— А же сказал этим придуркам, чтобы сразу резину переобули, — хмурится, игнорируя мои слова. — Больше в этот сервис не обращайся, халтурщики там, похоже. Лучше звони мне, я пришлю в случае чего проверенного механика.
Пытаюсь возмутиться, потому что я и сама вроде бы как не маленькая и умею решать свои жизненные вопросы. По крайней мере, учусь. И бегать по каждой мелочи к бывшему мужу не собираюсь.
Но Гордей делает вид, что совершенно не замечает моих попыток заявить ему о своей самостоятельности. Он помогает Вике собрать все подарки и, взяв их в охапку, идёт к выходу.
— Отнесу в машину пока. Собирайтесь.
Ладно. Не поехать на такси — не значит быть не самостоятельной. Я слишком устала сегодня, чтобы препираться и отказываться от того, что Гордей отвезёт нас домой. Да и Вику зачем таскать по такси, если у неё есть отец с машиной.
Вздохнув, собираю остатки вещей, помогаю Вике надеть пальтишко, и мы выходим на улицу.
Дочь тоже устала. Зевнув, она плотнее кутается в пальто и прижимается ко мне. Наблюдает, как Гордей складывает её сокровища в багажник.
— Всё готово, — объявляет, установив детский бустер и наладив ремни. — Усаживайтесь.
Он всегда так говорил, когда мы куда-нибудь ездили. Фраза будто из прошлой жизни.
— Пап, а ты ведь торт не ел, — вспоминает Вика, подходя к отцу. — Он вкусный такой.
— Ну оставишь мне кусочек, — мягко щёлкает её по носу. — Давай, залезай в машину.
— Так не интересно, пап, — морщится дочка. — День рождения у меня-то сегодня. И торт надо есть сегодня.
— Кафе уже закрывается, Вик, там уже всё со столов убрали.
— А зачем нам кафе? Мы ведь и дома можем чай попить.
— Вика… — Гордей сводит брови. — Уже поздно, принцесса, давай завтра?
— Я хочу сегодня, — у неё кривится и оттопыривается нижняя губа, а голосок звучит хрипло. Это значит, что она не просто капризничает, на самом деле расстроена. — Пожалуйста. Сегодня же мой праздник, папа.
Конечно же, наш развод для Вики стал ударом. Ей непросто принять, что двое самых дорогих в её жизни людей теперь не могут быть рядом. Она была вынуждена принять эту реальность. И сделала это стойко. Лишь раз расплакалась, когда мы, приняв решение о разводе, сели рядом с ней, взяли за руки и объяснили всё как есть. Что очень любим её оба, но больше не будем жить втроём.
Она стойко держалась в процессе развода и когда Гордей уже съехал. Но, кажется, сейчас, именно сегодня, в свой день рождения, ей стало особенно непросто.
— Я думаю, это отличная идея, — говорю и подхожу ближе. — Торта ещё приличный кусок. И Вика права: торт нужно есть в сам день рождения. Гордей, ты же никуда не спешишь?
Вопрос я задаю без задней мысли, но вдруг у самой проскакивает странное чувство. И хочется добавить: “даже если спешишь, даже если тебя кто-то ждёт — не говори!”
— Не спешу, — Гордей подхватывает Вику на руки, а она обнимает его за шею. — И мне правда хочется торта. Я вот даже расстроился, что так и не попробовал.
— Зато теперь попробуешь, — довольно улыбается Вика.
Гордей усаживает её на детское сиденье, пристёгивает, и мы все вместе едем домой.
Дома Гордей с Викой включают их любимый мультик, который они пересматривали уже как минимум раз двадцать, если не больше, а я ставлю чайник и завариваю чай.
Мы пьём чай на кухне с приглушённым светом. В тишине и каком-то особенном спокойствии. Торт и правда вкусный, что даже я позволяю себе кусочек, хоть уже и достаточно поздно.
Я вижу, как светятся глаза дочери. Понимаю, что она очень хочет, чтобы наша семья снова была вместе. Но также понимаю, что ей придётся свыкнуться с ситуацией. И она тоже это понимает.
Но сегодня её праздник, и хочется подарить ей этот кусочек радости.
Вика взбирается на колени к Гордею, продолжает болтать, а потом как-то резко притихает.
— Уснула, — негромко говорит Гордей. — Отнесу её в постель.
Он осторожно встаёт из-за стола, но Вика приоткрывает глаза.
