Паранойя, определенно паранойя.
Аккуратно присесть за стол. Колченогий стул жалобно скрипнул под моим скромным весом. Генри, Джек и... Шелоб?.. вываливаются из рукавов на столешницу. Новобранцы взбираются по мне и присоединяются к товарищам. Выстраиваются в ровную шеренгу. Мой Узел.
Отодвигаю клавиатуру и извлекаю на свет пакет со сверчками. Каждому по одному.
Не мешаю им трапезничать, перемещаясь на кровать. Сказывается перестройка организма - я хотел жрать, но еще больше я хотел спать. Два раза вырубался на занятиях и по дороге из зоомаркета закинул в себя очень вредный и очень калорийный бургер.
Прикрыть глаза.
Думаю, вспоминая все что знаю о домашних пауках.
Научно называются "Parasteatoda tepidariorum", обыкновенный домашний паук. Живет где-то год, за который самка может плюс-минус раз пятнадцать дать потомство и в каждой кладке будет до двухсот пятидесяти яиц. Солидное число. По сравнению с моими текущими ресурсами воистину колоссальное. Несколько сотен голодных паучат... тут точно без огнемета не обойтись.
Самки не агрессивны к самцам и вроде бы не сжирают их после соития в лучших традициях богомолов, да и сами в основном инициируют спаривание, часто проживая с "избранником" в одной паутине - но для меня это бесполезная информация, что мешает мне заставить пауков трахаться нон-стопом? Вот именно. Так, что еще? Жаль, что полную справку Паутина не дала. А может и даст стоит заделать еще несколько Узлов, кто ее знает.
Так... спаривание в любое время года. Это хорошо, это очень хорошо.
Яйца откладываются в мешочек из паутины через несколько дней после соития. В течение недели вылупляются паучки.
Хочу спать. Хочу уснуть в Паутине, самом безопасном месте этого мироздания. Уснуть вместе со своими детьми... детьми?.. эта мысль не вызвала во мне отторжения. Разум уплывал в ватное забвение, слабо обращая внимание на тягучий поток самосознания. Спать... спать пока в сети не попадет муха... муха?.. нет, муха - это слишком мелко. Мелко для меня и моей стремительно развивающейся паучьей колонии. Крыса. Подземелья и высотки Нью-Йорка славятся адским количеством мерзких грызунов. Сколько пауков сможет прокормить одна тушка?.. кошка?.. да, кошка больше, кошка вкуснее, кошка питательнее. Собака... собака...
Я отрубился под едва слышный шорох сношения арахнидов и с мыслью, что должно быть бульон из растворенных внутренностей человека должен быть неплох на вкус.
Я редко видел сны. Не было бессвязного мозговыворачивающего потока образов, ярких картинок или небольших структурированных сценок. Только темнота, полная покоя и с сожалением отпускающая мой разум, телепортируя из одного дня в другой. Но сегодня...
Сегодня мне снилась Смерть. Мне снился Ад.
И у Дьявола было мое лицо.
Глава 8. Павук павуку - павук
Я проснулся в час ночи. Проснулся резко без переходной стадии от сна к бодрствованию, когда человек еще неотличим от вяло моргающего овощеподобного образования. За окном сгустилась тьма, кое-как разжижаемая далеким светом еще целых уличных фонарей. Тишина давила на плечи, вжимала в кровать, свинцовой короной опоясывала черепную коробку мешая связно думать, телевизор выключен - дядя обычно засыпает под его бубнеж, значит он снова куда-то свалил по важным и совершенно точно не связанным с криминалом делам.
В мозгу лопнувшим сосудиком бились ровно две вещи.
Первая - Шелоб станет мамочкой. Счастливые родители в количестве пяти штук после бурной брачной ночи нашли в себе силы сплести под кроватью в дальнем углу схематичный каркас под паутину, в которой вскоре будут отложены яйца. Пауки улучшат ее, но позже.
Вторая - я хотел есть. Очень сильно хотел есть.
Горечь желчи и крови смешивалась со слюной, забиваясь во вкусовые сосочки языка. Горло пересохло. Внутренности скрутило тугим узлом, повисшим в брюшной полости. Голод. Голод. Паутина жаждала пищи. От идеи высыпать в пасть содержимое вскрытого пакетика со сверчками меня остановило только то, что остальным членам Паутины так же требовалась еда.
Я вскочил с кровати. Она предательски заскрипела, пробудив Первый Узел.
