Читать интересную книгу Сыскари. Альтернативная история - Александр Смирнов

– А то, Миша, что пиво это дорогое и не каждый может себе его позволить. Не иначе барин баловал своих служащих, – пояснил Ремизов. На мгновение задумался, а потом взял да и спросил: – Михаил, ты когда-нибудь пивал пиво «Калинкинъ»?

– Да, что вы, Акакий Акакиевич, я в основном местным «Степан Разин»9 балуюсь. Оно мне больше по вкусу. Пробовал и «Мюнхенское»10, и «Амстердам»11, но лучше нашего череповецкого ничего не нашел.

– «Калинкинъ» лучше во всей империи. Он ведь до сих пор является поставщиком его императорского двора. Так что не каждый его себе позволить может.

– Думаете? – удивился Михаил.

– Ничего я не думаю, – отмахнулся Акакий Акакиевич, – а всего лишь констатирую факт. Оно ведь знаешь, сколько стоит?

Ремизов назвал стоимость. Фотограф от удивления присвистнул.

– Да и в городе его днем с огнем не сыщешь, – добавил Акакий Акакиевич.

Вернул бутылку на прежнее место. С помощью порошка, кисточки и пленки снял отпечатки пальцев. Сразу же их убрал в отдельный карманчик в чемодане.

Чай и пиво в стаканах наводили на размышления. Тут было одно из двух. Либо кто-то из них не пил (точно можно будет узнать после вскрытия трупа – кто именно), либо, что тоже было правдоподобно, что сторож (ну если он был, конечно же, один) отчего-то передумал, оставил чай и по какой-то причине переключился на более крепкие напитки.

– М-да. Вот пойми тут. Один человек тут наследил или уже несколько, – проворчал Акакий Акакиевич

Пока со стаканами возился, приоткрылась дверь и в проем просунулась ухмыляющаяся (так показалось Ремизову) голова князя Чавчавадзе.

– Ну, что тут у тебя, Акакий Акакиевич? – Поинтересовался Ираклий.

– Да немного осталось, – отмахнулся эксперт.

Чавчавадзе что-то ляпнул про городового и собаку. Ремизов удивленно на него взглянул и спросил:

– Шутить изволишь, ваше сиятельство? Мне, что больше заняться нечем?

– Да не шучу, Акакий Акакиевич, не шучу. Не до шуток сейчас. Вот изловим душегуба, вот тогда и шутить будем.

Выяснилось, что собачка с делом как-то связана.

– Хорошо, схожу, взгляну, – проговорил Ремизов, а когда дверь закрылась, продолжил осмотр каморки. – Точно сказать один он был или не один только после доскональной экспертизы и скажешь. На этом стакане, – он указал на тот, в котором был чай, – отпечатки четкие, на этом, – перст указующий был направлен на пивной, – размытые. Ладно, гадать на кофейной гуще не будем. Будем надеяться, что хозяин этих пальчиков в нашей картотеке обнаружится. Не дай бог, какой залетный господин.

Когда закончили, а Михаилу пришлось сделать еще несколько снимков, они вышли в коридор. Там, примостившись на лавочке, сидел городовой. Увидев их, он встал, вытянулся, словно это были какие-то важные шишки, а не штатные сотрудники полиции и произнес:

– Ваше благородие, его сиятельство просил, как только вы закончите с этим делом за мной проследовать.

– Что там еще? – Спросил Акакий Акакиевич.

– Нужно тут одну собачку осмотреть.

– Так это не ко мне, а к ветеринару, – попытался пошутить Ремизов, но городовому явно было не до шуток.

– Собачка та мертвая. И вполне возможно, что была убита этой ночью.

Эксперт удивленно взглянул на Бычкова.

– А вот это уже интересно. Думаешь, связана с нашим делом? – спросил Ремизов у городового.

– Так точно, ваше благородие.

– Ну, раз связана, тогда веди.

Вслед за городовым они вышли из дома во двор. Тело сторожа уже увезли, а на плитке остались только очертание и кровавые коричневые пятна. Городовой невольно перекрестился. Акакий Акакиевич только взглянул на место преступления и вышел на улицу. За ними увязались, было, зеваки, но Фрол Игнатьевич цыкнул и те отстали. Обогнули дом и направились к реке Ягорбе, но не дошли, а свернули на Дворянскую. Тут уже собралась ватага местных мальчишек. Второй городовой, явно вызванный для усиления, всеми правдами и неправдами пытался их разогнать.

– Плохо, очень плохо, – проворчал Акакий Акакиевич. – Небось… уже все следы затоптали.

Теперь, когда появился смотритель музея, дело пошло быстрее. В течение каких-то десяти минут они осмотрели первый этаж. Дольше провозились с дверью, где когда-то была комната горничной. От волнения старик все никак не мог подобрать ключ. В замочную скважину пихал ключ от своей квартиры. Пытался провернуть, но у него ничего не получалось. Наконец Ираклий не выдержал и спросил, действительно ли это тот самый ключ. Старик вытащил и посмотрел. Выругался.

