Но говорим мы обо всё кроме нашего с Гордеем развода. И я ей за это благодарна. Светлана Викторовна рассказывает, что пошла на кулинарные курсы и ей там очень нравится. А ещё она познакомилась с одиноким импозантным мужчиной.
— Знаешь, Иришка, я так растеряна была, когда Борис ухаживать начал. Я ведь только мужа любила, и после его смерти думала свой век одна доживать.
— Ну что значит доживать? — пытаюсь её подбодрить. — Вы ещё молоды, чтобы “доживать”. Жизнь так распорядилась. Не вините себя, что ответили Борису симпатией.
— Ответила, — качает головой. — Рыдала потом дома, но потом опять ответила. Анатолия моего вот уж как пять лет нет. Мы же жизнь прожили вместе, а я тут вертеть хвостом собралась… Точнее уже…
Мне действительно хочется поддержать её. Но слова подобрать непросто. С одной стороны не хочется обесценивать её память о покойном муже, с другой же хочется помочь осознать, что ей не стоит испытывать вину за новые отношения.
— И знаешь, что самое сложное, Ир? — она вздыхает. — Это сказать про Бориса Гордею. Боюсь представить, как он вообще отреагирует.
— Он взрослый человек, Светлана Викторовна, и вы тоже взрослый человек. Он всё поймёт.
— Он очень любил отца.
— И вас он тоже любит.
Свекровь закусывает губы и смотрит на меня. В её глазах я вижу острое сожаление, и оно сейчас не о ней, памяти её мужа и Борисе. Оно о нас с Гордеем.
Я опускаю глаза, не хочу переводить тему на нас. Свекровь понимает, и между нами повисает пауза. Но Светлана Викторовна сглаживает её. Она вспоминает о Гордее и его отце, о том, как они были близки. Как Анатолий Петрович поддерживал сына в студенчество и какие это были тёплые семейные времена.
А потом… потом то ли вино ударяет мне в голову, то ли червь, точащий со вчерашнего вечера душу даёт о себе знать, но я вдруг спрашиваю.
— Светлана Викторовна, а у Гордея до меня были отношения с Ритой Милославской?
Glava 11
Светлана Викторовна на несколько мгновений замолкает, поджав губы, заставив меня задержать дыхание.
— Встречались они. Недолго, — она говорит, а у меня в груди разрастается горячая лужа. Неприятная, вызывающая отвращение и даже какой-то лёгкий озноб. — На втором курсе Гордей учился тогда. Так… погуляли месяцок-другой.
Месяцок? Другой? Или пару лет, к примеру?
Второй курс — это же самый пик юношеского максимализма и расцвет первой любви. А с первой конкурировать непросто, часто заседает она занозой в груди на всю жизнь. У меня первой любовью был Гордей. А у него? Рита?
— Потом Ритка хвостом вильнула, сказала, что студентик ей ни к чему и нашла мужика постарше, с деньгами. А тот её и попёр через год, — пренебрежительно машет рукой Светлана Викторовна. — Она где-то ещё пару лет слонялась, а потом снова к нему пришла. О любви песни пела да сказки рассказывала. Да только Гордей тогда уже случайно встретил кареглазую звёздочку, от которой внучка у меня любимая, — она ласково улыбается, а я чувствую, как краснеют мои щёки. — Влюбился, никакие шлюшки ему были не нужны. Мы и рады с Анатолием были до потери пульса.
То есть, это она его бросила. И кто знает, какие чувства испытывал Гордей…
Но ведь дело совсем не в этом. Вопрос — почему он мне не сказал? Понимаю, почему могла молчать Рита, но Гордей? Он ведь знал, что мы с ней дружим. Познакомились около пяти лет назад в одном салоне красоты случайно. Мне маникюр делала одна мастер, ей другая за соседним столом. Болтовня завязалась, а потом Рита предложила выпить кофе. Маленькая Вика тогда спала дома под присмотром моей мамы, и я решила себе позволить немного пообщаться с милой девушкой. Мне хотелось общения в тот момент особенно, потому что дома был маленький ребёнок и всё моё время посвящалось ему.
Так мы и начали общаться. И Гордей знал! Рита домой к нам не раз приходила, а однажды после моего дня рождения даже осталась с ночёвкой. Перебрала немного, и мы положили её спать в гостевой спальне. Я видела, что Гордею это не нравится, но просто подумала, что ему Рита как человек не особенно приятна. Такое ведь бывает.
