Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь, в Теплых Водах, уже судили двух помещиков. Кое-кому удалось получить долю при разделе, и эти чувствовали благодарность к коммунистам. Но были и недовольные. Обвиняя деревенское руководство в несправедливости, они все еще ждали своего часа, чтобы высказать открыто ненависть к угнетателям и получить свою долю земли.
Все чаще собирались бедняки в поле, сходились по вечерам на улицах и в переулках. Толковали все об одном: о расчетах с помещиками.
А среди зажиточных крестьян росла тревога: вот расправятся с помещиками — и возьмутся за кулаков, расправятся с кулаками — как бы не взялись за середняков. Они тоже сходились вместе, обменивались новостями, переглядывались, шептались. Завидев постороннего, они заводили разговор о погоде, о женщинах, принимались выколачивать трубки.
Все как-то сразу переменились, стали очень понятливыми. Стоило появиться кому-нибудь из района либо отлучиться Чжан Юй-миню с Чэн Жэнем, как по деревне распространялись слухи, что активисты отправились за указаниями, что передел вот-вот начнется. От волнения крестьяне бросали полевые работы и только и делали, что ходили друг к другу в надежде узнать что-нибудь новенькое.
Было много и намеренно распускаемых слухов. Говорили, что движение по железной дороге прервано, что гоминдан снова перебросил тьму солдат с американскими пушками, что американские пушки намного лучше японских. Восьмая армия таких и в глаза не видала! Говорили, что какой-то американец Масир[13] прибыл мирить гоминдан с коммунистами, что теперь и он недоволен коммунистами, и на мир надежды нет. Американцы привозят теперь гоминдановцам танки, пушки, самолеты, организуют для них офицерские школы. Говорили, что коммунистам с гоминдановцами не справиться. У Восьмой армии негодные винтовки, мало солдат. Не устоять ей. Придет день, когда ее бойцы вскинут на спину вещевые мешки и уйдут. И еще говорили, что в Теплых Водах предстоит снова смена власти. А тогда крикунам несдобровать, могут поплатиться головой. Разве что они бросят семьи и уйдут с Восьмой армией…
Откуда шли эти слухи? Кто их распространял? Они как будто шли из народа. Но народ всей душой стоял за Восьмую армию и вовсе не хотел, чтобы коммунистов разбили. А слухи росли…
Неизвестность томила, как полуденный зной. И все в душе хотели одного: скорее бы уж! Чему быть, того не миновать.
Чжан Юй-минь и Чэн Жэнь побывали в районе, но все оставалось по-прежнему. Оба они продолжали работать в поле. Люди постепенно успокаивались, точно пчелы в потревоженном улье. Перед третьей прополкой прошли дожди, трава пошла в рост, работы было по горло. Все перенесли свои мысли и заботы на хлеба, на посевы сорго, гаоляна, конопли, на фруктовые сады и огороды. Сомнения исчезли так же быстро, как быстро проходит летний ливень. Мало-помалу все улеглось. К россказням перестали прислушиваться. Прервано движение по железной дороге? От Теплых Вод до железной дороги все равно далеко. Придет гоминдановская армия? А Восьмая армия на что? Ее дело — разгромить гоминдановцев. Да и то сказать: в гоминдановской армии тоже китайцы… Мы землей кормимся. В чиновники не собираемся. Мы как были, так и останемся крестьянами.
На фронтах было затишье, дожди прошли вовремя, ждали большого урожая фруктов и еще более богатого урожая с полей.
ГЛАВА IX
Первый коммунист в деревне
Два года назад холодным зимним вечером, когда дул пронизывающий до костей ветер, староста Цзян Ши-жун, накинув на плечи новый короткий тулуп, выскользнул за ворота. Втянув голову в плечи, он повел кругом маленькими глазками — на улице никого не было. Крадучись, он пробрался к дому известной в деревне шаманки, которую за глаза называли богиней Бо. Ворота еще были не заперты, и он шмыгнул во двор. Заметив яркий свет в западной комнате, он остановился и прислушался — в фарфоровой чашке четко перекатывались игральные кости, а грубый мужской голос в азарте выкрикивал:
— Стой, стой, два, три, стой!
Другой хриплый голос рычал:
— Пусть три обернутся шестью! Пусть три обернутся шестью!.. Ха-ха, семь, семь! — крикнул он, торжествуя над неудачливым партнером.
Крики смолкли, стук костей прекратился, зашелестели бумажные деньги, в окне замелькали тени. Цзян Ши-жун быстрым неслышным шагом прошел в дом, уже ощущая привычный и любимый запах опиума, доносившийся из-за занавеса.
Богиня Бо лежала поперек кана и при маленьком светильнике убирала прибор для курения опиума. При виде старосты она поспешно поднялась и приняла у него тулуп.
— Снег все еще идет? — спросила она. — Ты озяб. Ложись скорее на кан, погрейся. В западную комнату не заходил? Погода плохая, народу мало, и то одна лишь голытьба.
Цзян Ши-жун снял меховую шапку, стряхнул с нее снег и присел на теплый кан. Шаманка взяла с печурки чайник, насыпала в чашку щепотку чая, залила кипятком и подала чашку гостю.
