«А что это ты делаешь в постели с другим?» Жена (спокойно): «Я тебя первой спросила, так что не меняй, пожалуйста, тему»[24].
* * *
Таким образом, «популизм» по определению – отрицательное явление, опирающееся на отказ, даже на подспудное признание бессилия. Всем известен старый анекдот про парня, который ищет утраченный ключ на улице под фонарями. Когда его спрашивают, где он потерял ключ, он признает, что все случилось в темном углу. Так почему же он ищет его под светом? Потому что под ним гораздо лучше видно. В популизме всегда присутствует подобный трюк. Он скорее сошлется на евреев как на причину неприятностей, нежели на сложные социальные процессы, поскольку евреи куда более заметны[25].
* * *
Я нахожу фигуру Бадью проблематичной, поскольку проблематична сама идея, что можно избыточно «форсировать» истину. Почти всегда возникает соблазн применить тут логику шуток, о которой говорил Лакан: «Моя невеста никогда не опаздывает на свидание со мной, ведь, опоздав, она перестает быть моей невестой». Истина никогда не форсируется, ведь в момент, когда верность Истине функционирует как избыточное форсирование, мы уже не имеем дело с Истиной, с верностью Истине-Событию[26].
ВАРИАЦИИ
• Нечто подобное обнаруживается в пресловутой шутке «Моя невеста никогда не опаздывает на свидание со мной, ведь в момент опоздания она перестает быть моей невестой»: если вы любите Бога, то можете делать все, что захотите, ведь когда вы совершаете зло, ваш поступок доказывает, что в действительности вы не любите Бога[27].
• Про левого кейнсианца Джона Гэлбрейта рассказывают следующую историю (вполне возможно, это апокриф). Перед поездкой в СССР в конце 1950-х годов он написал своему другу-антикоммунисту Сидни Хуку: «Не волнуйся, советским властям не удастся меня соблазнить. Вернувшись домой, я не буду утверждать, будто у них есть социализм!» Хук вскоре ему ответил: «Меня не это беспокоит, а то, что ты будешь говорить, будто в СССР вовсе НЕТ социализма!» Хука беспокоила наивная борьба за чистоту понятия: если дела со строительством социалистического общества идут не очень хорошо, это не отменяет саму идею, просто мы претворяем ее в жизнь не так, как следовало бы. Разве сегодня мы не обнаруживаем ту же самую наивность у рыночных фундаменталистов? Когда во время недавних телевизионных дебатов во Франции Гай Сорман заявил, будто бы демократия и капитализм обязательно идут рука об руку, я не мог не задать ему очевиднейший вопрос: «А как насчет нынешнего Китая?» Он ответил: «В Китае нет капитализма!» Для убежденного прокапиталиста вроде Сормана, если страна недемократична, то в ней на деле нет капитализма, а есть лишь его изуродованная версия – точно так же, как для демократического коммуниста сталинизм попросту не был подлинной разновидностью коммунизма. Лежащее в основе всего этого заблуждение определить несложно – нечто подобное мы видим в следующей шутке: «Моя невеста никогда не опаздывает на свидание со мной, ведь, опоздав, она перестает быть моей невестой». Вот как апологет рынка с помощью неслыханного идеологического ухищрения объясняет сегодня кризис 2008 года: он был вызван вовсе не провалом свободного рынка, а чрезмерным регулированием государства, то есть по сути рыночная экономика не была по-настоящему рыночной, а по-прежнему оставалась в тисках государства всеобщего благосостояния.
• Здесь мы видим нечто вроде более жестокой версии шутки: «Моя невеста всегда приходит на свидания со мной, ведь стоит ей не прийти, как она перестанет быть моей невестой». Народ всегда поддерживает партию, поскольку человек, который не поддерживает руководящую роль партии, сразу перестает быть представителем народа[28].
• Отметим мимоходом гомологию между «скептическим парадоксом» и структурой шутки, на которую часто обращает внимание Лакан: «Моя невеста всегда приходит на свидание, ведь стоит ей не прийти, как она перестанет быть моей невестой» – «Я никогда не ошибаюсь в применении правила, поскольку мои действия задают само правило»[29].
* * *
Пускай «реально существующий социализм» уже отступил на расстояние, наделяющее его ностальгическими чарами утраченного объекта постмодерна, некоторые из нас до сих пор вспоминают известный польский антикоммунистический анекдот эпохи «реально существующего социализма»: «Социализм – это синтез величайших достижений всех прежних способов производства: у доклассового родоплеменного общества он берет примитивизм, у азиатского способа производства – деспотизм, у Античности – рабство, у феодализма – социальное господство сеньоров над крепостными, у капитализма – эксплуатацию, а у социализма – его название». Разве антисемитский образ Еврея не подчиняется той же самой логике? Он берет у капиталистов их богатства и социальный контроль, у гедонистов – разврат, у коммерциализированной популярной культуры и желтой прессы – их вульгарность, у низших классов – их грязь и плохой запах, у интеллектуалов – их извращенную софистику, а у евреев – их наименование[30].
* * *
Дело не в том, что подобный призыв к большей страсти в политике бессмыслен сам по себе (разумеется, современным левым требуется больше страсти). Проблема в том, что он слишком уж походит на приводимую Лаканом шутку о докторе, у которого спрашивает бесплатный совет его друг. Не желая оказывать свои услуги бесплатно, врач осматривает друга, а затем спокойно заявляет: «Тебе требуется врачебная рекомендация!»[31]
* * *
Пару лет назад по британскому телевидению показали очаровательную рекламу пива. Сюжет первой части ролика следует известной сказке: девушка идет по ручью, видит лягушку, бережно берет ее на колени и целует; разумеется, уродливая лягушка чудесным образом превращается в прекрасного юношу. Однако история на этом не заканчивается: юноша бросает жадный взгляд на девушку, тянет ее к себе, целует – и она превращается в бутылку пива, которую он триумфально держит в руке.
Для женщины здесь суть состоит в том, что ее любовь и привязанность (о которых свидетельствует поцелуй) превращают лягушку в красивого мужчину, то есть в полное фаллическое присутствие. Для мужчины же они сводят женщину к частичному объекту, к причине его желания – objet petit a. При такой асимметрии не существует сексуальных отношений: либо перед нами женщина с лягушкой, либо мужчина с бутылкой пива.
Чего мы никогда не достигаем, так это естественной пары, состоящей из мужчины и женщины. Фантазматическая поддержка подобного рода идеальной пары воплотилась бы в лягушке, обнимающей бутылку пива, – в противоречивой фигуре, которая вместо того, чтобы обеспечить гармонию сексуальных отношений, явственно демонстрирует нам их нелепый диссонанс. (Разумеется, очевидное феминистское замечание будет заключаться в том, что в своем повседневном любовном опыте женщины, скорее, сталкиваются ровно с обратной ситуацией: они целуют красивого юношу, а подобравшись к нему поближе, когда уже все