Читать интересную книгу Рискованный флирт - Чейз Лоретта

Глава 3

Джессике было бы гораздо легче, если бы она узнала, что стала причиной ночных кошмаров Дейна.

То есть начинались сны вполне нормально, доскональными сценами похоти и сладострастия. Поскольку ему часто снились фемины, то при пробуждении его не трогало возбужденное состояние его вошедшего в поговорку «дышла», и маркиз не беспокоился, что видит во сне вызывающую раздражение сестру Берти Трента. Наоборот, Дейн с удовольствием ставил на место надменную гордячку, «синий чулок»: на спину, на колени и не раз в такие позы, какие вряд ли возможны с точки зрения анатомии.

Беда в том, что каждый раз, когда во сне он был на грани того, чтобы залить девственное лоно горячим семенем Баллистеров, он просыпался. Иногда он оказывался по горло в трясине, иногда в кандалах в вонючей камере, и по нему ползали твари, которых он был не в состоянии стряхнуть. Иногда лежал в морге на столе, подготовленный к вскрытию.

Будучи человеком немалого интеллекта, Себастьян не трудился разъяснять себе эти символы. Все, что происходило в ночном кошмаре, было в переносном смысле отражением того, что происходит с мужчиной, когда его подцепит на крючок фемина. Однако он не понимал, зачем мозг предъявляет ему во сне мерзкие картины того, о чем он и так знает.

Годами ему снились женщины, с которыми он не собирался связываться. Несчетное число раз он просыпался и воображал, что проститутка рядом с ним – леди, которая ему нравилась. Совсем недавно он сделал вид, что чувственная французская шлюха была Лилией Боумонт, и он ушел настолько удовлетворенный, как будто она и вправду была той ледяной стервой. Нет, более удовлетворенный, потому что проститутка проявила энтузиазм, а настоящая Лилия Боумонт прочистила бы ему мозги каким-нибудь тупым инструментом.

Короче, до сих пор у Дейна не было противоречий между фантазией и реальностью. Он встретил Джессику Трент и почувствовал совершенно нормальное вожделение. В воображении он жаждал каждую красивую женщину, которую видел. У него был чудовищный сексуальный аппетит, унаследованный, он не сомневался, от шлюхи-матери с ее горячей итальянской кровью. Когда он желал респектабельную фемину, он находил ей на замену проститутку, платил и имел ее.

Что он и сделал во сне с сестрой Трента – вернее, попытался сделать, потому что у него никак не получалось дойти до конца.

Его расстраивали не только сны. Инцидент в заведении «Двадцать восемь» не убил в нем потребности в продажных женщинах, но оставил кислый привкус во рту. Он не вернулся к Хлое, чтобы взять ее там, где оставил, и с тех пор не брал других проституток. Он говорил себе, что извращенное любопытство Боумонта не может быть причиной для полного отказа от услуг проституток. И все-таки Дейн чувствовал крайнее нежелание входить в комнату с какой-нибудь fille de joie,[4] что создавало серьезную проблему, потому что он был слишком привередлив, чтобы поиметь женщину в зловонном парижском переулке.

И потому при несговорчивых снах и противном вкусе во рту он не мог изгнать вожделение к мисс Трент испытанным способом. А потому через неделю у Дейна заметно испортился характер.

И значит, Берти Трент выбрал самое неудачное время, чтобы сообщить ему, что грязная заплесневелая картина, которую мисс Трент купила за десять су, оказалась исключительно ценной русской иконой.

Было несколько минут после полудня, и лорд Дейн только что увернулся от воды, которую выплеснули из лохани с верхнего этажа дома на рю де Прованс. Он был так поглощен процессом спасения своего костюма, что не заметил приближения Трента, а когда заметил, тот был уже рядом и с жаром излагал свои волнующие откровения.

Когда Берти на долю секунды замолк, чтобы набрать в грудь воздуха, маркиз, сдвинув брови, спросил:

– Русская что?

– Акон. То есть это не дрянь какая-нибудь, а их языческая картина с массой золотой краски и золотого листа.

– Думаю, ты имел в виду икону. В таком случае, боюсь, твою сестру разыграли. Кто ей сказал такую чушь?

– Лефевр, – сказал Берти.