— Не хочешь ли опиума? Я приготовлю тебе затяжку.
Цзян Ши-жун охотно согласился и улегся поудобнее на кане.
— Чжан Юй-минь там? — спросил он.
— Только что пришел, где-то уж успел выпить.
— Позови его!
Он взял из ее рук тонкую длинную иглу и, набрав немного опиумной массы, положил на язычок огня. Богиня Бо одобрительно кивнула и вышла в соседнюю комнату.
Она скоро вернулась, пропуская вперед Чжан Юй-миня. Это был парень крепкого сложения, в распахнутой ватной куртке, с поношенной меховой шапкой в руках. Он прикидывался равнодушным, хотя ему было очень любопытно: зачем это он мог понадобиться старосте?
— А, Третий брат! Иди сюда! Садись! Я приготовлю тебе затяжку.
Что староста первый приветствует его, да еще называет «Третьим братом», показалось Чжан Юй-миню тоже необычным.
— Я не курю опиума, только сигареты. — Чжан Юй-минь взобрался на кан. Поджав одну ногу под себя и согнув другую в колене, он прислонился головой к стене и вытащил из-за пазухи собственные сигареты, а ту, которую предложила шаманка, положил обратно на поднос.
Цзян Ши-жун приподнялся, взял с подноса сигарету, прикурил от светильника и, заискивающе улыбаясь, сказал:
— Мы ведь люди свои, Третий брат, можем толковать обо всем… И ты пришел сюда позабавиться? Ха-ха! Ну, как дела?
Чжан Юй-минь хотел было тоже ответить шуткой: пришел, мол, сюда на ночлег, дома кан холодный. Но раздумал и сказал почти серьезно:
— Последние дни мне не везет — живот болит. Слышал я, что дух змеи у богини Бо творит чудеса, вот и пришел показаться ему. Не знаю только, верить ли этому чудотворцу…
В тусклом свете лампы, на шкафу, напротив кана, из-под тяжелых занавесей виднелась обтянутая шелком божница.
Словно не слыша насмешки Чжан Юй-миня, богиня Бо высоко подняла руки к кальяну, стоявшему рядом с божницей. Она зажгла свернутую трубочкой бумажку и, прислонившись к шкафу, стала затягиваться. В кальяне забулькала вода.
— По правде говоря, у меня к тебе дельце. Приходится тебя кое о чем попросить. Хочешь — не хочешь, а помогай. — Лицо старосты стало серьезным.
— Ладно, говори, в чем дело, — ответил Чжан Юй-минь.
Цзян Ши-жун мигнул женщине, она вышла.
Откашлявшись, он принялся рассказывать про свою беду.
В прошлом месяце староста получил из Восьмой армии письмо. Очень спокойное, вежливое. Но не успел он еще донести о нем японцам, как к нему пришли люди из Восьмой армии.
— Молодые, но строгие; говорят складно — то мягко, а то и жестко. Меня не упрекают за то, что я староста, сказали они, но я китаец и не должен терять совесть. «Нам в твоей деревне нужно только зерно, — заявили они. — Привезешь, — ладно, а если совести у тебя нет, если откажешься, — тоже ладно. Убивать тебя мы не станем, сообщим только в японский гарнизон — там у нас есть свой человек — про твои связи с Восьмой армией».
Опасаясь за свою жизнь, Цзян Ши-жун с перепугу согласился отправить им зерна да еще выдал в том бумагу за своей подписью. Он готов был сделать все что угодно, лишь бы они ушли. Но как ему быть теперь? Донести японцам? Нельзя: ведь у бойцов на руках его расписка. Не докладывать? Страшно: узнают японцы — снимут голову. Он кинулся к Цянь Вэнь-гую. Но тот отмахнулся: Восьмая армия только запугивает, не стоит обращать на нее внимания.
Староста было успокоился, но из Восьмой армии снова прислали письмо, а после него пришли люди. Он не может отказать им, а теперь Цянь Вэнь-гуй еще грозит донести в волость о его связях с Восьмой армией. Приходится ему теперь и Цянь Вэнь-гую платить за молчание, и в Восьмую армию отправлять пшено и белую муку. Да еще вопрос — кто же возьмется отвезти это в Восьмую армию? Тут нужен человек осторожный, чтобы не узнали японцы, да и смелый, который не побоится встретиться с головорезами из Восьмой армии. При неудаче его ждет по меньшей мере тюрьма, а она никому не понравится. И вот после долгого раздумья он вспомнил о Чжан Юй-мине. Ведь Чжан Юй-минь недавно, разругавшись с Ли Цзы-цзюнем, отказался у него работать и теперь бедствует. Он смел, осторожен и справится с этим делом. Поэтому староста и пришел за ним сюда, к шаманке. Это услуга не только ему, старосте, но и всем односельчанам. Восьмая армия способна сжечь всю деревню, и староста стал расписывать беды, которые принесет крестьянам Восьмая армия.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Бабушка - Валерия Перуанская - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Порченая - Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза