Что нужды? Нина (глядя на дорогу)
Твой отец сюда подходит.
Приближаются Платон и священник.
Хумар Лукавый поп! Твердит: "Тамар, Тамар!"
А исподволь готовит мне удар.
Колокола звонят.
Священник Платон, ты слышишь? Платон Видно, кто-то умер. Священник Симон... Платон Вот никогда бы не подумал! Священник Два года он в Тамару был влюблен,
Молил, грозил, стенал и плакал он
И наконец, с собой покончил. Платон Право,
Мне жаль его. Симон был парень бравый. Священник Антон, бедняга, тоже еле жив.
Стал бледен, грустен, страшно молчалив.
И он зачахнет поздно или рано... Платон Что делать! Я дал слово Шейх-Санану.
Я дал обет. Назад мне путь закрыт. Священник Тебя от клятвы церковь разрешит,
Дабы не сделать дочь твою несчастной. Платон (со смехом)
Что? Дочь мою? Вот это уж напрасно!
Ей безразлично, лето иль зима,
Жизнь или смерть, сиянье или тьма... Священник Ах, что за чушь! Стрекочешь, точно галка!
Ужель тебе родную дочь не жалко? Платон (беря священника за руку)
Понятно! Заходи. Ты будешь тут, Когда узнаем мы господень суд.
(Входят в дом)
Из сада выходят Шейх-Санан, оживленный и сияющий. Его волосы и борода совершенно белы, в руке-пастушья палка. Он идет к веранде, останавливается перед Xумар и вопросительно, со значением глядит на нее.
Хумар Что, мой Санан? Какая-нибудь просьба? Шейх-Санан Хумар, теперь просить мне довелось бы
Лишь об одном, лишь у тебя одной,
И, кроме этой просьбы, нет иной.
Ты знаешь все, что было и что сталось.
О чем же мне еще просить осталось? Хумар (учтиво)
Слова твои приятны и скромны,
Но все же до конца мне не ясны. Серго (входя, шейху)
Какие-то в чалмах из страшной дали
Прошли через моря, через пески
И целый день, мой шейх, тебя искали
Как бывшие твои ученики. Шейх-Санан (сердито и устало)
Свиней напоминает их порода,
Которых я пасу уже два года.
Им ученичество не по плечу,
Скажи, что я их видеть не хочу.
(Хумар, с глубокой нежностью)
Хумар, Хумар, в моей любви бескрайней
Нет никакой неясности и тайны.
Я для тебя отрекся от корана,
От имени, от славы, от друзей,
Стал свинопасом...
(Снимает шапку) Рано, слишком рано
Стал старика согбенного белей.
Два года не смеялся я ни разу,
Два года был в плену одной мечты,
Жил этой грезой, отвергая разум,
А ты, мой ангел? Что мне скажешь ты?
Что ты решишь, мой ангел ясноликий? Хумар (печально)
Ах, Шейх-Санан, подвижник мой великий!
(Не в состоянии продолжать) Шейх-Санан Решай, Хумар, теперь решаешь ты.
Ты светоч красоты и доброты,
И, что ты ни решишь, все будет свято.
Когда в волненьи слушаешь меня ты.
Я над собой не властен - все отдам
Тебе, твоим глазам, твоим устам.
Они и мукой веселят мне душу,
Я ради них себя дотла разрушу,
Я буду счастлив, если милый взор
Мне выразит сомненье иль укор:
Ведь даже в них таится близость наша,
А гибель от тебя - блаженства чаша.
Священник, Платон и Нина выходят на веренду.
Платон Опять чего-то хочет Шейх-Санан? Шейх-Санан Я вспомнил, что обет тобою дан. Священник Какой обет? Нам, право, недосужно... Шейх-Санан (досадливо) Я не с тобой. Тебя-то мне не нужно. Священник Ох, наш Меджнун! Совсем рехнулся он. Шейх-Санан Кто всех срамит, сам разума лишен. Платон Что ж, спросим у Тамар... Священник Платон, помилуй,
Девичье слово не имеет силы.
Да он и сам зарока не сдержал:
Он втайне Магомета ублажал,
Был верен лживым догматам ислама... Платон Не может быть! Священник Увы, увы, хотя мы
Поверили ему, наш свинопас
Коран читает и творит намаз. Шейх-Санан (Платону) Я не слыхал бесстыднее навета! Священник (бросаясь к нему и оголяя его грудь) А где твой крест, угодник Магомета?! Шейх-Санан Мой крест, как и коран, в душе моей,
А совесть - мой имам и архиерей.
(Указывая на большой крест на груди священника)
Иные крест целуют, им грозятся, А в их утробе дьяволы резвятся. Священник (в замешательстве)
Молчи, отступник, нечестивец, враг! Шейх-Санан Я замолчал. И все же это так. Священник Прочь, негодяй! Нет от тебя покоя!
Найди себе пристанище другое... Хумар О! Платон Полно, отче, ты уж слишком яр... Священник Уйди от нас! Ты надоел Тамар!
Рывком вталкивает Хумар и Платона в комнату, входит за ними. На веранде остается растерянная Нина.
