Появилось еще одно негативное обстоятельство, которого не учел Троцкий. Как только к его фамилии стали добавлять слова "фракционер", "меньшевик", "перерожденец", "антиленинец", к нему, против его воли, сразу же потянулись те, кто потерпел поражение раньше. Члены некоторых разгромленных оппозиций, группировок, фракций в разной форме стали выражать свои симпатии Троцкому. Это обстоятельство немедленно использовал сталинский "триумвират", обвиняя опального вождя в поддержке антипартийных сил. При этом Троцкий не делал серьезных попыток опереться на своих сторонников. Когда он попытается это сделать в последующие годы, будет уже поздно. Массированная атака аппарата была столь мощной, что в хоре критиков и хулителей одинокий голос Троцкого и его немногочисленных сторонников окончательно затерялся. То было преддверие главного поражения. Но в ЦК и в адрес Троцкого приходили письма и в поддержку оппозиционера, хотя они были немногочисленны. Например, пришло вот такое:
"Резолюция
вагонной мастерской Октябрьской ж.д. Московского участка от имени ячейки РКП(б). Принята 17 против 13. Заслушав доклад тов. Молотова о внутрипартийном строительстве, ячейка постановляет:
…Ячейка с тревогой следит за травлей, которая ведется по отношению к тов. Троцкому как в печати, так и в выступлениях Сталина и на собраниях членов ЦК. Ячейка протестует против этой травли и считает ее вредной и недостойной РКП(б), роняющей престиж в Коминтерне…"[50]
Молотов не смог убедить большинство ячейки. 17 человек выразили поддержку Троцкому. Но резолюций и телеграмм в его защиту было явно меньше, чем осуждающих. Аппарат работал…
"Тройка", особенно Сталин, в результате этой баталии снискала себе известность непреклонного сторонника ленинизма, защитника его учения, не остановившегося даже перед тем, чтобы решительно развенчать знаменитого вождя, оказавшегося отступником.
Дискуссия этих месяцев ознаменовалась началом широкой фальсификации истории Октябрьской революции. В ней уже всплыл Сталин, ничем не проявивший себя в те драматические дни. Одновременно Сталин исподволь, но неуклонно добивался ухода с важных постов в Народном комиссариате по военным и морским делам сторонников Троцкого. За год-полтора были сменены многие командующие округов, армий, управлений. Машина назначений, которой управляли Секретариат и Оргбюро ЦК, выдвигала новых людей, обязанных своим выдвижением именно Сталину, Зиновьеву, Каменеву, Молотову. Когда Троцкий, уже после смерти Ленина, находился на лечении в Сухуми, к нему неожиданно приехала группа членов Центрального Комитета: Томский, Пятаков, Фрунзе и Гусев, чтобы проинформировать наркома о крупных кадровых изменениях в военном ведомстве. Больной Троцкий сопротивлялся слабо. Его насторожил приход в военное ведомство И.С.Уншлихта, которого он давно не любил. Перевод заместителя председателя ГПУ на должность члена Реввоенсовета СССР было плохим предзнаменованием. Особенно он жалел о предстоящем уходе своего заместителя Склянского. Эфраим Маркович не был военным специалистом, но в гражданской войне проявил себя как хороший организатор, неутомимый исполнитель директив наркома, как эффективное связующее звено между наркоматом и снабжающими организациями страны. Вокруг Троцкого постепенно создавался вакуум.
В этом деле Сталину и его окружению "помог" и сам Троцкий, ушедший от злободневных вопросов жизни страны и партии в литературную деятельность, в частые отпуска по болезни, долгое молчание при обсуждении важных вопросов текущей политики. Тот факт, что он неоднократно подчеркивал правильность решений ЦК, недопустимость фракций, согласие с линией партийного руководства, создавал впечатление его слабости, вины, неуверенности. В эти роковые для его судьбы два года он явно переоценил свою власть над сознанием людей, степень своей известности и популярности. Он был уверен в своем триумфе и после смерти Ленина. Троцкий не был готов к личному поражению. А оно неумолимо надвигалось.
Силе интеллекта, блестящим личным качествам творческого человека противостояла тупая, но мощная машина аппарата. Бюрократический монстр формировался чрезвычайно быстро и был уже способен беспрекословно и эффективно исполнять команды, отдаваемые с центрального пульта управления. Там, на этом пульте, теперь довольно прочно обосновался Сталин, с каждым днем укрепляющий свое положение. Предстоящая решающая схватка будет неравной. Поражение Троцкого было предопределено.
Дуэль "выдающихся вождей"
С 1917 года и до последних дней жизни Троцкого протянулась нить острого соперничества, непримиримой борьбы между двумя революционерами, которых в декабре 1922 года Ленин назвал "выдающимися вождями". Лишь 20 августа 1940 года, по прямому указанию Сталина, эта нить была оборвана и окрашена кровью Троцкого.
Я уже говорил, что до 1917 года эти два человека не были лично знакомы, хотя в результате политических перемещений они не раз сталкивались лицом к лицу. Например, в 1905 году на V съезде партии, который проходил в Лондоне, Троцкий просто не заметил кавказца, который со смешанным чувством любопытства и удивления смотрел на пестрое сборище революционеров. Бронштейн-Троцкий же эффектными речами и репликами уже тогда обратил на себя внимание не только малоизвестного Джугашвили.
Зимой 1913 года в Вене произошла еще одна встреча, которую Троцкий за год до смерти описал в очерке о Сталине, вошедшем в качестве фрагментов и в незаконченную книгу "Сталин". В нем, в частности, рассказывалось о том, как однажды зимним вечером Троцкий сидел в дешевой венской гостинице за самоваром с меньшевиком Скобелевым. "Сын богатого бакинского мельника, Скобелев был в то время студентом и моим политическим учеником; через несколько лет он стал моим противником и министром Временного правительства. Мы пили душистый русский чай и рассуждали, конечно, о низвержении царизма. Дверь внезапно раскрылась без предупредительного стука, на пороге появилась незнакомая мне фигура невысокого роста, худая, со смугло-серым отливом лица, на котором ясно видны были выбоины оспы. Пришедший держал в руке пустой стакан. Он не ожидал, очевидно, встретить меня, и во взгляде его не было ничего похожего на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было при желании принять за приветствие, подошел к самовару, молча налил себе стакан чаю и молча вышел. Я вопросительно взглянул на Скобелева.
— Это кавказец Джугашвили, земляк; он сейчас вошел в ЦК большевиков и начинает у них, видимо, играть роль"[51].
Вероятно, поздние впечатления и оценки оказали влияние на характер описания этой молчаливой встречи, когда Троцкий увидел своего постоянного отныне соперника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});