Опустить взгляд.
Поток мыслей о величии паучьей расы споткнулся об это.
Я достаточно циничен и жесток, но такое... не высоси линька из меня почти все питательные вещества я бы точно поперхнулся рвотными массами. Не привык к такому, что тут сказать. Картинка чутка выбивается из рамок мировосприятия, пусть и существенно расширившихся после линьки.
Это... это походило на меня. Мой труп. Мое старое тело. Иссушенная человеческая плоть, ставшая для нового меня инкубатором. Пустая оболочка, которую я разорвал изнутри, брызнув по полу суховато-ломкими кусочками, похожими на пергамент. Хе, книги из человеческой кожи... не о том думаю, определенно не о том. Можно было рассмотреть мое лицо. Гротескно-уродливое, размазавшееся по растянутой шкуре, но некоторые черты явственно прослеживались.
Шок проходит быстро. Человек ко всему приспосабливается, а паук тем более. Ухватиться за стол, отросшие ногти мерзко заскрипели по столешнице. Подняться на дрожащие ноги. От чего именно они дрожали я так и не смог понять - остаток легкой паники после лицезрения следов линьки, из-за долгого лежания в коконе или просто не до конца свыкся с новой физиологией.
Я стал выше и шире в плечах - не сильно, на сантиметра два-три. Отощал. Я и до этого не был показательным атлетом, но после жесткого краш-теста уровня моей выживаемости от воздействия неведомого мутагена, так и вообще вплотную приблизился к планке ходячего трупа. Проступающие ребра, впалый живот, тонкие руки и ноги. Кости туго обтянутые кожей с намеком на мышечную массу.
Одежда нашлась в коридоре недалеко от пустых консервов, разорванной коробки пиццы и смятого пластикового судочка. Телефон, мне нужен телефон. Натянуть тряпки на себя. Не привык ходить голышом, болтая вялым членом и нервируя себя худосочными телесами. Благо, мне всегда нравился частичный оверсайз - когда на несколько размеров больше, и не в обтяжку и как мешок на ножках не выглядишь.
Что-то потекло по моей ладони, по пальцам. Взгляд вниз. Сил для новой вспышки удивления не нашлось. Небольшое, выпирающее сквозь кожу, уплотнение на запястье, из которого сочилась густая белесая жидкость. Паутина. На второй руке обнаружилась такая же "паучья железа". Не обратил внимание при первичном осмотре, они не так явственно выделялись, чтобы за них сразу цеплялся взгляд.
Рефлекс. Инстинкт. Прозрение. Не знаю, как это назвать, просто я знал как ими пользоваться, знал так же, как ходить или дышать. До безумия простое напряжение мышц предплечья и паутина перестает заляпывать пол. Я растер между пальцами каплю того, что успело появиться на свет. Она не липла к моей коже, но намертво впивалась в любую другую поверхность. Удобно. Хотя да, пауки же не липнут к своей паутине. Или нет?.. не помню точно, вроде бы говорили, что только часть паутинных нитей клейкая и паук, зная их расположение, просто не наступает на них.
Телефон. Древний смартфон с трещиной на экране. Нейтральная заставка, какие-то разноцветные круги. Одиннадцать процентов заряда. Суббота. Вечер. Неплохо так поспал.
Голод.
Жажда.
Бросок к крану. Божественная влага. Я выпал из потока времени, просто глотая холодную воду.
Мой слух уловил до боли знакомые шаги. Когда долгое время с кем-то проживаешь, начинаешь на каком-то подсознательном уровне отличать его шаги, его дыхание... его сердцебиение?.. от всего того же, но уже в исполнении других. Ключ в замочную скважину. Лязг замка. Скрип петель.
Я чувствую человека. Чувствую, как кровь струится в его венах и артериях. Я чувствую страх в этой крови. Страх не передо мной, меня он еще не видит, страх перед чем-то другим. Чем? Да плевать, ибо есть только голод.
Не было сомнений, не было моральных терзаний, не было слезливых эмоций и прочего бреда присущего особо нежизнеспособным существам. Как бы я не относился к дяде, существовало одно НО. Это был человек. По определению низшая форма жизни с которой я не смогу продолжительное время сосуществовать - да и зачем оно мне надо? Люди пища, люди скот, который можно и нужно пожирать. Потом, когда пауки вернут себе законное право властвовать над миром, тогда да, тогда можно будет и озаботиться людскими фермами, выращивая новые мешочки с плотью.
Когда дверь за ним закрылась, я бесшумной тенью выскользнул из ванны.
Когда-то он казался мне страшным. Большим, сильным, мощным, непобедимым. И он все так же оставался куда крупнее меня по габаритам, но это все стало... вторичным. Он - мясо. А мясо, как бы сильно не сопротивлялось, так и так будет съедено.
Руки сами собой рванули вперед. На охотничьих инстинктах.
Не дать ему закричать. Остальной скот не должен узнать о моем присутствии.
Струи паутины сцепливают его губы, давя в зародыше попытки сообщить всему окружающему миру, что тут определенно что-то не так. Он вздрогнул - ступор, шок, паника. Как бы он не был тренирован, к некотором вещам просто невозможно подготовиться, например к тому, что из запястий твоего племянника бьет что-то белое. Что-то, являющееся самым крепким природным материалом. Что-то, что жгутами опутывает руки и ноги. А потом племяш прыжком матерого вратаря валит тебя на пол.
Мне нравится животный ужас в его глазах. Отличная приправа к ужину.
Мои щеки не рвутся влажной тряпкой, забрызгивая все вокруг потеками крови. Нет, они тянуться кусками резины, следуя за раскрывающимися на сто восемьдесят градусов челюстями, выпускающими наружу... хелицеры. Блять, у меня есть хелицеры!.. Искреннее, почти детское удивление от осознания этого факта захлебывается в голоде. Темные суставчатые отростки, увенчанные короткими костяными шипами, вылезают у меня из глотки, сантиметров двадцать не меньше. Они похожи на лапы какого-то инсектоидного чудовища из ужастиков или боевиков про вторжение плотоядных пришельцев. Влажные от моей слюны.
Бенджамин мычит и пытается вырваться из хватки паутины. Высший хищник. Царь природы. Даже не смешно. Всего лишь мушка.
Практически каждый знает, как питаются пауки. Впрыскивают желудочный сок, растворяющий внутренности жертвы, после чего высасывают получившуюся смесь.
Но не все заостряют внимание на том, что чувствует "обед".
Мои жвалы вонзаются в плоть Бена, точно между ребер. Проходят через слой его одежды, кожу и межреберные мышцы, как сквозь бумагу. Он вздрагивает, пытается кричать. Я зацепил легкое, клокотание крови при каждом судорожном вздохе и выдохе. Я чувствую бурление где-то в собственном пищеводе, словно кишечником нащупал новый орган из которого выделяется яд.
Он умирает быстро.
Минута агонии, повиснув на тонкой грани, отделяющей никчемную жизнь от никчемной смерти.
Его сердце, его легкие, его селезенка, его почки, его печень, его пищевод, все это просто растворялось и всасывалось в меня. Остались только кожа и кости.
Паутина задрожала, принимая подношение.
И вместе с тем, что некогда было Бенджамином Паркером, в меня вливались его знания.
А я Костик, ебать
Прозрение шокировало Джона. Разорвало восприятие в клочья, втоптало в кровавую грязь робкие надежды и закатало саму суть личности в бетон.
Да, он циничен, он жесток, он груб и точно не тянет на идеал, но вечность мучений за это - как-то уже перебор. И за что ему уготован отдельный котел в Аду? Что перекрыло все те сеансы экзорцизма и спасения ничего не подозревающих обывателей от демонов? Что аннулировало литры собственной крови, сломанные кости, порванные мышцы, ежедневное балансирование на грани жизни и смерти, борясь с заведомо выигрывающим соперником? Что такое легло на другую чашу весов, оказавшись тяжелее нежели одиночной борьбы со всем Злом этого мира?
Джон Константин, экзорцист, демонолог, колдун и харизматичный детектив, смотрел в потолок. Кромешная пустота, обволакивающая разум размывала рамки, соскребая с души мусор из эмоций и мыслей.
Он думал, что искупил вину.
Он думал, что заслужил если не место в Раю, так покой Чистилища.