Шейх-Санан (отчаянно) Хумар, не уходи. Вернись, мой ангел. Хумар, прости. Хоть отзовись, мой ангел. Хоть выгляни и брось прощальный взор. Вся жизнь моя - ошибка и позор. Я больше не желаю жить, довольно. Я отгорел. Жить - это слишком больно. Я больше не могу. Погас, потух. Я ухожу - не шейх и не пастух. О, выйди хоть на миг. Давай простимся. Взгляну на милый лик, и возвратимсяТы - к прежней жизни, я - в небытие. О, покажись, сокровище мое! Дай на тебя взглянуть, мой ангел кроткий. Мне снова в путь, последний и короткий.
Ждет, стоя у дороги, смотрит разочарованно, с тоской, потом нетвердым шагом безумного уходит направо.
Хумар (выбегая, Нине) Где Шейх-Санан? Нина Ушел он, твой Меджнун... Хумар Убил его, убил презренный лгун!
А я замкнула слух, смежила веки... О господи, ведь он ушел навеки...
Поспешно уходит за шейхом, Нина - за ней. Слева появляются Оздемир, Огуз, Шейх-Хади, другие шейхи и мюриды.
Шейхи и мюриды
Скажите нам, где победитель зла?
Где веры неизменная кыбла?
Где знамя правды? Где Кааба знаний? Священник (вместе с Платоном выходя на веранду) О ком вы? Все О великом Шейх-Санане!
Ответьте нам, скажите нам, где он? Священник Черт знает где. Его прогнали вон. Все Проклятый поп, ты что-то смел на диво.
И удержу не знает твой язык.
Смотри, ты пожалеешь, долгогривый,
Что на людей достойных поднял крик. Платон Друзья, зачем стоять вам у порога?
Расположитесь здесь, зайдите в дом.
Санан вернется. Подождем немного.
Санан придет. Немного подождем. Девушки, юноши и подростки (проходят и поют разноголосо, не в лад)
Нам фиалки май принес,
Гиацинты, купы роз,
Соловей поет, как будто
Задает душе вопрос...
Нина, запыхавшись, появляется справа. Кричит и плачет.
Нина Тамар бежала из дому! Она
Вслед за Сананом из дому бежала! Платон (гневно священнику)
Теперь-то ты доволен, сатана?
Из-за тебя дождался я скандала! Священник (проходящим грузинам)
Вы слышите? Тамару шейх увел!
Догоним их! Здесь явный произвол! Грузины В погоню, люди! Девушку украли! Шейх-Хади (мусульманам) Пойдем и мы! Настигнем их в пути! Мусульмане Без нас они укроются едва ли,
Должны мы от погони их спасти!
(Торопливо следуют за грузинами)
Занавес
СЦЕНА ВТОРАЯ
Закат. Над Курой обрывается отвесная скала. Поодаль, по ту сторону скалы, маленькая лужайка. С той стороны скалы которая не видна зрителям, есть тропа на вершину, со стороны же сцены - обрыв. Когда поднимается занавес, где-то вдали слышится щемящая мелодия пастушьей свирели. Шейх-Санан задумчиво и устало стоит на вершине скалы с непокрытой головой. Волосы его развеваются, в руке палка. Он тяжело дышит, сделав несколько шагов, оглядывается, вздыхает, вытирает пот со лба рукавом. Появляется старый дервиш. Увидев Шейх-Санана, бросает на него удивленно-иронический взгляд, громко хохочет.
Дервиш Да это ты ли? Что с тобой, скажи?
Где шейхи, где мюриды, где хаджи?
Не видно ни следа былого блеска...
Я поражен: отличье слишком резко. Шейх-Санан (глядя вдаль, указывает на что-то дервишу) Неверно, что за мною нет толпы: Не только шейхи-даже и попы Идут за мной. Убогое обличье Предполагает новое величье. Сей странный мусульманин, Шейх-Санан
Теперь привлек потоки христиан.
Как видишь, целый мир мне поклонился...
Любуйся же: ты вовремя явился! Дервиш (вглядываясь, озадаченно)
По-моему, они хотят напасть,
В их лицах и глазах - слепая страсть.
Растут как туча. Держатся все вместе.
Боюсь, что эти люди жаждут мести. Шейх-Санан (внимательно смотрит)
Да, мести, крови, изуверских кар...
Идут, спешат, и впереди - Хумар. Дервиш Что вызвало их гнев сверх всякой меры? Шейх-Санан Извечный спор религии и веры. Дервиш (брезгливо)
Религия и догма, страшный сон!
Теперь и ты узрел, как страшен он.
О, если б сбросил этот мир вериги
Застывших догм, бесчисленных религий! Шейх-Санан (глядя вдаль, глухо)
Ну, Шейх-Санан, гордись и созерцай,
Какой обрел ты благодатный рай.
Он мудрым словом был тебе завещан:
Все зло и горе мира - из-за женщин. Дервиш О чьем ты слове вспомнил? Шейх-Санан Шейх-Кабир,
Моей далекой юности кумир,
Мудрец и прозорливец вдохновенный,
Когда-то предсказал мне эту сцену. Дервиш Мой шейх, ты сбросил путы естества,
В тебе отныне истина жива,
Твой ум прозрел мистические выси,
Особый мир - не в Мекке, не в Тифлисе.
Божественным сиянием одет,
Теперь и сам ты источаешь свет,