Но сейчас пауки, как бы сильно не хотели, мне не помогут.
Я молнией метнулся к санузлу. Нашарил во мраке выключатель. Щелчок. Две секунды промедления. Свет болезненно резанул по зрачкам, простреливая мозг обмотанным колючей проволокой импульсом, пробежавшимся по глазным нервам. Больно. Я боялся света, я не хотел находиться рядом с его источником. Я хотел обратно в прохладную заботу темноты, обратно в Паутину. Но жажда и голод сильнее боли.
Вода холодная, тупая боль от нее вгрызается в зубную эмаль и по нервам впивается в десна. Но мне плевать, я жадно пью, шумно глотаю, давлюсь водой. Пить. Я хотел выпить всю воду мира, дабы увлажнить пустыню в которую превратились мои слизистые оболочки.
Я зашелся в удушливом приступе кашля, вцепившись в раковину.
Что-то забилось в глотку. Барабанить себя по спине. Кислород смешивается с водой. И едва это "что-то" покинуло мою ротовую полость пришло четко понимание, что я подавился не водой и вообще все сейчас происходящее полный пиздец. В темных, почти черных сгустках крови в чаше раковины перекатывался зуб. Мой коренной зуб.
Залезть пальцами в рот. Непривычно пустой участок десны. Он кровоточит и в такт моему сердцебиению пульсирует болью. Я выплюнул свой зуб. Ебать. Я в ступоре. Ощупал верхнюю и нижнюю челюсти. Зубы шатаются. Опасно шатаются, так что щелбаном выбить можно.
Треск.
Я никогда не думал, что у человека могут так сильно трястись руки.
Левая рука, указательный и средний пальцы. Ногтевые пластины просто выползли из ореолов плоти, повиснув на перекрученных лоскутах кожи. Одинокие капли крови. Нездрово-черной, вязкой. Она походила на нефть, измазывающую мои фаланги и ладони. Блять, у меня красные глаза. Белка почти не видно под лопнувшими капиллярами - мутные алые пятна, частично затрагивают радужку.
В голове пустота - я даже матерных слов подобрать не могу. Абсолютный ноль эмоций. Тотальный ахуй оккупировал все и вся. Руку под воду. Тугая струя окончательно отрывает ногти. Благо на остальных пальцах они еще кое-как держатся. Кровь, ногти и зуб. Вытереться, пачкая полотенце кровью. Аптечка в зеркале, оторвать неровный кусок лейкопластыря, наматывая его вокруг пальцев.
Голод.
Вода утолила жажду и немного приглушила голод. Но он вернулся с новой силой, кнутом ударив меня по мозжечку. Насрать на то, что я разваливаюсь по кускам - жрать. Хочу жрать!..
Отрезок времени за который я оказался на кухне просто исчез из моего восприятия. Зеркало, раковина, кровь на губах и мысль поесть. Мгновение и я у холодильника. То что я тощий и недоедаю, как бы парадоксально это не звучало, еще не означало, что у нас нет пищи или меня морят голодом. Половина пиццы, консервы, горки из бутербродов в судочках и что-то трудноопределяемое, но скорее всего мексиканское. Дяде Бену нравилось то, что можно есть сразу и на ходу, не заморачиваясь с готовкой.
Почти не жуя заталкивать в себя куски холодной пиццы и бутерброды. Вкуса нет, будто мокрый картон жру. И параллельно я чувствовал, как Паутина дрожит, колеблется. Но не от того, что в нее попала Жертва, нет. Она дрожала от пополнения. От вызревающих в Шелоб детенышей, от всех пауков нашего района, до которых я не мог дотянуться, принять их в семью, но ощущал их присутствие, их существование где-то на периферии разума, периферии Паутины.
Хранитель и Владыка всего паучьего рода.
Тошнота подкатила внезапно.
Меня согнуло пополам и вывернуло наизнанку в опустевшую коробку из-под пиццы.
Темнота.
Я открыл глаза за минуту до того, как прозвучала мерзко-радостная трель будильника. Хмурое утро. Я уснул лицом в луже собственной блевоты. Поправка, блевоты с вкраплением крови и крошкой зубной эмали. Это глюк? Ухватиться руками за челюсти вышло со второй попытки. Нет, это не глюк и не затянувшийся ночной кошмар. На пальцах пластырь, десна почти девственно чисты, не считая уродливых рытвин и редких огрызков зубов.