– А вы не спешите, уважаемый, – проговорил князь, затем взглянул на дверь и полюбопытствовал: – отчего все двери в доме открыты, а эта – закрыта?

Смотритель вытащил из кармана другой ключ.

– Это подсобное помещение. Когда-то тут была комната нянечки Верещагиных, но когда дед Кирилла Андреевича создавал тут музей, он отдал его под бухгалтерию. Сюда посторонним входа нет.

– Понятно, – проговорил Ираклий. – А где у вас хранилище музейных экспонатов? – Поинтересовался он.

Князь прекрасно понимал, что, как и в любом другом музее, тут должны были существовать запасные фонды, чтобы время от времени обновлять экспозицию. Смотритель задумался, казалось, он впервые об этом слышал.

– У нас нет запасников, – проговорил Поликарп Федорович.

– А если вдруг понадобиться отреставрировать картину, что тогда?

– Тогда на стенку вершатся табличка, что произведение на реставрации. Картину барин отвозит в Санкт-Петербург в Русский музей.

Наконец смотрителю удалось открыть дверь. Полицейские вошли внутрь.

– Да тут, уважаемый, даже черт ногу сломает, – молвил князь Чавчавадзе, – выходит, вор и тут побывал. Вот только как он сюда проник, если дверь была закрыта?

В помещении царил беспорядок. По крайней мере, так считал Косолапов. Папки, бухгалтерские книги, тетради все это лежало где попало: на черном деревянном столе, на диване, на стульях, в шкафу, на подоконнике и даже на полу.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, ваше сиятельство, – сказал Поликарп Федорович, – это стандартная обстановка. Тут всегда так.

– На вашем месте я бы выгнал бухгалтера, – не выдержал Косолапов. Серафим Григорьевич и сам не ожидал, когда в ответ услышал:

– А барин взял да и выгнал.

– Эвон как, – удивился исправник. Вот и появился первый подозреваемый. Правда фигура незначительная, но и ее исключать нельзя. – И как давно?

– Недели две назад. Барин не выдержал и рассчитал его. Даже считаться с тем, что он отменный специалист не стал.

– Любопытно, – проговорил исправник и сделал запись в блокноте. – Ревизию провели?

– Собирались, – молвил Поликарп Федорович.

Косолапов еще раз оглядел комнату и вновь спросил:

– А теперь, кто это все разгребать будет?

– Так нового бухгалтера барин уже на следующий день нанял. Ему его порекомендовал Алексей Гальской.

Алексей Гальской был предводителем местного дворянства. Его усадьба находилась на противоположном берегу реки Шексны, и попасть туда можно было только на пароме. Дворянин руководил местным футбольным клубом «Шексна» и параллельно являлся в нем голкипером.

– Назовите, пожалуйста, Поликарп Федорович, фамилии обоих бухгалтеров. – Попросил Косолапов.

– Вы думаете, что они… – молвил смотритель, прикрывая рукой рот.

– Не исключаю. Если вдруг обнаружится, что ничего в доме не пропало, то тогда…

– Мне кажется, сюда нужно направить Акакия Акакиевича, – произнес князь Чавчавадзе.

Смотритель назвал две фамилии. Косолапов записал в блокнот и поинтересовался адресами.

– Я на память не знаю, – проговорил Поликарп Федорович, – мне нужно посмотреть в книге.

– Хорошо, – молвил князь, – сначала осмотрим музей, а уж потом адресами займемся.

Чавчавадзе еще раз оглядел комнату и уточнил:

– Вы уверены, Поликарп Федорович, что тут ничего не пропало? При таком бардаке лично я бы не был уверен.

Старик обошел комнату. Хотел, было прикоснуться к бумагам, но князь его вовремя остановил и произнес:

– Я ещё раз хочу уточнить, Поликарп Федорович, тут точно ничего не пропало?

– Я не уверен, но вроде все в порядке.

– Будем надеяться, – проговорил князь. – На всякий случай все же нужно послать сюда Акакия Акакиевича.

Покинули помещение, вернулись в коридор. Ни городового, ни экспертов уже не было.

– Собачку пошли осматривать, – констатировал Косолапов.

Поднялись на второй этаж.

Начали с будуара. Только сейчас Серафим Григорьевич обратил внимание, что каждая комната в доме тематическая. Если гостиная была посвящена туркестанскому периоду творчества Василия Васильевича, князь даже обратил внимание, что среди эскизов был набросок «Апофеоза войны», небольшой такой двадцать на двадцать сантиметров, то в женской комнате он был связан с японцами. Вся мизансцена была сосредоточена вокруг изящного бюро-секретера и столика для рукоделия. В этой комнате, по замыслу отца Кирилла Андреевича, подчеркивался образ жизни женщины в конце XIX века. Именно в таких комнатах дамы проводили свободное от светских обязанностей время. Мать Василия Васильевича должна была заниматься рукоделием, чтением. Тут же она вела переписку.