Читать интересную книгу Поле Куликово - Сергей Пилипенко

Князь, узнав о том, бежать было к реке собрался, но тут княгиня русская постаралась. Гридни на мечи его подняли, и дух он свой тут же испустил.

Князя Святополком звали и в истории, людьми придуманной, есть ошибка в том.

Так что, к восходу Святослава на погост княжеский, ибо из голов других он сооружен был, никого не осталось из родов других.

Так оно на Руси с той поры и повелось. Аж до года 1917 дотянулось, пока последнего не снесли те самые русские люди.

Так не со зла говорю, а подчеркиваю духовность вашу и истинную красоту, внутри сидящую и мало во времени к другому приходящую.

Далее стал всем править Святослав. Посадили его на посад княжеский, и пред тем как освятить, голову обрили. Много кудрей было у него. Требовалось голову в порядок привести. Ольга времени сыну мало уделяла. По большей части она делами каверзными занималась. Потому и дела до него никому не было, окромя воеводы, из гридней возведенного, который был за отца и за мать одновременно.

Так вот с той поры и пошло. Как князь – так и бреют его почти наголо, а сверху чуприну оставляют или чуб еще то прозывают. Так было для того сделано тогда, чтобы когда святили в воде реки большой, не утоп князь. За чуб его держали помощники.

Оттого же, спасая из воды других, так же за чуб тянут, то есть за волосы. Это русская традиция такая, из века в век переходящая.

Святослав не был таким, каким в истории отображен. Был он стеснен во многом, в речи нуждался, слабо произносил и говорил слова какие.

От этого, кстати, многие словоискажения пошли, которые затем в словесности отобразились и в письменность перевелись.

Теперь, неразбериха во многом и даже в обычной речи русской те слова присутствуют.

Возьмите хотя бы слово «чуб». Было оно словом «чуприна» от слова «чуповать», стоговать, значит.

Но князь не выговаривал буквы многие. Потому, говорил просто «чуп». Так оно и состоялось. Только вместо «п» поставили «б», чтоб созвучие было и более ярко отображало сказанное.

Но самому главному воевода князя обучил. Воевать тот умел. И всякий раз Ольга куда его и посылала. То в земли другие ходил, то по свету бродил, как волк овец опасая.

В общем, в Киеве он мало сидел. Да, матери-княгине того и не нужно было. Ей хотелось только богатств побольше. От того и сына своего не жалела, а в бои всякие посылала.

Воевал он с половцами-печенегами, которые братьями звались. Были у него встречи с каганом печенежским, Курей которого звали от слова такого.

Конь как помчит, так куря, пыль значит, и поднимается. Так и князя-кагана прозвали.

Многое ведал ему тот Куря, да и другие каганы, которых повстречал Святослав. Но не верил им князь русский и всякий раз нападал на те племена, подвергая их уничтожению.

Много в этом мать его – Ольга постаралась. Всякий раз говорила она сыну:

– Не верь им, верь только мне. Олег Вещий ведал правду отцу твоему, а ему Кий – основатель города нашeгo.

Верил Святослав матери. Никто ведь другой подтвердить обратного не мог. Да и боялись люди теперь всего. Даже рты закрывали рукою при виде князя или кого-то еще из его близких и ближних, не говоря уже о самой княгине.

Женился вскоре Святослав на одной из девиц, отличавшейся своей красотою. Разродилась она чрез время сыном, сама же умерла, не выдержав того.

Сына няньке княжеской передали, да так она его и вырастила. Князь же вторично женился через время годовое. От того и пошло потом, что сходиться с кем-то опосля смерти кого, можно только через год.

В общем, люди пример с князей брали и жили по не писанному закону с их стороны княжеской. В жены Святослав выбрал одну из посадских дев, то есть из ближних по роду ихнему. Но княгиня противилась браку тому и всячески не хотела подчиниться воле сына.

Вскоре после торжеств, свадьбы значит, жена новая померла. Никто не узнал от чего и не догадался сам князь. Осыпь на ней была высыпана по телу всему, затем язвами жена княжеская покрылась.

Оспой прозвали болезнь ту и жену княжескую сожгли, пустив на плоту по реке по течению, боясь, чтоб заразы какой не разнеслось.

Так делать люди сами потом начали. И тех же волхвов сжигали, и злодеев, и других всяких. Но Ольга, конечно, знала от чего та скончалась. Подсыпала княгиня ей порошок, который приготовил один из ворожбеев старых, памятуя о каких-то древних секретах дела сего.

Чуть позже Ольга и его на тот свет отправила тем же путем и объявила на всю Русь войну тем, кто сиим делом занимался.