Лорд Дейн почувствовал холодок в груди. Лефевр был самым уважаемым оценщиком в Париже. С ним приходили консультироваться даже от Акерманна и «Кристи».

– На свете не счесть икон, – сказал Дейн, – но если эта хорошая, то твоя сестра провернула отличную сделку за десять су.

– В раму вставлены маленькие драгоценные камушки: рубины, жемчуг и прочее.

– Полагаю, подделка.

Берти сморщился, как часто делал, когда тщился что-нибудь осмыслить.

– Знаешь, это было бы странно, скажи? Втыкать пустышки в красивую золотую раму.

– Картина, которую я видел, была в деревянной раме. – У Дейна в голове уже бил молот.

– Так умно сделано, ты себе не представляешь! Деревянная рама была частью кейса, в который ее упрятали. Вот почему она была такая отвратительная. Разве не смешно? Этот хитрый попрошайка Шантуа понятия не имел, что надо снять деревяшку. Он будет рвать на себе волосы, когда узнает.

Дейн размышлял, не оторвать ли Берти голову. Десять су! И Дейн ее отверг, только мельком посмотрел, даже когда его сестрица наставила на нее свою чертову лупу. У нее интересное выражение лица, видите ли. И Дейн отвлекся на живую фемину и ничего не заподозрил.

Потому что там нечего подозревать, сказал он сам себе. У Берти мозгов меньше, чем у павлина, он, как всегда, чего-то не понял. Его «акон» – просто дешевая картинка, которая висит в углу у каждого русского религиозного фанатика; а на раму налеплена блестящая краска и вставлены цветные стеклышки.

– Я, конечно, не скажу Шантуа, – продолжал Берти, понизив голос. – Она просила никому не говорить, особенно тебе. Но я не дрессированный медведь, у меня нет кольца в носу, за которое меня можно водить. Так что я побежал прямо к тебе и нашел в последний момент, потому что она собирается пойти в банк, как только Женевьева приляжет поспать, – и тогда картину запрут в подвале, и ты ее никогда не увидишь, понял?

Маркиз Дейн был в ярости, как и думала Джессика. Он вытянулся в кресле, скрестил руки на груди, полуприкрытыми обсидиановыми глазами медленно обвел кофейню. Таким мрачным, язвительным взглядом Люцифер обводил землю после падения.

Она удивлялась, что этот взгляд не оставляет за собой обугленный след. Посетители кафе только отводили глаза, но как только Дейн, «дыша серой», обратил свое неудовольствие на нее – тут же уставились на него.

Джессика уже решила, как будет разбираться с проблемой, она с раздражением подумала, что было бы легче, если бы Берти был хоть чуточку осмотрительнее. Напрасно она взяла его с собой, когда пошла к Лефевру за картиной, но кто мог знать, что та окажется ценнейшей русской иконой, а не просто работой талантливого художника?

Даже Лефевр удивился, когда приступил к работе и нашел инкрустированную золотую раму, замаскированную деревянной.

Естественно, когда Лефевр закончил и икона стала красивой, блестящей и сверкала камнями, Берти пришел в такое возбуждение, что ничего не желал слушать. Джессика пыталась ему объяснить, что рассказать, об этом Дейну – все равно что помахать красной тряпкой перед быком. Но Берти только фыркал, а потом сказал, что Дейн не опускается до подлостей, не говоря уж о том, что у него дюжина таких икон, а если он захочет то купит еще дюжину.

Что бы там ни было у маркиза Дейна, Джессика не сомневалась, что оно не идет ни в какое сравнение с ее редкостной Богородицей. Когда она утром показала ему икону, у него был скучающий вид, и поздравил он ее в самой снисходительной манере, и смеялся, настаивая, что пойдет с ней и Берти в банк, чтобы отгонять возможных грабителей. Однако Джессика понимала, что ему хочется ее убить.

После того как икону заперли в подвале банка, Дейн предложил зайти в кофейню.

Как только они сели, он отослал Берти найти сигары особого сорта. Джессика подозревала, что такого сорта в природе не существует, и тогда Берти здесь не появится до полуночи. Насколько она знала, в поисках фиктивных сигар он отправится хоть в Вест-Индию, как будто Дейн и вправду Вельзевул, а Берти – его преданный слуга.