Но оказывается, они когда-то были парой. И мне не сказали.
Чувствую себя обманутой. Пусть он не врал, но ведь не сказать правду — это тоже такой вид лжи.
— Бабушка, ну пойдём поигра-аем! — прибегает Вика, выручая меня из неловкой ситуации. Потому что свекровь явно замечает мою растерянность.
— Пойдём, малышка, — Светлана Викторовна встаёт и, бросив на меня осторожный взгляд, тактично воздерживается от вопросов и комментариев и уходит играть с внучкой.
Я убираю со стола и запускаю посудомойку. Стараюсь действовать механически и не думать о том, что эти десять лет жила во лжи. Конечно, можно сказать, что я преувеличиваю, что Рита и Гордей расстались задолго до того, как мы с ним познакомились, но… Вот это чёртово “но” и саднит! Неприятно так саднит.
В дверь раздаётся звонок. Гордей приехал за матерью. Я иду открывать и впускаю его в квартиру.
— Привет, — говорит она внимательно глядя на меня.
— Здравствуй, — киваю и отхожу в сторону, приглашая.
— Ой, Гордей, ты уже приехал? — выглядывает из детской Светлана Викторовна. — Сейчас иду.
— Папа! — Вика вылетает из детской и с разбегу запрыгивает Гордею на шею, а тот подхватывает её и подбрасывает вверх.
— Привет, мелочь, — ставит на пол и протягивает ей упаковку бисквитных медвежат. — Это тебе. Только утром съешь, сейчас уже поздно.
— Спасибо! Пап, а можно мы с бабушкой доиграем? Пять минуточек всего.
— Ладно, если только пять минуточек, — разрешает Гордей, и Вика убегает обратно в детскую, где её ждёт бабушка.
Сам Гордей проходит к зоне кухни и опирается спиной на выступ на стене. Продолжает наблюдать за мною, сложив руки на груди. Я же делаю вид, что не замечаю этого. Подчёркнуто его игнорирую, пока вытираю стол, ополаскиваю и набираю чайник.
— Почему ты не сказала вчера, что уезжаешь? — спрашивает негромко.
С момента решения о разводе между мной и Гордеем не произошло ни одной словесной перепалки. Ни одного эмоционального выброса. Но сейчас я чувствую, как эта волна подступает, накатывает и собирается накрыть меня с головой.
— А почему ты не сказал, что до меня встречался с Ритой? — выпаливаю, резко обернувшись к нему.
Во мне кипит злость. Мерзкая и удушающая. В районе груди так горячо, что хочется схватить стакан с ледяной водой и залпом выпить.
— Потому что это не имело значения, — пожимает плечами, явно удивлённый моим вопросом.
— Серьёзно? — складываю руки на груди, зеркаля его, и прищуриваюсь. — Вот так вот, да? Просто не имело значения, что ты когда-то спал с моей подругой? Ну то есть мы сидели в одной компании, алкоголь пили, праздники даже некоторые наши семейные отмечали, а ты даже не удосужился мне сказать, что она твоя бывшая?
— Да, Ира, я не видел в этом смысла, — Гордей отрывается от стены и засовывает руки в карманы брюк. Его, кажется, тоже разгоняет. Надо же, а я как-то подумала, что за последние годы он в принципе потерял способность испытывать и проявлять яркие эмоции. — Что бы это изменило? Ты бы лишилась подруги, а вы дружили хорошо, хоть мне это было и не по нутру. То, что было между мною и Ритой, было и закончилось очень давно. Да и серьёзными те отношения назвать нельзя. Я просто не посчитал это важным, не хотел, чтобы ты огорчалась.
— Так это ты так обо мне заботился, надо же. А мне предоставить выбор решать, что чувствовать, ты не подумал?
— Прости, Ира, — замечаю, как на его скулах очерчиваются желваки. Злится. Вроде бы извиняется, а голос звучит натянутой струной. — Мне стоило сказать, что я когда-то в своей жизни вообще трахался, а мир настолько тесный, что ты знаешь ту, с кем я это делал.
— Да! С моей подругой!
— Тогда она ею не была.
— Зато потом стала! Что ещё хуже. И знаешь, что? Она потребовала тебя обратно.
Гордей вскидывает брови и усмехается.
— Серьёзно? А ты что?