Ответный удар последовал незамедлительно. В бой пошла вся "тяжелая артиллерия". Каменев выступил с большой разносной статьей "Ленинизм или троцкизм?". Сталин к статье Каменева добавил "Факты об октябрьском восстании". Журнал "Большевик" в ответе редакции "По поводу статьи тов. Троцкого" припомнил ему все: и что было, и чего не было, не останавливаясь ни перед какими выдумками. Стиль редакционной статьи, как и множества других, характеризуется желанием побольнее уколоть бывшего триумфатора, не заботясь об объективности. "Тов. Троцкий, — говорится в этой статье, — скользит по поверхности, хотя и весьма виртуозно, красиво, даже великолепно, как искусный конькобежец по льду. Только беда в том, что все это одни узоры, далекие от практического существа"[47].
Пока Троцкий ожидал ответа, на Политбюро наметили целую программу дискредитации вождя, взявшегося за исторические изыски. По указанию Секретариата ЦК во всех парторганизациях началась критическая проработка "Уроков Октября". Почти все высшие руководители были обязаны публично осудить Троцкого. За короткое время в печати появились десятки статей. Вал критики нарастал. От спокойного анализа, который вначале еще встречался, дело постепенно доходило до сочинения инсинуаций, наклеивания на Троцкого многочисленных ярлыков, чуть ли не в бранной форме. Публичные устные и письменные "ответы" Троцкому, с которыми выступали Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Сокольников, Крупская, Молотов, Бубнов, Андреев, Квиринг, Куусинен, Коларов и некоторые другие, были помещены в специальном большом сборнике "За ленинизм". Было немало статей, авторы которых утверждали диаметрально противоположное тому, что они писали и говорили до 1924 года, когда Троцкий был в силе.
Вначале он нервно читал, сидя на веранде, ежедневные большие порции поношений, которыми была полна печать, но затем бросил это занятие: болело сердце, появились сильные головные боли, было скверно на душе. Троцкий не ожидал такого мощного, организованного натиска. Наталья Ивановна успокаивала, как могла, тянула на прогулки, читала письма сыновей, пыталась разговорами увести от мрачных мыслей. Позже она вспоминала: "Приступ болезни Л.Д. совпадает с чудовищной травлей против него, которая переживалась нами, как жесточайшая болезнь. Страницы "Правды" казались огромными, бесконечными, каждая строчка газеты, каждая буква ее лгала. Л.Д. молчал. Но чего стоило ему это молчание! Друзья навещали его в продолжение дня, а иногда и ночи… Он сильно похудел и побледнел. В семье нашей мы избегали разговоров на тему о травле, но ни о чем другом тоже не могли говорить"[48].
Пресса пыталась убедить читателей: если политик "замазан" меньшевизмом, то его не отмоешь. Все уже давно забыли, что меньшевики — это либеральное крыло русской социал-демократии, пытавшееся путем реформ изменить облик России, приобщить ее к достижениям мировой цивилизации, и прежде всего — демократии. Никто еще, конечно, не мог знать, что в вердикте истории меньшевики будут выглядеть гораздо достойнее, чем их жестокие оппоненты. Слово "меньшевик" тогда еще не означало "шпион", но "лазутчик" — это точно… Сермукс стал давать почту Троцкому выборочно, а сам делал вырезки из газет с "отповедями" отступнику, пополняя ими архив революционера. Вырезки сохранились в фонде документов Л.Д.Троцкого. Вот лишь несколько из них:
"Решение общего собрания организации РКП на фабрике имени Бебеля. Сообщить ЦК партии решительный протест против антибольшевистского выступления Троцкого и попыток ревизии основ ленинизма".
"Резолюция пленума Центрального района. Присутствовало 257 человек. Принята единогласно, при одном воздержавшемся. Просить губком через ЦК партии и ЦКК призвать т. Троцкого к порядку как члена ЦК и члена партии. Мы считаем, что за такие выступления нужно не останавливаться перед применением строжайшей меры партийного взыскания".
"Резолюция партийной организации фабрики имени Халтурина. Через райком мы требуем ЦК заставить Троцкого выполнить решение XIII партсъезда и V конгресса Коминтерна. Если этого Троцкий еще не понял, пусть лучше уходит из нашей партии".
"Резолюция коллектива университета имени товарища Зиновьева. Ленинизм — это цельное пролетарское учение — тов. Троцкий хочет подменить пышными фразами жалких обрывков полуменьшевистской путаницы…"[49].
Подобных сообщений было множество. Аппаратные жернова вращались все быстрее. Критический поток ширился, захватывая сознание все большего числа людей, размывая сложившийся в годы революции и гражданской войны легендарный образ. Но Троцкий, находясь в Кисловодске, получал и другие письма и телеграммы. Иоффе, Муралов, Раковский спрашивали: "Что же Вы молчите? Нужно дать отпор! Обратитесь в ЦК — пусть прекратят эту вакханалию!" Но Троцкий молчал…
Дело было сделано: ореол Троцкого померк. Так партия выполнила команду своего обновленного руководства. Сталин бил целенаправленно. Он понимал, что самые сильные козыри в биографии Троцкого — это Октябрь и гражданская война. Если заслуги Троцкого в эти годы свести к нулю, его можно превратить в голого короля. Именно в это время, на самом спаде надежд на мировую революцию, Сталин выдвинул свою "теорию" о возможности построения социализма в одной стране. Были вновь обнародованы все негативные дореволюционные высказывания Ленина о Троцком… Блестящий вождь и революционер, любимец красноармейских и матросских масс быстро превращался в изгоя.
В целом 1923 и 1924 годы явились своеобразным рубежом в жизни Троцкого. Он по-прежнему оставался еще на верхнем этаже власти, его портреты пока висели рядом с Лениным. Немало городов, сел, улиц, клубов, фабрик носили его имя. Но тем не менее образ Троцкого как революционера потускнел, полинял, лишился того ореола, который неизменно окружал его прежде. Надежды Троцкого на "новый курс", с которым он связывал изменение не только внутреннего режима партии, но и своего положения, не оправдались. Попытки с помощью исторических экскурсов восстановить свое реноме встретили в одних случаях равнодушие, а в других — неприкрытую враждебность.
Появилось еще одно негативное обстоятельство, которого не учел Троцкий. Как только к его фамилии стали добавлять слова "фракционер", "меньшевик", "перерожденец", "антиленинец", к нему, против его воли, сразу же потянулись те, кто потерпел поражение раньше. Члены некоторых разгромленных оппозиций, группировок, фракций в разной форме стали выражать свои симпатии Троцкому. Это обстоятельство немедленно использовал сталинский "триумвират", обвиняя опального вождя в поддержке антипартийных сил. При этом Троцкий не делал серьезных попыток опереться на своих сторонников. Когда он попытается это сделать в последующие годы, будет уже поздно. Массированная атака аппарата была столь мощной, что в хоре критиков и хулителей одинокий голос Троцкого и его немногочисленных сторонников окончательно затерялся. То было преддверие главного поражения. Но в ЦК и в адрес Троцкого приходили письма и в поддержку оппозиционера, хотя они были немногочисленны. Например, пришло вот такое:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});