враги. Не подвело меня это мое качество и на сей раз. Я, хоть и явился сюда в исподнем, но по какому-то наитию прихватил с собой мешочек с лесными орешками, который был привязан к бечеве, удерживающей на мне исподнее. Продвигаясь по этим немереным просторам, я через каждые десять шагов кидал орешек и теперь, хоть и не без труда, отыскал путь назад.

С трудностями я встретился и в «дарданеллах», которые не желали меня пропускать в обратную сторону, всячески препятствуя моему продвижению.

Я представил себе мышонка, который пытается вырваться из пасти проглотившей его гадюки, а та проталкивает его в себя кольцами своего естества. Не знаю, в какой мере справедливо мое сравнение с мышонком, но вот насчет гадюки у меня было твердое убеждение. По крайней мере в тот момент.

Наконец я все же выбрался наружу, чувствуя себя при этом преотвратительно – и не только из-за потери перстня. Вся атмосфера того места, в котором я пробыл некоторое время, видимо, никак не шла на пользу настроению. К тому же я был весь в какой-то пахучей жиже, а поскольку мне предстояло надеть мой мундир, от этого страдала и моя офицерская честь. Однако делать было нечего.

Я облачился в свою форму и с саблей на поясе почувствовал себя несколько увереннее.