Так и повелось затем, что если ворожбей или ворожба – женщина значит, позже ведьмой стала называться, то ее и сжигали или его, коль то была мужская стать.

Вновь князь овдовел и больш решил не жениться. Княгиня сему не противилась. Надо было ей старость свою готовить и одного внука достаточно.

Но все же Святослав повстречал судьбу свою, девицу простую из рода простого. Был в походе он и по дороге заглянул к гридню одному. Там и встретил душу, ему приглянувшуюся в лице девы молодой и малой. От того и величали ее так – Малуша. Мала, значит.

Гридня того Добрыней звали от того, что добр был ко всем и хорошо относился. Часто говорили ему, что не место среди гридней, а он отвечал:

– Всяк видит свое только сам. Так вот и я. Гридень сегодня, а назавтра – кто знает? – в шутку так говорилось.

Но та шутка потом правдой оказалась и об том еще будет сказано опосля.

Возлюбил князь Малушу ту и хотел было на ней вновь жениться, но Ольга не позволила тому состояться, запрет большой наложив, к богу Перуну якобы относящийся.

Нельзя тебе больше жену брать, – говорила Ольга, – Перун, бог наш, рассердится. И так уж две было.

Тогда, пусть, здесь проживает, – сказал Святослав, – хочу видеть подле себя хоть иногда, коль женою быть она мне не может.

Ну, хорошо, – согласилась Ольга, думая о том, что здесь к той зазнобе будет легче подобраться, – пусть, ее тот гридень привезет, что братом ей приходится. Но, чтоб не знал никто и не ведал. Пустъ, тайна сия пребудет только между нами да гриднем тем.

На том и порешили. Вскоре то все состоялось. Малушу в посад определили и робью обозначили, что значит, по-нашему просторабочей – уборщицей. Княгиня так и говорила:

– Робь Малуша, а ну ходь сюды. Водицы мне принеси и ноги усталые промой…

Так оно и пошло, и в уме людей закрепилось. Только уже позже другими в рабов превратилось. Не было тогда на Руси рабов и всяких там, по-другому в том плане обозначенных.

Каждый делом своим занимался. Кто сеял, выращивал, кто мечи, бороны ковал, кто службу нес любую, а кто просто был вот такой робью при посадских, других домах.

Знала княгиня, что князь Святослав с той Малушей встречается, но не претила тому, понимая, что у всякого терпение может кончиться. Но всякий раз после княгиня спрашивала у того же князя:

Не тяжка ли Малуша наша, роба общая? Ответь по правде мне.

Нет, – отвечал князь и всякий раз уходил от княгини подальше.

– Ох, беды бы какой с нею не случилось, – говорила тихо. Ольга и шла к своим делам.

Все то слышали другие посадские и простые люди, и Малуше той передавали. А она, знать, твердила так:

– Князь великий мя в обиду, беду не допустит. Следит зорко он своим великим глазом за всем и за мною также.

Верили люди сему и всякий раз Малушу в душе своей оправдывали. Знали многие, что в тяжбе с князем она состоит, но об том помалкивали и только иногда тихо переговаривались.

– Что нам смердам от того. Пусть, хоть поживет немного, как людям полагается. Князь-то ей подарки носит, всяк угощает и услаждает. Нам того не дано, так пусть, хоть она познает какое-то счастье людское.

Надо сказать здесь, что смердами назывались так потому, что порою от многих людей смердило, то есть запах пота распространялся. Благовоний тогда особо не было, а в реке мало кто купался.

Боялись течения ее и воды, круговертью заходящей. Мылись в бане, как правило, paз в неделю, а то и реже. В зависимости от того, как дожди наполнят ту купелю общую, да река подойдет ближе к их домам.

Что же касается князя Святослава, то глаза у него были действительно большими, а иногда светились, как у кошки средь темноты. Чем-то эти глаза Олеговы напоминали, только не было в них голубизны неба, а только серо-зеленоватость одна.

Но вот все же беда та случилась, и робь Малуша бременем обзавелась.

Узнала Ольга о том и хотела уже казнить ее самостоятельно. Но, поддавшись мимолетному чувству человеческой любви, все же не стала делать того, а позвала Добрыню и велела отвезти ее домой.

– Только сделай так, чтоб никто об том не узнал. На тебя полагаюсь, сотник.

Гридень я, а не сотник, княгиня, – ответил Добрыня, удивившись тому.

Коль говорю так, значит, так и есть. Отвезешь домой и сюда возвращайся. Станешь сыну моему ближней рукою и опорою в деле ратном. Хоть и зовут Добрынею тебя, но я знаю, что отрок ты храбрый и всяк князя собою в бою прикрываешь.