— Пап, останься сегодня, пожалуйста, — шепчет тихо.
— Вик… — отвечает мягко, прижимая её к себе.
— Ну пожалуйста, — она жмурится, прижимаясь к его груди. — До двенадцати ночи ещё мой день рождения, и я могу просить подарки. Пусть это будет он. Зайца даже забрать можешь. Только останься.
— Дочь, я заберу тебя завтра на целых два дня, хочешь? — пытается договориться Гордей. — Если мама добро даст, конечно.
— Я не хочу завтра. Сегодня останься. Хочешь, в моей комнате ляжешь? У меня там диванчик же есть.
Сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони. Сердце болеть начинает от её жалобного голоса. Знаю, что идти на поводу опасно. Для неё самой это плохо будет.
Но ведь сегодня у Вики день рождения…
— Папа может остаться, — говорю, глядя на дочь, а не на бывшего мужа. — Если, конечно, имеет возможность. Я могу постелить в гостиной. Пойду пока принесу постельное бельё.
Glava 16
— Спит, — Гордей выходит из комнаты Вики через десять минут и аккуратно прикрывает двери.
Наверное, рассказывал ей какую-нибудь историю из своего детства, пока не уснула. Вика любит слушать о том, как её папа в детстве учился кататься на велосипеде или как ездил со своим отцом на рыбалку, например. Или про его учёбу в школе, про поездки в лагеря.
А может, он просто сидел и смотрел на неё, когда уснула. О своём думал. Раньше я иногда замечала такое за ним. С самого Викиного рождения бывало — сядет напротив и смотрит на неё, любуется. Улыбается мыслям своим каким-то, что и влезать в это, что-то спрашивать, становится неловко.
— Хорошо, — киваю. В квартире так тихо, что мой приглушённый голос кажется будто бы очень громким. — Я постелила тебе в гостиной.
— Спасибо, — кивает и присаживается на диван. Расстёгивает рукава у рубашки и верхнюю пуговицу, а я отвожу глаза.
Гордей выглядит уставшим. Обычно он собран, сосредоточен. Даже когда был дома вечерами после работы, мне казалось, что он в тонусе. А сейчас какой-то замороченный. Растрёпанный, задумчивый.
Наверное, его просьба Вики зацепила. Не робот же, в груди сердце живое, а дочку любит. Понимает, что ей непросто.
— Может, по бокалу вина? — предлагает Гордей. — Дочке шесть лет всё-таки.
— Почему нет, — пожимаю плечами. — Достану бокалы.
Пока я вытаскиваю бокалы и бутылку вина из бара, Гордей садится за кухонный стол. Наливает вино, а я нарезаю сыр и яблоки. Есть не хочется, но не пустое же вино пить.
— За нашу дочь, — поднимает бокал Гордей, когда я опускаюсь на стул напротив.
— За неё, — мягко улыбаюсь и поднимаю свой.
Стекло, соприкасаясь, издаёт негромкий звон. В тишине этот звук кажется слишком ярким. И наше молчание это подчёркивает. Говорить будто не о чём. Как, впрочем, и в последние несколько лет. Только, будучи в браке, мы могли говорить хотя бы о быте. Что я приготовила, куда ездила в магазин, как у него день прошёл в общих чертах. А сейчас в этих разговорах нет смысла. Поэтому мы молчим и просто пьём. Я — глядя на стол, а Гордей на меня. Чувствую его взгляд.
Помню, что хотела поговорить с ним о своей работе с Сабуровым, но почему-то так и не могу решиться начать этот разговор. Будто ступор какой-то. Только подумаю, и сердце разгоняется, горячо как-то в груди становится.
— Уже думала, в какую школу отдать Вику? — всё же прерывает тишину, а заодно и мои мысли Гордей. — По прописке или, может, всё же в частную? Мне кажется, второй вариант предпочтительнее.
— Ещё почти год до первого класса, думаю, успеем определиться.
— Да, ты права. Время ещё есть.
И снова молчание. И снова я не решаюсь начать разговор.
— Ладно, я пойду спать, — поднимаюсь и убираю бокалы. — Спокойной ночи, Гордей.
— Спокойной ночи, Ирина.
Выхожу из-за стола и иду в спальню. Снова чувствую его взгляд, но обернуться не могу, запрещаю себе. Кажется, что если сделаю это, если напорюсь на этот взгляд его, то… то… что-нибудь случится. Не знаю, что, но что-то точно будет.